Черный престол - Посняков Андрей - Страница 42
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
К вечеру, сидя в уголке, у старого причала, чародеи-жемчужники подсчитывали дневную добычу. Неплохой выдался день, таких бы побольше. Грех богов гневить — пять жемчужин, три беличьи шкурки, серебряных монет две, шапка, кошачьим мехом отороченная, две рубахи беленых, да небеленого холста одна. Проигравшие-то так и пошли домой без рубах, вот потеха-то!
Хевроний, улыбаясь солнышку щербатым ртом, подбросил на ладони дирхем.... Поймал. Снова подбросил — опять поймал. Подбросил...
Чья-то рука ловко прибрала монету.
Хевроний, а с ним и молодцы, и дед с отроком — все, кроме Неруча кривоносого, тот к Мечиславу как убег, так не возвращался еще, — переглянулись. Ну-ка, кто тут шутки нехорошие шутит?
Обернулись — и осеклись.
Перед ними стоял воин. Сильный, в длинной серебристой кольчуге, переливающейся на солнце яркими зайчиками, в ромейских золоченых поножах и таких же наручах, в островерхом шлеме, прикрывавшем верхнюю часть лица блестящей стальной полумаской с прорезанными очами. К полумаске была прикреплена кольчужная сетка, не дававшая возможности разглядеть лицо воина.
Повертев пальцами монету, незнакомец молча убрал ее к себе в объемистый кошель, привязанный к поясу, и так же молча требовательно протянул руку:
— Остальное тоже сюда. Быстро!
Похватав увесистые дубины, молодцы вскочили было на ноги — проучить нежданного лиходея. Куда там! Хевроний не понял, что и произошло-то. Воин в кольчуге даже не доставал меча, лишь просто махнул ногами — и молодцы со стоном улетели в кусты.
— Сидеть! — Одним взглядом пригвоздив к месту собиравшихся незаметно дать деру деда с отроком, воин вытащил меч и подошел к молодцам. — Сесть. Рядом! — Острием меча он указал на старые мостки. Вокруг буйно разрослись бузина и ива, заросли были таким густыми, что местами казались вообще непроходимыми.
Опасливо косясь на меч, молодцы проворно исполнили указание. Сообразили, что шутить с ними никто не намерен. Всё более чем серьезно. Ну, не убили пока, и то хорошо.
Хевроний, ни жив ни мертв от страха, протянул лиходею-кольчужнику всю дневную добычу и на всякий случай поклонился.
Лиходей, глухо — из-под кольчужки-бармицы — усмехнувшись, выбрал кольцо, взял двумя пальцами, поднял над головой...
Вжжик!!!
Словно молния, в воздухе просвистела стрела и, пронзив кольцо, впилась в мостки между ногами деда.
В страхе Хевроний закрыл глаза... а когда открыл, воина уже не было. Искать его охотников не нашлось. Помнили, как метко стреляет его сообщник...
Ближе к ночи в корчме Мечислава-людина случился шумный скандал. Вернее, скандалил и шумел сам Мечислав — длиннорукий толстоносый тип, весь заросший рыжеватыми волосами. Схватив попавшийся под руку корец, запустил им в очаг. Пнул ногой котел, растоптал ногами оловянный кубок, привезенный с далекой аглицкой земли. Буйствовал. И причины на то были!
За сегодняшний день неизвестные злодеи, хорошо вооруженные, в кольчугах и шлемах, ограбили почти всех его людей: артель чаровника Хеврония, двух конокрадов, менялу Людоту и даже старика Исфагила — хазарина, невесть когда прижившегося в Киеве и промышлявшего мелкими кражами на Подоле.
Убыток оказался значительным, но не в этом было дело, в другом: хорошо, если неизвестные наглецы — приезжие и, схватив куш, угомонятся. А если нет? Это что же — постоянно с ними делиться? Нет, надо что-то немедленно предпринять.
— И что ты сейчас сделаешь? — охладил пыл Мечислава зашедший в корчму Ильман Карась. — Подожди-ко лучше до завтра. Может, и ничего.
— Как же, ничего! Да их тут артель целая, лиходеев этих. Кто в серебряных кольчугах, кто в черненых, кто вовсе без кольчуги да без шлема, только рожа одна плащом до бровей замотана. Может, князю пожаловаться?
— Погоди князю... — Ильман Карась отмахнулся. Жаловаться князьям — Хаскульду или тому же Дирмунду — было, по его мнению, бесполезно. Сильно подозревал Ильман, что грабежами балуется кто-то из старшей дружины, — судя по рассказам, вооружены налетчики были не хило. Мечи, шлемы, кольчуги. Нет, это не голь перекатная! Гриди... А то и повыше.
Вовсе не за этим пришел к Мечиславу Ильман Карась. За другим... Посидел немного у очага, ноги вытянув, потер на щеке бородавицу. Спросил:
— Чегой-то не вижу парня твоего, Ярила?
— А, про Зевоту спрашиваешь. — Выпустив злость и оттого несколько успокоившись, Мечислав-людин присел на лавку рядом. — К себе на Почайну отпросился на день Зевота. Завтра с утра объявится, куда ему деться.
— Завтра так завтра, — покладисто согласился Карась. — Я-то уйду раненько, а ты парню своему, Яриле этому, вели с кем-нибудь из твоих отправиться, вроде как для присмотру или охранщиком. Лишь бы весь день на виду был.
— С Хевронием-чаровником и отправлю. — Нахмурившись, Мечислав исподлобья посмотрел на гостя: — Ярил Зевота?
— Кто знает? — усмехнулся Ильман Карась. — Но проверить надо!
Полдня Ярил Зевота слонялся по рынку вместе с парой молодцов — охраняли чаровника Хеврония, ловко крутившего свои чарки меж пристанью и торгом. Место жулики выбрали удачно, народ — купцы с помощниками, корабельщики, мелкие торговцы, смерды — во множестве шастал туда-сюда, то с пристани к торгу, то, наоборот, с торга на пристань. Собственно, никто не мог бы сказать точно, где начинался рынок и кончалась пристань. Разве что у самых мостков никто не торговал... ну, это на первый взгляд так казалось. Вон, уже прибежали туда вездесущие мальчишки-квасники с большими плетеными флягами за спиною:
— А вот квасок! Холодненький, забористый. А уж вкусен! Налетай, гость, покуда не скис.
Тут же и лепешечники:
— Лепешки горячие, аржаные, овсяные! Съешь одну — на день сыт будешь!
Вроде бы без дела толкавшийся у пристани Хельги-ярл съел пару лепешек — и вправду еще теплых, — запил забористым квасом и, утерев усы и бородку подолом рубахи квасника, повернул к длинным рядам торговцев.
— Жемчужина речная, редкая, угадаешь — твоя будет! Не стой, паря, дубом, лови свое счастие!
Увидев Хеврония с чарками, Хельги усмехнулся и, пройдя мимо, остановился у горшечного ряда. Внимательно осмотрел кувшины, скривился недовольно — чтоб все, кому надо, видели. Выспросил громко, на весь торг, где самые лучшие горшечники живут. Кивнул, да и, не таясь, зашагал к коновязи.
Ярил Зевота, в посконной рубахе с вышивкой, давно уже заприметил ярла, но подойти боялся, хоть и имел что сказать. С утра еще проговорился Мечислав-людин о том, что собирается большой караван в древлянскую землю, и собирает его Харинтий Гусь.
Услыхав то, Ярил про себя хмыкнул — ясно, что за караван, коли Харинтий Гусь за хозяина. Невольничий! Только вот почему к древлянам? Было бы ясно, ежели б к ромеям иль в степь. А зачем древлянам невольники? Чем они их кормить-то будут, посконники занюханные, коли самим частенько жрать нечего? Нет, не продаст там Гусь никого...
Впрочем, Харинтий выжига известный и вряд ли решился бы на заведомо разорительное предприятие. Но почему к древлянам? Если бы к радимичам, тогда понятно... Что ж, выходит, и в древлянской земле что-то у кого-то затевается? Дела интересные, надо бы сообщить варягу. А тот, глядишь, и совсем отпустит...
Эх, вот бы забрать у него состриженные волосы, тогда можно было б и не спрашиваясь улепетнуть куда подальше... Ярил вздохнул и тут же посмеялся своим мыслям. Улепетнуть... А куда? На Почайне в родовом селении спину горбить? Больно надо, давно отвык он от этого. В другой город податься? В Чернигов, Смоленск или еще дальше, в Ладогу? Так он там чужаком будет, не заработает ничего, разве только артельщиком на разгрузке, да ведь и не возьмут в артельщики чужого. Нет, из Киева дорога заказана. Тут следует жить, негде больше. Только надо затаиться на время, затихнуть, как карась в тине. Переждать... Опять же — где? К купцам, что ли, наняться, что в Царь-град ходят? Так ведь не сезон... Следующей весной можно будет, но до того времени что еще случится, известно лишь одним богам. Похоже, один путь — служить верно варягу. И лишнюю куну подзаработать можно, и — в случае чего — какая-никакая защита. Варяг — воин знатный. Как там его? Олег? Нет, это по-киевски — Олег, а на их говоре — Хельги. Хельги-ярл. Вон он, у горшечников трется...
- Предыдущая
- 42/67
- Следующая
