365 лучших сказок мира - Одоевский Владимир Федорович - Страница 55
- Предыдущая
- 55/518
- Следующая
– Вероятно, вы все время сражались с пиктами? – заметил Ден.
– Пикты сражаются редко. Около полугода я не видел ни одного воюющего пикта. Мирные пикты сказали нам, что все они ушли на север.
– Что значит мирный пикт? – спросил Ден.
– Это такой пикт (их было много), который умеет сказать несколько слов на нашем языке и перебирается через стену, чтобы продать лошадь или собаку-волкодава. Без лошади, собаки и друга человек погиб бы на стене. Боги даровали мне все эти три дара, а нет дара лучше дружбы. Вспомни об этом, – Парнезий обратился к Дену, – когда сделаешься взрослым молодым человеком. Твоя судьба зависит от твоего первого истинного друга.
– Он хочет сказать, – улыбаясь, заметил Пек, – что, желая быть порядочным малым, ты должен в юности приобрести хороших друзей. Но если в ранней молодости ты сам будешь поступать низко, у тебя будут низкие друзья. Прислушайся к словам о дружбе, которые говорит благочестивый Парнезий.
– Я совсем не благочестив, – ответил Парнезий. – Но знаю, что значит быть хорошим человеком, и хотя мой друг не имел надежды на счастливое будущее, он был в десять раз лучше меня. Не смейся же, фавн.
– О, вечная юность, верующая всему! – крикнул Пек, качаясь на высокой ветке бука. – Расскажи же им о твоем Пертинаксе.
– Это был посланный мне богами друг. Я говорю о первом юноше, который заговорил со мною. Он был немного старше меня и командовал когортой Августы Виктории в башне между нашей и нумидийской. По совести, он был гораздо лучше меня.
– Почему же он служил на стене? – быстро спросила Уна. – Ведь все они сделали что-нибудь дурное? Вы сами сказали это.
– Его отец умер; он был племянником очень знатного и богатого человека, не всегда добро относившегося к его матери. Когда Пертинакс вырос, он узнал это; тогда его дядя хитростью и силой отправил его к стене. Мы познакомились во время одной церемонии в нашем храме… в темноте. Это было во время убиения быка, – объяснил Парнезий Пеку.
– Знаю, – сказал Пек, он повернулся к детям и прибавил: – Вы не вполне поймете это, – сказал он. – Парнезий говорит, что он встретил Пертинакса в храме.
– Да, мы впервые встретились в подземелье, и оба получили звание грифонов. – Парнезий коснулся рукой своей шеи. – Пертинакс уже два года пробыл на стене и хорошо знал пиктов. Прежде всего он познакомил меня с обычаем «носить на себе вереск».
– Я не понимаю, что это значит, – проговорил Ден.
– Научил охотиться в стране пиктов вместе с тихим пиктом. Пока человек остается гостем такого пикта и носит на себе ветку вереска, этот человек в полной безопасности. Если бы кто-нибудь, не пикт, отправился в заросли один, он, конечно, погиб бы от стрел, а, может быть, раньше утонул бы в трясине. Только одни пикты умеют находить дорогу через эти черные, скрытые топи. Самым большим нашим другом был старый одноглазый Алло, иссохший пикт, у которого мы купили наших лошадей. Сперва мы уходили в низины, только чтобы вырваться из ужасного города и поговорить о родине. Позже Алло научил нас охотиться на волков, на больших рыжих оленей, широкие рога которых похожи на еврейские подсвечники. Прирожденные римские офицеры из-за этого смотрели на нас сверху вниз, но мы предпочитали вересковые заросли их развлечениям. Поверь мне, – Парнезий снова обратился к Дену, – ничто истинно дурное не пристанет к юноше, когда он сидит на лошади или преследует оленя. Помнишь ли ты, о фавн, – он повернулся к Пеку, – тот маленький алтарь, который я выстроил Сильвану Пану на окраине соснового леса за ручьем?
– Который? Камень с изречением из сочинений Ксенофонта? – совсем новым голосом спросил Пек.
– Нет, что я знаю о Ксенофонте? Тот алтарь сложил Пертинакс после того, как он случайно застрелил стрелой первого горного зайца. Я сделал свой алтарь из круглых валунов в память моего первого медведя. Эта постройка заняла целый день; как мне было хорошо! – Парнезий быстро взглянул на детей.
– Вот так-то мы прожили два года на стене; маленькие стычки с пиктами, частые охоты со старым Алло в стране пиктов заполняли все наше время. Иногда старик называл нас своими детьми. Мы очень любили его и его варваров; однако никогда не позволяли им раскрасить нас по-пиктски. Следы их красок остаются до самой смерти.
– А как это делалось? – спросил Ден. – Это было что-нибудь вроде татуирования?
– Они сжимают кожу так, что выступает кровь, и тогда втирают в нее цветные соки. Ото лба до щиколоток Алло был выкрашен в синюю, зеленую и красную краски. Он нам сказал, что раскрашивание составляет часть его религии. Наш старик много говорил нам о пиктских верованиях (Пертинакс очень интересовался подобными вещами) и, когда мы близко познакомились с ним, стал нам сообщать, что происходит в Британии за стеной. В те дни происходило много событий. И, клянусь светом солнца, – серьезно произнес Парнезий, – мелкий народ знал почти все. Когда Максим провозгласил себя императором Британии и переправился в Галлию, Алло сказал мне об этом; сказал также, какие войска и каких переселенцев взял с собою наш новый повелитель. Другими путями вести приходили к стене через две недели. Алло сообщал мне также, какие войска брал Максим из Британии каждый месяц, чтобы они помогали ему покорить Галлию; позже я узнавал, что старый пикт правильно называл мне когорты. Изумительно! И я расскажу вам еще одну удивительную вещь.
Центурион сложил руки на своих коленях и прислонил голову к изгибу щита, который был позади него.
– Осенью, когда начались первые морозы и пикты убили своих пчел, мы трое отправились за волком с нашими новыми собаками. Наш генерал, Рутильян, дал нам десятидневный отпуск, и мы уехали за вторую стену – в более высокие горы, где нет даже старинных римских развалин. Еще до полудня мы убили волчицу, и, снимая с нее шкуру, Алло поднял голову и сказал мне:
– Когда ты будешь капитаном стены, мое дитя, тебе не придется охотиться на волков.
С таким же успехом я мог надеяться получить место префекта Нижней Галлии, а потому засмеялся и сказал: «Вот погоди, когда я сделаюсь капитаном».
– Незачем ждать, – сказал Алло. – Оба послушайте моего совета и отправляйтесь домой.
– У нас нет домов, – заметил Пертинакс. – Ты сам отлично знаешь это. Мы конченые люди; для нас обоих большой палец опустился к земле. Только люди, не имеющие надежды, решились бы подвергать себя опасности, садясь на ваших диких лошадей.
Старик засмеялся обычным коротким смехом пиктов – так лисица лает в морозную ночь.
– Я люблю вас обоих, – сказал он. – Кроме того, я научил вас немногому, что нам известно об охоте. Послушайте же моего совета, отправляйтесь домой.
– Нельзя, – сказал я. – Во-первых, я потерял расположение моего генерала; во-вторых, у Пертинакса есть дядя.
– Я ничего не знаю о дяде Пертинакса, – сказал Алло, – но дело в том, Парнезий, что твой генерал хорошего мнения о тебе.
– О, – произнес Пертинакс, – как ты можешь знать, что думает Максим, ты, старый лошадиный барышник?
Как раз в эту минуту (вы знаете, как близко подползают дикие звери, когда люди едят) большой волк выскочил из кустов и помчался от нас; за ним бросились наши собаки; мы – за ними. Волк завел нас далеко, в такие места, о которых мы никогда не слыхивали; он бежал все прямо, как стрела, до самого заката и в сторону заката. Наконец, мы увидели мысы, далеко вдающиеся в извилистые воды, и под нами внизу разглядели корабли, вытащенные на серую отмель. Мы насчитали сорок семь судов; это были не римские галеры, а корабли с крыльями воронов, которые пришли с севера из не подчиненной владычеству Рима области. На кораблях двигались люди; солнце вспыхивало на их крылатых шлемах, а эти крылатые шлемы сидели на головах рыжеволосых воинов из северной свободной страны. Мы смотрели; мы считали; мы удивлялись, так как, хотя до нас и доходили слухи об этих «крылатых шапках», как их называли пикты, мы никогда не видывали их.
– Прочь, прочь! – сказал Алло. – Мой вереск не защитит вас здесь. Нас всех убьют. Нас всех убьют. – Ноги его дрожали, голос тоже. Мы двинулись обратно, крались по вереску, при свете месяца; крались почти до утра; наконец, наши бедные лошади чуть не упали в каких-то развалинах.
- Предыдущая
- 55/518
- Следующая
