Женщина, которая легла в кровать на год - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 52

— Я снимала, как она плачет, через хрустальную призму, — пояснила Джо. — И я этим не горжусь, наоборот, мне стыдно.

— На телевидении нам всем стыдно, дорогуша, но это же нас не останавливает. Не забывай, мы даем зрителям то, чего они хотят.

Дерек понизил голос и задушевно прошептал, обращаясь к Еве:

— Кстати, не могу не сказать, как мне жаль, что ваш муж собирается уйти из семьи. Вы, наверное, безутешны?

— Вам вообще известно значение слова «безутешный»? — набросилась на провокатора Ева. — «Безутешный» означает «опустошенный», «раздавленный» или «разлетевшийся на тысячу кусочков». Но вот она я, сижу перед вами в кровати, целая и невредимая. А теперь, пожалуйста, закройте дверь с той стороны.

Топая по лестнице, Дерек пробурчал:

— Вот почему я ненавижу работать с женщинами. Они не умеют мыслить дальше своей пятой точки. — Издевательским фальцетом, призванным спародировать женский голос, он продолжил: — «О боже мой, меня захлестнули эмоции и поработили гормоны, и значит, все дальнейшее было этично с женской точки зрения!»

Телевизионщики услышали, как в замке поворачивается ключ, и увидели входящего в дом Александра. В руках тот держал большую картину, завернутую в пупырчатый полиэтилен.

— Это вы донимаете Еву? — с порога спросил Александр.

— А вы тот самый Александр, о котором говорила нам миссис Сорокинс? Друг семьи, хм? — встречно парировал Дерек.

— Прошу вас немедленно уйти, вашему присутствию здесь никто не рад, — твердо сказал Александр.

— Послушай, солнышко, в нашей глухомани в кои-то веки проклюнулась интересная история. Не каждый день в пригородах объявляется святая. Мы сделали крупные планы Евы в окне, записали интервью с ее матерью, а Барри Вутон рассказал нам свою скучнейшую, но трагическую историю. Нам не хватает только самой Евы. Всего лишь нескольких ее слов.

Александр улыбнулся во весь рот, напомнив Плимсоллу беременную крокодилиху, которую телевизионная группа недавно снимала в зоопарке Туайкросс.

— Вы брали у меня интервью на открытии моей первой выставки, — подсказал Алекс. — Наизусть помню вашу подводку: «Это Александр Тейт, художник. Как ни странно, он рисует не гетто, не портреты бандитов, не разоблачительные картины упадка городов. Нет, Александр рисует акварельные пейзажи английской глубинки…» И тут начиналась партия клавесина.

— А по моему мнению, это был удачный сюжет.

— Дерек, ты проявил высокомерие по отношению к Александру, откровенно намекнув, что рисование акварельных пейзажей — необычное занятие для темнокожих, — пояснила Джо.

— Но это так и есть.

Джо повернулась к Александру:

— Моя партнерша — темнокожая. Может, вы ее знаете? Ее зовут Присцилла Робинсон.

— Нет, просто смешно, правда? Мне, пожалуй, стоит поближе познакомиться с тысячами черных, тянущих лямку на хлопковых полях Лестера.

— А ну-ка не сваливай свое дерьмо на меня, дядя Том! — рассердилась Джо.

Дерек Плимсолл тяжело сел на ступеньку и вздохнул:

— Больше никаких съемок на дому. Пусть все приходят ко мне в студию.

Александр посмотрел на волосы Дерека. «Корни пора бы и подкрасить, — подумал он. — Жалкое зрелище».

Ева наблюдала, как Дерек и Джо идут к студийному микроавтобусу и как «мерседес» скрывается за углом.

Затем быстро разложила Белый путь. Каждый раз, ступая по простыням, она представляла, будто идет по Млечному Пути, далеко-далеко от Земли и ее проблем. Облегчившись и вымыв руки, Ева потянулась за косметичкой. Захотелось вдруг выглядеть такой красивой. Дорогие блестящие черные тюбики и кисточки, накопленные за долгие годы, были ее талисманами — скромный золотой логотип защищал Еву от бед. Она знала, что ею манипулировали, что ту же парфюмерию можно приобрести в разы дешевле, но деньги не имели значения, завышенная цена помогала ей ощутить себя смелой и безрассудной.

Ева попрыскала духами, которые полюбила еще в те времена, когда была юной библиотекаршей и не могла себе их позволить. Ее очень тронула история с Мэрилин Монро, которая на вопрос «Что вы надеваете, когда ложитесь спать?» ответила: «Несколько капель „Шанель № 5“».

«Скорее всего, и это неправда», — подумала Ева. В мире больше не было правды на века. Несколько лет — и все переворачивается с ног на голову. Черное обращается в белое. Крестоносцы оказываются насильниками, грабителями и мучителями. Бинг Кросби издевался над своими детьми. Уинстон Черчилль нанимал актера, чтобы тот зачитывал по радио его знаменитые речи. Услышав все это от Брайана, Ева воскликнула: «Не хочу ничего знать, пусть все будет как прежде!» Ей хотелось видеть вокруг себя героев и героинь, а уж если не героев, то хотя бы людей, достойных уважения и восхищения.

Нанеся макияж, Ева вернулась в постель, собрала простыню — свой разводной мост, — аккуратно сложила и спрятала под подушку. Она гордилась тем, что за пять месяцев ни разу не сошла с Белого пути. Да, она сознавала, что это все выдумка, но все же чувствовала, что если сойдет со спасительной тропки на деревянный пол, то ее захватит бессмысленное вращение — подобное вращению Земли вокруг Солнца.

Преодолев половину лестницы, Александр остановился и крикнул:

— Можно подняться?

— Да! — отозвалась Ева.

Он остановился в дверях, глядя на Еву, сидящую в постели и красивую как никогда. Она чуточку пополнела, щеки округлились.

— Хорошо выглядишь.

— Что это у тебя под мышкой? — спросила она.

— Картина. Для тебя. Подарок. Повесишь на голую стену перед собой.

— Но мне нравится голая стена, — тихо сказала Ева. — Мне нравится без помех смотреть, как по ней движется свет.

— Я всю задницу отморозил, пока рисовал.

— А я не хочу, чтобы в комнате было что-нибудь, мешающее мне думать.

По правде говоря, Ева просто боялась, что картина ей не понравится. Она сомневалась, сможет ли любить мужчину, чьим искусством не восхищается. Но произнесла лишь:

— Знаешь, а мы ведь еще даже не поздоровались.

— А мне и не нужно слышать твое приветствие, потому что ты всегда со мной и никогда меня не покидаешь.

— Я тебя толком не знаю, — вздохнула Ева, — но постоянно о тебе думаю. Не могу принять картину, но с радостью возьму пузырчатую пленку.

Александр не рассчитывал на такой поворот. Он надеялся, что Ева обрадуется подарку, особенно когда увидит крошечную фигурку на гребне холма. Воображал, как Ева бросится ему в объятия, они поцелуются, он возьмет в ладони ее груди, она нежно погладит его живот. В какой-то момент они заберутся под одеяло и примутся вплотную исследовать тела друг друга.

Но он никак не ожидал, что, явившись с подарком, будет сидеть на краешке кровати и щелкать пузырьки на упаковке. Пока они на пару сосредоточенно хлопали пузырьки, Александр сказал:

— Тебе нужен привратник. Разумный и способный решать, кого пускать в дом, а кого не пускать.

— Вроде Цербера, — кивнула она, — трехглавого пса, охранявшего вход в пещеру, где жил кто-то важный — не помню кто. Там что-то было про гранатовые зернышки, но нет… не помню.

Внизу раздался дверной звонок. Ева замерла.

— Пойду погляжу, — подхватился Александр.

Он ушел, а Ева задумалась о дне, когда впервые услышала о псе Цербере.

Она сидела в классе, по окнам барабанил дождь. Ева волновалась, потому что снова забыла ручку, а в любой момент могла начаться диктовка. Миссис Холмс, учительница английского, рассказывала тридцати шести девочкам о древней истории.

Ева слышала исходящий от учительницы запах — смесь духов «Вечер в Париже» и мази от простуды.

В дверях снова появился Александр.

— Внизу женщина, прочитала о тебе в интернете и очень хочет тебя увидеть.

— А я очень не хочу видеть ее, — рявкнула Ева.

— Ее дочь ушла из дома три недели назад и пропала.

— Но зачем она явилась ко мне? Я же не встаю с кровати?