Зима в Простоквашино (с иллюстрациями) - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/6
По телевизору уже показывали подвал Дома журналистов и всех участников будущего концерта.
Как дядя Фёдор, Матроскин и папа ни всматривались, они не видели мамы Риммы.
Папа сразу приуныл: где это их мама?
И тогда он сказал:
– Дорогие гости, у меня грустное настроение. Давайте петь песни.
Все участники банкета как обрадуются! (Они не знали, куда руки, ноги девать, чем надо узбекский плов есть: вилками, ложками или половником, а тут им дело предложили.) Они все как запоют!
Но никто из них ни одной песни до конца не знал. И у них вот что получилось. Сначала Печкин запел:
Дальше он не знал, что там было, поэтому замолчал. Тут Евсевна с горушки начала:
Получилось, что в глухой степи расцветали яблони и груши и текла речка. Евсевна стала петь дальше:
– Выходила, песню заводила… – и, как назло, тоже забыла слова.
Тут уже дядя Фёдор запел:
Получилось, что Катюша на берегу крутом поёт песню крокодила Гены. Вышло складно, но неправильно. Потому что когда Катюша выходила на берег крутой, песни крокодила Гены ещё на свете не было.
А дальше получалась вообще какая-то белиберда:
Тут почтальон Печкин заплакал и сквозь слёзы запел:
– Почему? – спросил папа.
– Кондуктор не успел нажать на тормоза!
– Ну вот что, – сказал папа. – Это не пение. Это безобразие. Вы, дорогие гости, ни одной песни до конца не знаете. Вот сейчас я сам спою вам казачью песню про ракитовый куст. Уж я-то все слова помню. – Он повернулся к Матроскину и тихо спросил:
– Матроскин, а как гармониста Шуряйку полностью звать?
– Шуряйка, – отвечает кот.
– А по отчеству?
– Николаевич.
– Уважаемый Шуряйка Николаевич, – сказал папа, – подыграйте мне.
Гармонист Шуряйка заиграл, а папа запел:
И вдруг все услышали, что кто-то папе подпевает. Все услышали красивый женский голос:
– Это ветер завывает! – сказал Матроскин.
– Это крыша звенит, – сказал Печкин.
– Это домовые веселятся, – сказал дед Александр из-за церкви.
– Это мама поёт! – закричал дядя Фёдор. – Смотрите, вот она в телевизоре!
И тут в окошко почты кто-то постучал – и вошла мама в лыжном костюме и с рюкзаком. Рядом с ней была большая тётя – вся в вязаном лыжном костюме, в свитере и шапочке.
Бедный Печкин от удивления так глаза вытаращил, что они чуть на пол не упали. Он говорит:
– Смотрите, до чего техника дошла! Вашу маму тут и там передают!
Папа от удивления даже язык проглотил. А дед Александр из-за церкви сказал:
– Ну вот. А говорил, что все слова помнит!
А мама объяснила:
– Это не техника дошла. Это я сама на лыжах дошла.
– Знакомьтесь, – сказала мама и показала на вязаную тетю: – Это Валя Арбузова. Наш менеджер по колготкам.
Дядя Фёдор бросился к маме на шею. Папа стал целовать тётю Валю Арбузову. А Матроскин спросил:
– Мама Римма, как вы нас в такую погоду нашли? Ведь до станции четыре километра сугробами.
– По запаху, – говорит Шарик. – Я, например, такой плов узбекский и за пять километров отыщу.
– По радиомаяку, – сказала мама. – Смотрите, какой приборчик и какую записку я нашла у себя в сумочке.
Она показала всем радиоуказатель, который коту Матроскину для Мурки приготовили, и записку.
Записка была такая:
Мама, это указатель радиомаячка, который мы купили для коровы Мурки. Приезжай к нам в Простоквашино на последней электричке. Указатель покажет тебе дорогу. Я включу маячок.
Мы тебя ждём. Твой сын дядя Фёдор.
А дальше такое веселье началось, какого в Простоквашино никогда ещё не было. Все стали друг с другом целоваться. Только с почтальоном Печкиным никто целоваться не хотел: у него усы кусачие. Он со своей лизучей шицу целовался.
Папа угостил всех своим знаменитым пловом из гречки. А потом папа и мама запели вместе знаменитую казачью песню про ракитовый куст:
Я бы вам её пересказал, дорогие читатели, но я, как и многие из вас, никогда не запоминаю песни до конца.
И тут часы забили двенадцать. Поэтому:
КО…
БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!
БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!
…НЕЦ
- Предыдущая
- 6/6