Трепет - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 23

– Каша! – качал поначалу головой Литус, попытавшись провести с Лавой несколько схваток. – Каша и в голове, и в теле. И пусть каша наваристая, с мясом, с маслом, но все равно – каша. И не в том дело, что ты мало знаешь, знаешь ты как раз много, и умеешь немало, но все это свалено в тебя кучей, да еще и перемешано, и перепутано. Такое ощущение, что дом построен начиная с крыши!

– Однако построен, – огрызалась Лава. – И крыша не протекает.

– Не протекает, – усмехался Литус. – Зато двери устроены не на первом этаже, а на втором, и, открыв любую из них, ты рискуешь сломать шею.

– И все-таки дом не только построен, но в нем даже два этажа! – продолжила яркое сравнение Лава. – С какого этажа надо начинать перестройку?

– С фундамента, – твердо сказал Литус и первый урок начал как раз у стога, в уютную пещерку в котором Лава забралась уже в темноте, взмыленная и уже нисколько не озабоченная своим возможным запахом и чем-то подобным. Во всяком случае, ей было чем занять голову. Хотя бы тем, что в одном она убедилась точно – ее словно обучили неизвестному языку, добились того, чтобы она бойко произносила незнакомые слова, но не потрудились объяснить, что эти слова обозначают. Как раз разъяснением и занялся Литус, предупредив, правда, что Лава сможет считать себя хотя бы средним мастером только тогда, когда эти объяснения забудет или вовсе выкинет из головы.

– Как это? – не поняла Лава, потирая заработанные после очередного занятия синяки.

– Как в языке, – объяснил Литус. – Тебя учат говорить на незнакомом языке. Объясняют смысл слов, затверживают с тобой фразы, поправляют то, как ты произносишь непривычные звуки, но ты поднимешься в искусстве толмачества на первую ступень только тогда, когда перестанешь переводить в голове каждую фразу с родного языка на чужой. Когда начнешь думать на чужом языке.

– Как же мне начать думать на чужом языке, имея в виду фехтование? – не поняла Лава.

– В фехтовании как раз думать не надо, – опять начал говорить непонятные слова Литус. – Нужно научиться дышать, видеть и слышать.

«Интересно, – подумала тогда Лава, – а что же я делала до сих пор? Не дышала, не видела и не слышала?»

– Что ты будешь делать, когда найдешь того, кто выковал эту чешуйку? – спросила Литуса Лава, когда долгий и утомительный путь стал как будто привычным, легкий морозец уже казался оттепелью, а за течением Азу, к которой вновь вышли путники, показались башни Эбаббара.

– Найду того, кто заказал ему ее, – ответил Литус.

– А потом? – спросила Лава.

– Убью его, – сказал Литус.

– А потом? – не отставала Лава.

– Не думал об этом, – признался Литус, – но я ищу его уже давно и, надеюсь, скоро найду. А тебе зачем?

– Да вот думаю, – призналась Лава, – успеешь ли ты сделать из меня хотя бы сносного фехтовальщика, если найдешь нужного кузнеца в Эбаббаре?

– Сносного вряд ли, а хорошего вполне, – твердо пообещал Литус. – Я же не переучиваю тебя? Я упорядочиваю.

…Упорядочивание отложилось на два дня. Парома у Эбаббара не было, а приличная барка нашлась в нахоритской деревне едва ли не на полпути к Турше, да и та была вытащена на берег и приготовлена к зиме. Но монеты сделали свое дело, и на третий день Литус и Лава сошли на Эбаббарскую пристань. Правда, предварительно натерли лица соком какой-то едкой травы, что сделало узколицего Литуса широкомордым здоровяком, а уж что сделало с Лавой, та могла только догадываться, ощупывая странно вспухшее лицо пальцами и ловя тайные усмешки спутника.

– Не понимаю, – стала она вполголоса возмущаться, поднимаясь вслед за Литусом вверх по безлюдной в это время года одной из эбаббарских улиц. – Какой смысл был мазать лицо мне? Неужели кто-то может узнать дочь Кастора Арундо в черноволосом мальчишке? У меня нет знакомых в Эбаббаре!

– Могут появиться, – объяснил ей Литус. – Так пусть они, если им придет в голову такая блажь, ищут круглолицых знакомцев, а не нас с тобой.

– Ты собираешься здесь… натворить дел? – осторожно поинтересовалась Лава.

– Не исключаю такого поворота событий, – задумался Литус. – Но уж лошадей нам продать придется точно. И лучше это сделать, пока полнота не сошла с наших лиц. То есть или сегодня, или завтра.

– Обязательно? – с грустью потрепала своего мула по морде Лава.

– Да, – кивнул Литус. – Там, куда мы направимся вскоре, лошади нам не пригодятся. Да и не та это скотинка, о которой следовало бы жалеть.

– А куда мы… – начала Лава, но тут же замолчала, потому что Литус прижал палец к губам. Мимо них, цокая копытами по заледеневшей мостовой, промчался эскорт из двух десятков всадников. Мечи у них были в ножнах, но у каждого имелось в руке копье, как будто вымазанное уже подсохшей гнилью.

– Сигнум Белуа, – прошептал Литус, когда эскорт удалился. – И его воины. Кажется, расширение Светлой Пустоши не принесло облегчения в его жизнь.

– Я не узнала его, – покачала головой Лава.

– Не узнал, – поправил ее Литус. – Даже когда нас никто не слышит, говори о себе как о Теребе. Тогда в нужный момент ты не оговоришься и не подвергнешь нас опасности. Поняла?

– Понял, – угрюмо кивнула Лава.

– Хорошо, – кивнул Литус. – Мы пришли, кстати.

Она с недоверием присмотрелась к высокой ограде, за которой поднимались несколько зданий и откуда доносился звон молотов и запах гари.

– Это трактир? Постоялый двор?

– Вынужден тебя огорчить, – проговорил Литус, заводя лошадь в открывшиеся ворота. – Это цех кузнецов Эбаббара. Они, конечно, не сравнятся с мастерством кузнецов Лаписа или Дакки, но, поверь мне, не только оружие может служить предметом гордости мастера. Во всяком случае, кузнецы Ардууса обмолвились, что самую тонкую работу надо заказывать здесь. Оставляй мула у охранника и ни о чем не думай. Тут не обманут. Если есть люди чести, то это не только воины, но и настоящие мастера. Тем более что мешки у нас за спинами.

Литус бросил поводья лошади охраннику, которым оказался одетый в безразмерный тулуп юнец, перебросился с ним парой фраз и двинулся вдоль улицы, которую составляли каменные здания, явно не предназначенные для спокойного и тихого проживания. То там, то здесь гремели молоты и молотки, иногда из ворот выскакивали подмастерья в фартуках, чтобы сунуть какую-нибудь железку с шипением в грязный сугроб, но лишнего народца между мастерскими не наблюдалось, а когда Литус свернул к двухэтажным домам, возле которых было чуть тише, обледенелая улица и вовсе обезлюдела.

– И трактира здесь нет точно? – почти в отчаянии простонала Лава.

– Посмотрим, – задумался Литус. – Если наш разговор будет удачным, тогда считай, что нет. А если неудачным, то мне потребуется время, чтобы все обдумать. Трактир для этого – не самое плохое место.

– Энки всеблагой, – пробормотала Лава, кусая губы. – Если бы я знала, что когда-нибудь ради ведра теплой воды буду призывать неудачу на свою голову… – И тут же поправилась: – Нет, если бы я знал, что когда-нибудь…

…Домик, в приоткрытые ворота которого вошел Литус, ничем не выделялся. Пожалуй, он даже был ниже соседних. И никакие кованые или литые украшения не покрывали его стены, не окружали узором окна, не завивались скобами на полотне дубовой двери. Но и сама дверь, и посыпанный песком лед у входа, и ровные стекла в окнах на втором этаже – все говорило об основательности и серьезности хозяина строения.

Литус постучал в дверь, а когда где-то вверху раздался раздраженный голос, повысил голос и сам:

– Мастер Фарб мне нужен! Я по рекомендации!

За дверью заскрипели ступени, затем загремел запор, дверь приоткрылась, и Лава увидела седого калама. Длинные волосы его перехватывала лента, а одежду и порты прикрывал кожаный фартук. В руке его был молот.

– Я мастер Фарб, – процедил мужчина. – Что надо?

– В Ардуусе говорят, что лучше мастера Фарба в Эбаббаре нет, – поклонился старику Литус. – У меня есть заказ для тебя.

– А денег хватит? – ухмыльнулся кузнец.

– Должно хватить, – оживился Литус. – Вещица нужна маленькая, но тонкой работы.