Женщина, которая легла в кровать на год - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 21
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая
— Нет.
— Вы не можете так просто их отдать.
— А вы согласны приютить их? — спросила Ева, будто речь шла о сиротках, ищущих дом.
— Я бы с радостью, но второй книжный шкаф мне не по зубам. Я живу в наперстке, — пожаловался Александр. — Но Брайан и дети… Неужели они не захотят сохранить вашу библиотеку?
— Нет, они приверженцы чисел и не доверяют словам. Так вы возьмете книги к себе?
— Ладно.
— И вы мне без обмана пообещаете их прочесть? Книгам нужно, чтобы их читали. Страницы необходимо иногда переворачивать.
— Боже, да вы же влюблены в эти книги. Так зачем с ними расставаться?
— С тех пор как я научилась читать, книги были для меня обезболивающим. Я не помню роды, зато помню роман, который тогда читала.
— И что же это за роман?
— «Море, море» Айрис Мердок. Я была на седьмом небе, когда взяла на руки близнецов, но — вы, наверное, сочтете это ужасным — спустя примерно двадцать минут захотела вернуться к чтению.
Они посмеялись над этой осечкой материнского инстинкта.
Ева спросила Александра, не отвезет ли он книжный шкаф Брианне в Лидс. Она перебрала украшения и отложила все ценные вещи: кольцо с бриллиантом, подаренное ей Брайаном на десятую годовщину брака, несколько золотых цепочек семьсот пятидесятой пробы, три серебряных браслета тонкой работы, жемчужное ожерелье с Майорки и платиновые серьги в форме вееров со свисающими ониксовыми капельками, которые купила себе сама. Потом Ева нацарапала записку на листке, вырванном из блокнота Александра.
Моя дорогая девочка,
Как видишь, я посылаю тебе фамильные драгоценности. Мне они больше ни к чему. Все золото — семьсот пятидесятой пробы, а металл, похожий на серебро, — платина. Возможно, эти вещицы не в твоем вкусе, но я прошу тебя их сохранить. Знаю, ты поклялась никогда не выходить замуж и не рожать детей, но, возможно, ты все же передумаешь. Однажды у тебя может родиться дочь, которой понравятся какие-то из этих украшений. Скажи Брайану-младшему, что я отправлю ему кое-что столь же ценное. Буду рада получить от тебя весточку.
С любовью, мама.
Р. S. Весь жемчуг — настоящий, а бриллианты огранены в Антверпене (они чистейшей воды, без примесей). Поэтому, прошу тебя, как бы мало у тебя ни было денег, не поддавайся искушению продать или заложить эти украшения, не спросив меня об их истинной ценности.
Р. Р. S. Советую тебе положить драгоценности в банковскую ячейку. Прилагаю чек на расходы по ее аренде.
У Евы по-прежнему оставалось много всякого барахла. Под кроватью пылились четыре ящика, в которых лежали:
— сумочка от «Шанель» с золотой ручкой;
— бинокль;
— трое часов;
— золоченая пудреница;
— три вечерние сумочки;
— серебряный портсигар;
— зажигалка «Данхилл»;
— кусок гипса с отпечатками ладоней и ступней близнецов;
— секундомер;
— сертификат о том, что Ева прослушала продвинутый курс первой помощи;
— теннисная ракетка;
— пять факелов;
— маленький, но тяжелый бюстик Ленина;
— пепельница из Блэкпула (вместе с башенкой);
— стопка валентинок от Брайана.
На одной из них было написано:
Я буду любить тебя до конца света,
Брайан.
Р. S. Конец света наступит примерно через пять миллиардов лет (когда Солнце в конце главной последовательности превратится в красного гиганта).
Там же хранились:
— швейцарский армейский нож с сорока семью всякими инструментами (использовался только пинцет);
— шелковый шарф от «Эрме» с белой лошадью на синем фоне;
— пять пар дизайнерских очков в футлярах;
— трое электронных часов;
— дневники;
— альбомы с вырезками;
— фотоальбомы;
— два детских альбома.
Александр сказал, что завтра вынесет ковер и начнет красить. Перед тем как выйти из комнаты, он спросил:
— Ева, а ты сегодня что-нибудь ела?
Она покачала головой.
— Как он мог уйти на работу и оставить тебя голодной?
— Брайан тут ни при чем. У нас разный распорядок дня. — Иногда Ева в глубине души жестко критиковала поведение мужа, но ей не нравилось слушать, как его осуждают другие люди.
Александр спустился на кухню, нашел банан, полпачки сливочного печенья и пять треугольничков плавленого сыра. А еще разыскал фляжку и наполнил ее какао.
Когда Брайан вернулся с работы, Александр мыл чашки, из которых они с Евой пили. Александр следил, как Брайан пробирается мимо черных пакетов и коробок в вестибюле.
— Думаю, скоро буду брать с тебя плату за постой, — проворчал Брайан. — Ты уже, похоже, окончательно сюда переселился. Того гляди, придется покупать тебе открытки ко дню рождения.
— Я работаю на Еву, Брайан.
— А, так это называется работа? И как же она тебе платит?
— Выписывает чеки.
— Чеки! Никто больше не пользуется чеками, — фыркнул Брайан. — Надеюсь, ты не оставишь здесь все это дерьмо.
— Большую часть я отвезу в «Оксфэм»[13].
Брайан рассмеялся:
— Ну, раз Ева думает, что поможет бедным, пожертвовав им свои старые трусы, — пускай. Все знают, что так называемые «благотворители» разъезжают по Могадишо на «Ламборджини», бросая голодающим горстки риса.
— Как хорошо, что я не ты, мужик, — ухмыльнулся Александр. — Должно быть, твое сердце похоже на скукоженный консервированный орех, вроде тех, что продают на Рождество. Ме-е-ерзость!
— Я один из самых сострадательных людей среди наших знакомых, — возразил Брайан. — Каждый месяц с моего банковского счета автоматически перечисляются десять фунтов, которых хватает африканской семье на прокорм двух водяных буйволов. Недолго осталось до того момента, когда мои подшефные начнут экспортировать моцареллу в рамках программы честной торговли. А если пытаешься напугать меня своим карибским жаргоном, то зря стараешься. У меня есть приятель по имени Азизи — он африканец, но хороший парень.
— «Но» хороший парень? — переспросил Александр. — Подумай об этой оговорке. Кстати, я свободно говорю на трех языках. Я лопотал на жаргоне до тех пор, пока меня не усыновили, мужик. Потом я научился изъясняться по-английски не хуже самой королевы.
Брайан оглядел подтянутое тело и внушительные мускулы Александра и пожалел, что при своей фигуре не может носить белую обтягивающую майку. Ему отчаянно хотелось прекратить разгорающееся противостояние. Пытаясь изобрести что-то безобидное, он сказал:
— Не о чем тут думать, Азизи и есть хороший парень.
Александр сменил тему:
— Раз уж речь зашла о моцарелле, кто в ответе за Евино питание?
— Ева рассчитывает, что добрые люди ее накормят, — очень по-библейски, а? Но до свершения этого чуда ее кормят моя мать, ее мать и вот этот простак.
Брайан положил на сковороду кусок жира и смотрел, как тот тает. Прежде чем жир успел растопиться, Брайан закинул туда же два ломтя белого хлеба.
Александр воскликнул:
— Что ты делаешь? Дай сначала жиру нагреться!
Брайан быстро перевернул хлеб и вылил в щель между кусками яйцо. Прежде чем белок загустел, горе-повар вытряхнул малоаппетитное блюдо на холодную тарелку и начал есть стоя.
Александр смотрел на него с отвращением. Каждая трапеза в доме Александра была событием. Все должны были рассесться, стол непременно был накрыт скатертью, разложены приборы, ребятишкам до десяти лет не разрешалось брать бутылки с соусом, а перед едой все были обязаны вымыть руки. Детям полагалось просить разрешения, чтобы встать из-за стола. Александр был убежден, что пища, приготовленная без любви, — негодная пища.
Брайан накинулся на склизкую массу как голодный пес. Доев, он вытер рот и сунул грязную тарелку и вилку в посудомоечную машину.
Александр вздохнул:
— Садись. Приготовлю тебе яичницу. А ты смотри и учись.
Все еще голодный Брайан послушно сел.
Глава 20
На следующее утро Руби принесла белье Евы и Брайана. Выглаженное белье лежало в плетеной корзине безукоризненно ровной стопкой, и Александр, десятью минутами ранее прибывший за ковром Евы, до слез растрогался, глядя на это проявление материнской заботы.
- Предыдущая
- 21/72
- Следующая