Мор, ученик Смерти - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 30

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая

Проблема заключалась в том, что обе реальности были настоящими.

На данном этапе горизонт исторических событий находился от города примерно в двадцати милях и пока еще не бросался в глаза. По этой причине величина определенной характеристики — назовем ее разницей исторических давлений — пока что не достигла критической отметки. Но она неуклонно росла.

Воздух над сырыми капустными полями таил в себе напряжение, он поблескивал И издавал легкий пузырчатый треск, точно там жарили кузнечиков.

Люди не более способны изменить ход истории, чем птицы — небо. Все, что они могут, — это воспользоваться моментом и вставить свой небольшой узор.

Мало-помалу неумолимая, как ледник, и гораздо более холодная настоящая реальность таранила себе путь обратно в Сто Лат.

Первым, кто это заметил, был Мор. Рабочий день, казалось, никогда не кончится. Подопечные попались не из легких. Скалолаз до последнего момента цеплялся за оледенелый выступ. Чиновник обозвал Мора лакеем монархистского государства. И только старая дама ста трех лет, которая отбывала к месту своего назначения в окружении скорбящих родственников, улыбнулась ему и сказала, что он выглядит несколько бледным.

Солнце Плоского мира уже приближалось к горизонту, когда Бинки утомленным галопом промчалась над Сто Латом. В какой-то момент Мор посмотрел вниз и увидел границу, отделяющую одну реальность от другой. Эта была изгибающаяся полукругом легкая серебристая дымка. Сверху она напоминала медленно полощущуюся в воздухе огромную полупрозрачную простыню. Он не знал, что это такое. Но у него возникло отвратительное предчувствие, что в данном явлении виноват именно он.

Он отпустил поводья, позволив лошади легкой трусцой спускаться к земле, пока ее копыта не коснулись земли в нескольких ярдах от стены лучащегося воздуха. Стена перемещалась чуть медленнее пешехода и издавала легкий свист, проплывая, словно призрак, по окоченевшим капустным полям и замерзшим канавам.

Это была холодная ночь, из тех, во время которых меряются силами мороз и туман. Каждый звук был приглушен. Дыхание Бинки вырывалось облачными фонтанами в неподвижном воздухе. Лошадь тихонько заржала, как будто извиняясь, и забила копытом в землю.

Мор спешился и осторожно приблизился к стене. Она слегка потрескивала.

В ее глубине мерцали загадочные поблескивающие образы. Они плыли, смещались и исчезали.

После недолгих поисков он нашел палку и ткнул ею в стену. От места тычка разошлась странная рябь, похожая на круги от брошенного в воду камня.

Постепенно она превратилась в легкое подрагивание и наконец затихла совсем.

Над головой мелькнула какая-то тень. Мор посмотрел вверх. Это была черная сова, патрулирующая канавы в поисках чего-нибудь маленького и пищащего.

Она врезалась в стену на лету. Всплеск искрящейся дымки — и рябь на поверхности образовала совиный силуэт. Он все рос и распространялся, пока не присоединился к бурлящей игре внутри стены.

А затем исчез. Мор видел все, что происходит за прозрачной стеной.

Можно было со всей уверенностью утверждать, что на той стороне сова не появилась. Пока он стоял, ломая голову над только что увиденным, посверкивающую гладь нарушил еще один беззвучный всплеск. В нескольких футах от него птица вновь ворвалась в поле видимости. Происшедшее, кажется, нисколько не взволновало ее. Она возобновила свой бреющий полет над полями.

Собравшись с духом, Мор шагнул через барьер, который вовсе не был барьером. Тот ответил легким звоном.

Мгновение спустя вслед за ним прорвалась Бинки. Лошадь отчаянно вращала глазами, за копытами тянулись прилипшие нитеобразные обрывки нутра стены.

Бинки встала на дыбы, по-собачьи помотала гривой, стряхивая льнущие волокна тумана, и устремила на Мора умоляюще-вопросительный взгляд.

Ухватив Бинки за уздечку, Мор успокаивающе похлопал лошадь по морде.

Покопавшись, он выудил из кармана изрядно испачканный кусок сахара. Он чувствовал, что находится в присутствии чего-то очень важного, но пока не мог понять, что это такое.

Здесь была дорога. Она бежала между двумя рядами намокших и сумрачных ив. Вновь сев верхом, Мор шпорами направил Бинки в сочащийся каплями мрак под опахалами веток.

На некотором расстоянии различались огни Сто Гелита. С виду он не сильно отличался от маленького провинциального городка. А это туманное сияние на самой границе видимости, должно быть, Сто Лат. Мор с томлением посмотрел на него.

Барьер беспокоил его. Сквозь ветки деревьев было видно, как он ползет над полем.

Мор уже хотел направить Бинки обратно в небо, когда увидел прямо перед собой свет. Свет был теплым и зовущим. Он лился из окон большого здания, стоящего на обочине дороги. Пожалуй, это был свет того сорта, который всегда радует человеку сердце, но в данной обстановке и в контрасте с настроением Мора он казался просто экстатическим.

Подъехав ближе, Мор узрел движущиеся силуэты. Ему удалось даже уловить несколько обрывков песни. Это был постоялый двор, и люди внутри проводили время за весельем — или за тем, что сходит за веселье, если вы крестьянин и большую часть времени проводите, тщательно ухаживая за капустой. После капусты что угодно покажется забавой.

Внутри находились человеческие существа, предававшиеся немудреным человеческим развлечениям, вроде — напиться и забыть слова песни.

Покинув родные края, Мор ни разу по-настоящему не тосковал по дому.

Возможно, это объяснялось тем, что его голова была забита другими вещами. Но сейчас он впервые ощутил ноющую боль, тоску — не по месту, а по состоянию души. Ему вновь захотелось стать обычным человечком с незамысловатыми тревогами о простых вещах, вроде денег и болезней других людей…

«Надо выпить, — подумал он. — От этого должно полегчать».

Сбоку от главного здания располагалась открытая конюшня, и он завел Бинки в теплую темноту, уже давшую приют трем лошадям. Развязывая котомку с кормом, Мор гадал, чувствует ли Бинки по отношению к обычным лошадям, ведущим менее сверхъестественный образ жизни, то же, что он испытывает по отношению к другим людям.

Безусловно, по сравнению с остальными скакунами, настороженно разглядывающими ее, она выглядела внушительно. Бинки была настоящей лошадью — об этом свидетельствовали волдыри от ручки лопаты на руках Мора — и, по сравнению с другими, она казалась более реальной, чем когда бы то ни было раньше. Более материальной. Более лошадной. Чем-то слегка большим, чем жизнь.

Фактически Мор находился на грани того, чтобы вывести важное умозаключение. И очень жаль, что по пути к низкой двери постоялого двора он отвлекся. Его заинтересовала вывеска. Художник, нарисовавший ее, не был особенно одаренным. Однако в линии рта и массе огненно-рыжих волос портрета «Галавы Принцесы» безошибочно узнавалась Кели.

Он вздохнул и взялся за ручку двери. Дверь открылась. Собрание мгновенно умолкло. Все, как один, уставились на него тем честным деревенским взглядом, который гласит, что здесь ни за кем не заржавеет прихлопнуть вас лопатой и зарыть ваше бренное тело под кучей компоста в полнолунье.

Пожалуй, сейчас стоит приглядеться к Мору еще раз, поскольку за последние несколько глав он существенно изменился. Хотя коленей и локтей у него по-прежнему было более чем достаточно, они, кажется, переместились на свои нормальные места. Он уже не двигался так, как будто его суставы удерживаются вместе лишь благодаря эластичным лентам. Прежде вид у него был такой, как будто он не знает вообще ничего; теперь он выглядит так, словно знает слишком много. Что-то в его глазах заставляет думать, что он видел то, чего обычные люди никогда не увидят — или, по крайней мере, никогда не увидят больше одного раза.

Появились и другие изменения. Во всем его облике есть теперь нечто, заставляющее стороннего наблюдателя подумать: причинить этому юноше неудобство будет примерно так же умно, как пнуть осиное гнездо. Себе дороже.

Короче, он теперь не похож на то, что кот притащил в дом и от чего его потом стошнило.

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая