Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 45
- Предыдущая
- 45/87
- Следующая
Поначалу император не был слишком многословен. Вероятно, гибель Депьена и Тремо давила на него. Он всегда был сдержанным человеком, а в это время, когда час за часом приходили известия об очередном успехе врагов или предательстве друзей, он меньше всего был расположен к веселой беседе. Тем не менее, подумав, что бумаги, которые он ценил так высоко, спрятаны у него на груди, а еще несколько часов назад казалось, что они безвозвратно утеряны, я решил, что после того, как именно я вернул их хозяину, могу ожидать некоторого уважения. Очевидно, та же мысль посетила и императора, и как только мы свернули с главной дороги на лесную тропу, он рассказал мне то, что я более всего желал бы услышать.
– Что касается бумаг, – начал он. – Как я уже говорил, никто, кроме вас или меня, не будет знать, где они спрятаны. Мой мамелюк принес лопаты к голубятне, но больше я ничего ему не сказал. План привезти бумаги из Парижа родился в понедельник. Три человека знали о нем: женщина и двое мужчин. Женщине я доверяю безоговорочно. Кто из двоих мужчин предал меня, я пока не знаю, но думаю, что выясню уже очень скоро.
Мы продвигались в тени деревьев. Император щелкал хлыстом по сапогу и раз за разом нюхал табак – как всегда, когда был взволнован.
– Вы, безусловно, удивлены, – произнес он после длительной паузы, – почему эти негодяи не остановили карету в Париже, вместо того чтобы подстеречь ее в Фонтенбло.
Говоря по правде, я об этом как-то не подумал. Однако я не желал показаться глупее, чем меня считал император, и подтвердил, что действительно удивлен.
– Если б они поступили так, то вызвали бы грандиозный публичный скандал и рисковали бы провалить всю затею. Тайник в карете невозможно обнаружить, не разобрав ее на части. Он спланировал операцию прекрасно. Он всегда планирует прекрасно, да и выбрал хороших исполнителей. Но мои их превзошли!
Я не стану, друзья мои, повторять вам все, о чем говорил император, пока мы медленно продвигались вперед вдоль темных деревьев и через огромный лес под серебристым сиянием луны. Я навсегда запомнил каждое его слово. Прежде чем умереть, я хотел бы записать их, чтобы потомки прочли слова великого человека. Император откровенно рассказывал о своем прошлом, меньше – о будущем, а также о преданности Макдональда и предательстве Мармона. Он вспоминал о маленьком Римском короле с такой же нежностью, с какой обычный человек говорит о своем единственном ребенке, и, наконец, о своем тесте, австрийском императоре{119}, который, по его мнению, защитит его от врагов. Я же молчал, хорошо помня, что своими рассуждениями уже раз навлек на себя его упреки. Я ехал рядом и никак не мог поверить, что великий император, человек, один только взгляд которого вызывал у меня трепет, делится со мной самым сокровенным. Его слова грохотали у меня в голове, как копыта скачущего в атаку галопом эскадрона. Вероятно, после всяческих словесных изысков и придворной дипломатии он находил облегчение в такой беседе, когда можно излить душу простому солдату вроде меня.
Так мы с императором – и через много лет я счастлив и горд, что имею основание произнести вместе эти два слова, – я и император медленно ехали через лес Фонтенбло, пока наконец не добрались до голубятни. Справа от полусгнившей двери прислонились к стене три лопаты. Когда я увидел их, мне на глаза навернулись слезы: я вспомнил тех, для кого они предназначались. Император взял одну, а я – другую.
– Поторапливайтесь, – сказал он. – Иначе мы не успеем добраться во дворец до рассвета.
Выкопав яму, мы вложили бумаги в пистолетную кобуру, чтобы уберечь от сырости, опустили ее на дно и засыпали землей. Затем аккуратно разровняли землю и прикрыли сверху тяжелым камнем. Осмелюсь заявить, что император никогда не работал руками с тех пор, как молодым артиллерийским офицером рыл траншеи при осаде Тулона{120}. Он то и дело промокал пот со лба шелковым носовым платком.
Из голубятни мы вышли с первыми лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь мощные деревья. Император положил руку мне на плечо, а я приготовился помочь ему сесть на коня.
– Мы оставили бумаги здесь, – торжественно сказал он. – Я желаю, чтобы здесь же осталась и сама мысль о них. Пускай эти воспоминания сотрутся из вашей памяти и оживут только тогда, когда вы получите подписанный лично мной приказ, скрепленный моей печатью. Теперь же вы обязаны забыть все, что случилось.
– Я уже все забыл, сир, – ответил я.
Мы вместе доехали до окрестностей городка. Там я получил его приказ удалиться. Я отдал честь и уже развернул лошадь, как он позвал меня.
– В лесу очень легко потеряться, – сказал он. – Вы уверены, что мы закопали бумаги на северо-восточной стороне?
– Закопали что, сир?
– Бумаги, конечно! – воскликнул он раздраженно.
– Какие бумаги, сир?
– Черт побери, бумаги, которые вы мне привезли!
– Я на самом деле не понимаю, о чем говорит ваше величество.
Он вспыхнул от гнева, но уже через мгновение расхохотался.
– Неплохо, бригадир Жерар! – воскликнул он. – Я начинаю верить, что вы такой же хороший дипломат, как и солдат.
Так закончились мои приключения, в которых я неожиданно для себя стал другом и поверенным императора. Вернувшись с Эльбы{121}, он не стал выкапывать бумаги, посчитав, что должен сначала упрочить свое положение. Бумаги остались спрятанными в углу старой голубятни, когда император отправился в ссылку на остров Святой Елены. Тогда-то он пожелал передать бумаги в руки своих сторонников и написал мне, как я потом узнал, три письма, но все их перехватили бдительные стражи. В конце концов он предложил самостоятельно содержать себя, что было совсем несложно, учитывая те огромные суммы, которые он мог заполучить, если бы письма добрались до адресата. Его запрос был отклонен, и бумаги находились в тайнике до его смерти. Я бы рассказал о том, как мы с графом Бертраном откопали их и в чьи руки они затем попали, но дело пока еще не кончено.
Однажды вы услышите об этих бумагах и убедитесь, что великий человек способен потрясти Европу даже из могилы. Когда наступит этот день, вы вспомните об Этьене Жераре и расскажете своим детям, что слышали эту историю из уст человека, который непосредственно участвовал в ней и единственный остался в живых. Этого человека искушал маршал Бертье. Он же возглавлял бешеную погоню по парижской дороге, удостоился объятий самого императора и скакал рядом с ним в лунную ночь в лесу Фонтенбло.
Почки лопаются на деревьях, и птицы поют, друзья мои. Вы с бoльшим удовольствием погуляете на солнышке, чем станете слушать рассказы старого израненного солдата. И все же вам стоит сохранить в памяти то, о чем я говорю, ведь еще много раз будут лопаться почки и петь птицы весной, прежде чем Франция увидит второго такого повелителя, как тот, служить которому мы почитали за великую честь…
Приключения бригадира Жерара
Il etait brave mais avec cette graine de foilie dans sa bravoure que les Francais aiment.
Он был смел, но с той долей безрассудства, которая так нравится французам в отваге.
Пролог
Надеюсь, что некоторые читатели настолько заинтересуются краткими историями наполеоновских солдат, что захотят докопаться до самых истоков. То время изобиловало материалами о войне, написанными в наиболее человечной и живописной форме из всего, что мне когда-либо доводилось видеть. Кроме работ профессиональных историков, которые посвящены биографиям исторических персонажей, существуют многочисленные воспоминания, написанные непосредственными участниками боевых действий, в которых отображены их чувства и переживания, а также боевой путь частей и родов войск. В этом смысле наиболее повезло кавалерии. Так, Де Рока в своих «Memoires sur la guerre des Francais en Espagne» («Записки французского офицера о войне в Испании») описал действия гусар, в то время как Де Нейль в «Memoires sur la guerre d’Espagne» («Воспоминания о войне в Испании») поведал о той же кампании, но с точки зрения драгуна. «Souvenirs Militaires du Colonel Gonneville» («Военные мемуары полковника Гонневилля») описывает ряд войн, включая боевые действия в Испании, увиденные из-под стального, с высоким волосяным гребнем шлема кирасира. В долгом ряду военных мемуаров особое место занимают воспоминания Марбо, которые доступны на английском языке. Марбо служил егерем. Таким образом, его воспоминания являются очередным рассказом кавалериста. Среди множества книг, которые помогут читателю лучше понять солдат Наполеона, я особенно рекомендую «Les Cahiers du Capitaine Coignet» («Тетради капитана Конье»). Книга посвящена подвигам рядового гвардейца. Не следует забывать и о «Les Memoires du Sergeant Bourgoyne» («Мемуары сержанта Бюргойна»). Сержант также служил в гвардии. Дневник сержанта Фрикасса и воспоминания Фезенака и Де Сегюра дополняют список материалов, которые я переработал, пытаясь передать истинную историческую и военную атмосферу, в которой действует вымышленный персонаж.
- Предыдущая
- 45/87
- Следующая