Выбери любимый жанр

Сокровище чаши - Александров Глеб Юрьевич - Страница 19


Изменить размер шрифта:

19

Амедей покраснел и уставился на траву под ногами, а Гьянг, не переставая улыбаться , вновь обратился к шаммару.

- А ты – Наврунг, второй пилот корабля, сын своего отца Тимлоа.

Слова Гьянга звучали скорее утвердительно, чем вопросительно, но присущие ему мягкость и жизнерадостность не вызывали в атланте чувства униженности. Удивительно, но с ним, пленным шаммаром, этот арий разговаривал скорее как с другом, чем как с врагом. Наврунг медленно перевел глаза на Гьянга:

-Ты знаешь.

Гьянг, все такой же веселый и искренний, продолжал:

- А что, старик Тимлоа все также лечит застарелый ревматизм акульим жиром и не хочет обращаться к Ракшасам?

Этот вопрос задел шаммара за живое, его взгляд приобрел осмысленность, он вперил удивленные глаза в лицо Гьянга, пытаясь одним только взглядом выведать, что тот знает о его родне, и спросил, отчеканивая каждое слово:

- Откуда ты, чужеземец, знаешь это?

Рассмеявшись заразительным смехом жизнерадостного человека, Гьянг продолжил:

- Если бы старый Тимлоа добавлял в свои компрессы щепотку жгучего красного перца, он бы уже давно вылечился.

Удивлению Наврунга не было границ: этот человек не только не убил его, но даже советует, как его отцу излечиться от застарелой болезни… Правильно говорят люди, что если на одну чашу весов положить всю ненависть Ракшасов, а на другую - все сострадание ариев, то чаша ариев окажется гораздо тяжелее. И не потому, что ненависть Ракшасов слаба, нет: она, как старое вино, с каждым годом все крепче; но сердце ариев, как бездонные глубины океана, безмерно больше любых человеческих чувств. Они могут простить все. И прощают, если видят тому причину.

В то утро атлант впервые в жизни почувствовал в своем сердце теплоту благодарности к этому смеющемуся человеку, и теплота этого чувства вызвала в Наврунге больше удивления, чем его неожиданное спасение от смерти. В это утро Гьянг приобрел большого друга в лице этого отважного и невозмутимого пилота черного вимана, превратившегося из символа страха в символ бесстрашия.

Посейдонис, замок Ракшаса

Той уже несколько дней сидел в каменном мешке в полутьме. Когда становилось совсем темно, он понимал, что пришла ночь.

Когда стыки камней становились видны в сером свете, падающем сверху, было ясно, что наступил день. Кормили один раз в день. По представлениям атлантов, на обед были крошки от хлеба и капля воды, но Той мог не только насытиться, но и сохранить кое-что про запас – неизвестно, что ждало его дальше.

На четвёртый день пребывания Тоя в темнице охранник пришёл не днём, как обычно, а утром.

Взяв малыша в огромную руку, как мы берём котят или стакан с водой, гигантский шаммар, огромный даже по понятиям шаммаров, понёс его в помещение, где когда-то страшный Ракшас смотрел Тою в глаза, пронзая мозг до самого основания.

То же помещение, тот же Ракшас.

Огромный зал со стрельчатыми окнами был полон света, которого было так мало в темнице. Той зажмурился. После небольшого путешествия в ладони шаммара голова кружилась, как от качки, немного мутило – то ли от волнения, то ли от недоедания.

Ракшас повернулся к Тою как раз в тот момент, когда тот стал различать окружающие предметы в ярком свете солнца.

- Теперь ты мой раб и будешь делать, что я скажу.

Той молча кивнул и стал рассматривать пальцы своих ног – так не хотелось ему встречаться взглядом со страшным колдуном.

Колдун помедлил и продолжил:

- Будешь прислуживать мне.

Той опять кивнул, не проявляя никаких эмоций.

Колдун остался удовлетворённым и пошёл прочь из комнаты. Той засеменил следом, ведь теперь он стал его вещью.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, они вышли к воздушной пристани, где ждал небольшой серебристый, сверкающий на солнце виман колдуна.

Кроме вынужденного путешествия в сети на нижней палубе вимана пиратов, Тою не приходилось летать, и кораблей до этого он не видел. Он был удивлен.

Во-первых, этот виман был не колоколообразный, как корабль пиратов, но подобен большой птице, с крыльями и хвостом. Он и выполнен был как фантастическая птица, с серебряным оперением, головой с клювом и хищными лапами.

Во-вторых, внутри всё просто потрясало воображение: такой роскошной отделки невозможно было и представить малышу, жившему в бедной горной деревушке. Всё сверкало золотом, стены были в шелках, а кресла, огромные, мягкие, отделаны дорогой кожей, крепкой, но мягкой.

Рули и рычаги управления золотые, с огромными драгоценными камнями, ими же была отделана панель с приборами, находящаяся перед глазами сидящего колдуна.

Малыш тихо забился в уголок и весь недолгий путь до дома колдуна сидел не шелохнувшись.

Полёт был завершён, и малыш, как хвостик, вышел вслед за своим господином.

Дом его нового хозяина располагался на склоне горы, над огромным городом, сияющим золотом и серебром крыш. Вообще, весь город был, строго говоря, расположен на склоне высокой горы, венчающейся заснеженной вершиной.

Дом Ракшаса был очень, очень большим. Скорее он напоминал маленькую крепость, с большими стенами и башнями, с многоэтажными постройкам внутри стен. Территория двора была гораздо больше всей деревни Тоя. Всё говорило о богатстве и могуществе хозяина. Даже пристань столь богато была отделана драгоценными породами дерева и металлами, что казалось, будто роскошь, уже не помещаясь в стенах замка, вырвалась наружу, на пристань.

Как только виман причалил, тут же выбежал мальчик в богатых одеждах и, склонившись, не смея поднять на хозяина глаз, отточенными движениями пришвартовал виман толстым пеньковым канатом.

Ракшас с Тоем вошли в огромную дверь, в которой золота, казалось, было больше, чем дерева.

С этого дня началась жизнь Тоя в этом огромном замке.

Россия, декабрь 1994 года

Началась зима, и город замело быстро и тихо. Белые сугробы вызывали радость и воспоминания о чём-то чистом: о каких-то горах или горных лесах, где свет солнца отражается на снежном насте, играя миллионами искр, слепя неосторожных путников.

Занятия в медицинской академии шли своим чередом, был уже третий курс.

В тот вечер у мамы был день рождения, и гости до часу ночи пили, ели и веселились, пели застольные песни и долго не хотели уходить.

Когда наконец почти все разошлись, оказалось, что кто-то из близких друзей останется на ночь у нас. Места хватало всем, и вот уже дом погрузился в мерное сопение подгулявших людей.

Заснул и я.

Это был не сон, я точно знаю.

Душа моя вылетела из меня и стала осматриваться. Я летел над полем, по краю леса.

В подлунном мире снег искрился не как на солнце, и глубокие тёмно-синие тени деревьев покрывали часть снежной целины. Наст был плотным, несмотря на начало зимы, и снег волнами больше напоминал застывшее море, чем занесённые поля.

На краю поля, у стены высоких елей, стояла одинокая изба без света. Я почти замер. Открылась дверь, и из избы вышла женщина лет пятидесяти, немного грузная, но не дряхлая. Подперев руками бока, она посмотрела в небо перед собой, и мне показалось, что она видит меня. Посмотрев немного, она покачала головой, как бы желая сказать: «Вот что делается-то, а?»

Я хорошо рассмотрел её лицо и мог бы узнать его позже.

Но тут из окружающего меня воздуха вдруг стали образовываться прозрачные смерчи.

Сначала я не обратил на них внимания, но очень быстро они набрали такую силу, что стали уже влиять на меня, и с каждой секундой всё сильнее.

Вдруг оказалось, что это и не смерчи вовсе, а бесплотные духи воздуха и что сила их велика, и вот уже они подхватили меня и потянули вниз. Мое бесплотное тело оказалось очень даже плотным для них: они нашли в нем и руки, и спину и, заломив руки за спину, поставили меня на колени… И всё это было в воздухе!

19
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело