Маскарад - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 36

• Предыдущая
• 36/92
• Следующая

— Послушай., ну что мы людей по пустякам отвлекаем? — нянюшка уже изо всех сил тянула матушку за руку.

— Почему по пустякам? Мне, например, очень интересно, как выглядит настоящая Гита Ягг, — возразила матушка.

Выхватив сложенный листок из рук Козлингера, она внимательно изучила нянюшкин портрет.

— Ха! Ну да… Гита Ягг собственной персоной, — наконец ухмыльнулась матушка. — Ну как же, вылитая: Помню-помню, этот молодой художник целое лето проболтался у вас в Ланкре.

— Раньше я носила длинные волосы, — пробормотала нянюшка.

— Да-да, — кивнула матушка. — Честно говоря, не знала, что портретов было несколько.

— О, сама знаешь, как это бывает в молодости, — в голосе нянюшки прозвучала мечтательность. — Тебя рисуют, рисуют, рисуют, и так все лето напролет… — Она вдруг очнулась от сладких мечтаний. — Кстати, с тех пор я ничуточки не прибавила в весе. Все такая же стройная, — добавила она.

— Ага, только центр тяжести немножко сместился, — ядовито уточнила матушка, возвращая набросок Козлингеру, — Это действительно Гита Ягг, — подтвердила она. — Но только шестьдесят лет и несколько слоев одежды тому назад.

— То есть ты пытаешься меня убедить, что к Банановому Изумлению прилагается вот это?

— А ты сам-то пробовал Банановое Изумление?

— Господин Стригс, начальник печатного цеха, пробовал.

— Ну и как, изумился?

— Вполне. Зато как потом изумилась госпожа Стригс…

— Такое случается, — встряла нянюшка. — Хотя, наверное, я слегка переборщила с мускатным орехом.

Козлингер уставился на нее. Похоже, его уверенность несколько отступила под натиском неопровержимых доказательств. Одного вида улыбочки нянюшки Ягг было достаточно, чтобы поверить: эта женщина вполне может написать что-нибудь вроде «Радости Домовводства».

— Так эту книгу в самом деле написала ты? — спросил он.

— По памяти, — горделиво уточнила нянюшка.

— И сейчас она хотела бы получить причитающиеся ей по закону деньги, — вставила матушка.

Господина Козлингера передернуло, как будто он только что съел лимон и запил его уксусом.

— Но мы ведь вернули ей ее деньги, — осторожно произнес он.

— Вот видишь? — произнесла нянюшка упавшим голосом. — Я же говорила тебе, Эсме…

— Этого недостаточно, — наступала матушка.

— Вполне достаточно…

— Очень даже достаточно! — подхватил Козлингер.

— А я говорю, нет, — гнула свое матушка. — Она хочет долю с каждого проданного экземпляра.

— То есть вы хотите, чтобы я выплачивал вам роялти?

— Зачем мне какие-то рояли, что я с ними буду делать? — испугалась нянюшка [5] .

— Закрой рот, — отрезала матушка. — Если что, возьмем роялями. Но лучше деньгами, господин Козлингер.

— А если я не соглашусь, что тогда? Матушка ответила разъяренным взглядом.

— Тогда мы уйдем и обдумаем наши дальнейшие действия.

— И это не пустая угроза, — честно предупредила нянюшка. — Есть много людей, которые потом горько пожалели, что дали Эсме возможность обдумать дальнейшие действия.

— Ну так возвращайтесь, как что-нибудь придумаете! — отрезал Козлингер. С этими словами он ринулся прочь. — Что за времена: авторы хотят, чтобы им платили, да где это видано…

Вскоре он исчез, затерявшись среди книжных кип.

— Э-э… как ты считаешь, переговоры прошли успешно? — произнесла нянюшка.

Матушка бросила взгляд на ближайший стол, на котором громоздились длинные листы бумаги, и повернулась к стоящему рядом гному, который до этого момента с интересом следил за ходом спора.

— Что это такое? — спросила она.

— Гранки для «Ещегодника». — Догадавшись по выражению матушкиного лица, что она ничего не поняла, гном пояснил: — Вроде как пробная книжка. Удостовериться, что все грамматические ошибки на месте.

Матушка взяла один лист.

— Гита, идем отсюда, — сказала она и направилась прочь.

— Слушай, Эсме, зачем нам неприятности, а? — затараторила нянюшка Ягг, торопясь вслед за матушкой. — В конце концов, это всего лишь деньги…

— Теперь уже нет, — покачала головой матушка. — Теперь это сведение счетов.

Господин Бадья взял скрипку. Она была разломана на две части, удерживаемые вместе лишь струнами. Одна из струн жалобно тренькнула.

— Ну кому все это могло понадобиться? — вздохнул он. — Вот скажи мне, Зальцелла, только честно… чем вообще отличается опера от сумасшедшего дома?

— Это вопрос с подвохом?

— Нет!

— Тогда скажу. У нас декорации лучше. Ага! Так я и думал…

Порывшись среди сломанных инструментов, он снова поднялся, сжимая в пальцах письмо.

— Хотите, чтобы я его вскрыл? — спросил он. — Адресовано вам.

Бадья прикрыл глаза.

— Вскрывай, — произнес он. — Сколько там восклицательных знаков?

— Пять.

— О.

Зальцелла передал Бадье письмо.

"Дорогой Бадья, — гласило оно. —

Уууууулюлюууу"

Ахахахахахахахаха!!!!!

Ваш навеки

Призрак Оперы".

— И что нам делать? — беспомощно спросил Бадья. — То он посылает вежливые записочки, то начинает записывать свой безумный хохот!

— Герр Трубельмахер отправил весь оркестр на поиски новых инструментов, — произнес Зальцелла.

— А что, скрипки еще дороже, чем пуанты?

— Не много найдется в мире вещей более дорогостоящих, чем пуанты. Однако скрипки именно из их числа.

— Опять расходы!

— Похоже, вы правы.

— Но мне казалось, Призрак любит музыку! Герр Трубельмахер говорит, что орган вообще не подлежит восстановлению!!!

Бадья резко прервался. До него вдруг дошло, что восклицает он несколько чаще, чем подобает человеку в здравом уме.

— Так или иначе, — устало продолжил он, — полагаю, что шоу должно продолжаться.

— Воистину так, — подтвердил Зальцелла. Бадья потряс головой.

— Как идет подготовка к сегодняшнему представлению?

— Думаю, все получится, если вы об этом. Похоже, Пердита хорошо понимает, как надо исполнять партию.

— А Кристина?

— А эта поразительно хорошо понимает, как надо носить платье. Вместе они составляют настоящую примадонну.

• Предыдущая
• 36/92
• Следующая