Из варяг в хазары - Посняков Андрей - Страница 32

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая

По смолистому стволу сосны шустро скользнула вниз белка, маленькая, рыжевато-серая, с длинным пушистым хвостом. Встав на задние лапы, посмотрела на горящий костер, затем — вопросительно — на сидевших вокруг костра людей. Не перепадет ли от них что съедобное? Хоть уже и осень, и в лесу полно вкусных орехов, и сделаны запасы на зиму, а вот ведь всё мало. Маленький зверек белка, но жадный. И вредный — до чрезвычайности. Одно слово — грызун. Такой же, как полевая мышь или крыса, только что мех у белки пушистый, да и то не летом, а зимой. А поскольку до зимы еще далеко, то и стрелу на белку тратить зазорно. Снорри почесал за ухом, нагнулся и швырнул в зверька первый попавшийся под руку камень. Белка ловко уклонилась и проворно юркнула в буровато-красные заросли высоких папоротников. Только пушистый хвост мелькнул. Устыдившись своего ребячества — как-никак восемнадцать годков уже, — Снорри исподтишка осмотрелся — нет, вроде никто не заметил его дурацкого поступка, все — Хельги-ярл, послушник Никифор (бывший раб Трэль), Радимир, Ирландец — молча хлебали аппетитное дымящееся варево. За ними, ближе к ладьям, горели костры гребцов и слуг.

Хазарский купец Вергел к вечеру почувствовал себя не очень хорошо и залег пораньше в шатер, выпив на сон грядущий горького отвара из сушеных трав. Отвар тот, как хвастал Вергел, помогал ему ото всех болезней. Ну, а раз не было у костра Вергела — не было и Халисы, и Имата. Халиса скучала в своем шатре в одиночестве, коря себя — вот же, дура, не догадалась взять с собой служанку или подыскать по пути какую-нибудь сметливую рабыню.

Имат тем временем, исполняя важное поручение купца, тщательно подсчитывал оставшиеся товары. Через три дня — Итиль-город, стольный град великого кагана хазар. Дом. А что толку в таком доме? Кто он, собственно говоря, такой, Имат? Честно признать, человечишка роду незнатного, к знати-тарханам не принадлежащего, бедного. Даже, стыдно сказать, до сих пор еще не принял Имат иудейскую веру, которую каган считал исконно своей, а многие хазарские орды — особенно в степях, далеко от Итиля — вовсе и не признавали, оставаясь по-прежнему поклонниками множества местных богов, из числа которых они всё более возвеличивали небесного бога Тенгри. Имат же слишком долго прожил в стольном граде Итиле, чтобы не понимать: если хочешь чего-то достичь — следует стать иудеем. А достичь хотелось много, и прежде всего — богатства и власти. Одно с другим связано неразрывно.

Вот, к примеру, взять Вергела-купца. Вроде бы чем не жизнь? И богат, и дочь красавица, и наложницы из разных стран, на любой вкус. Ан нет! В любой момент может быть Вертел лишен всего по первому же слову кагана-бека, истинного правителя Хазарии. Ведь кто такой каган? Это персона священная, озаренная божественным светом. Дело ли его — вникать в пустые земные дела? Конечно, нет, у кагана дела поважнее — быть заступником хазар на небе и охранителем их от всякого зла. Делами земными каган-бек занимается, или шад, как его тоже иногда называют. И у самого кагана, и у каган-бека, родичей полно — вот они, родичи-то, всю власть и имеют. Жаль только, что Имат по отношению к ним… даже не седьмая вода на киселе. Вот и крутись, как хочешь. Да еще, того гляди, заподозрят в связях с людьми халифа багдадского, которые спят и видят, как бы отобрать у хазар все цветущие города — Саркел, Семендер, Итиль.

Недаром каган-бек так ненавидит поклонников Магомета. За все их подлости именем великого кагана велено срыть в Итиле-городе все мечети, а муэдзинов и мулл предать позорной смерти. Ох, как обрадовались этому решению раввины из синагог Итиля! Жаль, нет у Имата знакомого раввина, не успел еще обзавестись нужными связями: как приехал из степей, из захудалого своего рода, к дальнему родственнику, Вергелу, так всё по его купеческим делам и ездил по стране — от Итиля до Семендера, что на другом конце великого южного моря, тянущегося до самой Персии. Ничего-то нет у Имата — ни связей, ни влиятельных родичей, один Вергел-купец, который, конечно, помогает, но возможности его не так велики, как хотелось бы. Вот и приходится крутиться самому. Иногда так запаришься — думаешь, бросил бы всё да и вернулся в родные степи… но — Халиса…

Халиса! Как только увидел ее впервые Имат, так почувствовал, как защемило сердце. Искра любви в душе его, раз вспыхнув, горела с такой силой, что Имат, понимая, что он и Халиса вряд ли когда-нибудь будут вместе, даже был готов отправиться в самую далекую торговую экспедицию, вот хоть в землю склавинов-русов. Может быть, хотя бы в разлуке сердце забудет образ любимой? Нет… В этот далекий поход Вергел взял с собой и Халису. Халиса…

Всё чаще замечал Имат, как ищет красавица хазарка встречи с молодым варяжским ярлом. Попадается тому на глаза, будто случайно, проходит мимо, покачивая бедрами и бросая томные взгляды… Для Имата взгляды эти — нож в сердце. А ведь у варяга есть все шансы завладеть Халисой. Говорят, он знатного рода, а если так, то вполне может стать главным охранителем священной особы кагана. Лишь только примет иудейскую веру, и тогда… И тогда станет желанным зятем Вергела! А он, Имат? Приказчик заскрежетал зубами и, достав плеть, яростно хлестнул одного из рабов, недостаточно быстро убравшегося с его пути.

А Хельги-ярл всё так же сидел у костра в компании друзей-приятелей, и ничто его, кажется, не интересовало.

— Добрий ночи, кынязь, — услышал вдруг он за спиной приглушенный голос. Обернулся — один из старых слуг, почтительно стоя поодаль, делал призывные знаки.

— Что такое?

— Хозяйка Халиса желает видеть тебя, кынязь.

— Халиса? — Хельги улыбнулся. — Что ж, веди.

Она встретила его, как и всегда, полулежа. Распахнутый халат, алый, шелковый, расшитый золотыми узорами, открывал любопытному взору плоский живот красавицы, стройные бедра, затянутые в зеленые шальвары из полупрозрачной паволоки, узкий лиф — не поймешь, чего там больше, ткани или золота и драгоценностей?

— Расскажи мне про свою страну, Хельги-ярл, — попросила Халиса, указывая вошедшему на место подле себя. — Ты обещал, помнишь?

Хельги сглотнул слюну, чувствуя рядом с собой близость горячего бедра хазарской красавицы. А та томно потянулась, и красный шелк халата словно бы невзначай сполз с ее смуглого плеча вниз.

Хельги рассказывал, не сводя с девушки глаз, а та придвигалась всё ближе и ближе…

Ярл говорил о белых снегах Халогаланда, о синих фьордах и бурном волнующемся море, о смелых мореходах-викингах, о буре и о славных конунгах. Халиса слушала, и в черных глазах ее вспыхивали золотистые искры. И ни он, ни она не знали, что в кустах вереска, рядом с шатром, притаился терзаемый ревностью старший приказчик Имат. Уши его слышали приглушенный голос Халисы, глаза видели пред собой не ночь и звезды, а нечто совсем иное — смуглое девичье тело в руках счастливого соперника, руки сами собой судорожно сжимали кинжал. О, как было бы сладостно сейчас ворваться в шатер и вонзить холодное лезвие в спину ненавистного варяга! О Тенгри, сделаешь ли ты эту мечту явью?

Не в силах больше вынести того, что происходило в шатре, вернее, того, что сам себе напридумывал, Имат с бьющимся сердцем приподнял полог…

Парочка скромно сидела. Но! Рука Халисы лежала в руке варяга!!!

— Скорей! — ворвавшись в шатер, закричал Имат. — Там! Там! — Он указывал куда-то в сторону леса.

— Что случилось? — С обнаженным мечом Хельги выскочил из шатра.

— Там, в лесу… Я видел там всадников! — Приказчик наконец придумал, что сказать.

— Сколько и где именно? — спрашивал на бегу ярл.

• Предыдущая
• 32/66
• Следующая