Отец Горио (др. перевод) - де Бальзак Оноре - Страница 15
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
Эжен не знал, что в Париже никогда не следует являться к кому бы то ни было, не узнав предварительно от друзей дома всей подноготной мужа, жены и детей, дабы не совершить одной из тех грубых бестактностей, о которых в Польше выражаются картинно; «Запрягите в свою телегу пять волов», — конечно, чтобы вытащить вас из лужи, в которую вы сели. Во Франции этим обмолвкам не дано еще никакого названия, несомненно, потому, что они кажутся здесь невозможными, вследствие огромного распространения сплетен. После того как Эжен сел уже в лужу у госпожи де Ресто, которая даже не дала ему запрячь пяти волов в телегу, один он способен был, явившись к госпоже де Босеан, вернуться к своей профессии погонщика волов. Но тогда как госпожу де Ресто и господина де Трайля он страшно стеснял своим присутствием, господина д'Ахуда он, наоборот, выводил из затруднительного положения.
— Прощайте, — сказал португалец, торопясь выйти, когда Эжен вошел в маленькую кокетливую, серую с розовым, гостиную, где роскошь казалась простым изяществом.
— До вечера! Ведь вечером мы едем в Буфф? — спросила госпожа де Босеан, поворачивая голову и бросая взгляд на маркиза.
— Не могу, — ответил он, берясь за ручку двери. Госпожа де Босеан встала и подозвала его к себе, не обращая ни малейшего внимания на Эжена; тот стоял, ослепленный блеском волшебного богатства, веря в реальность арабских сказок и не зная, куда деваться в присутствии этой не замечавшей его женщины. Виконтесса подняла указательный палец правой руки и красивым движением пригласила маркиза сесть напротив. В этом жесте было столько бурной деспотии ческой страсти, что маркиз выпустил ручку двери и вернулся. Эжен не без зависти смотрел на него.
«Вот владелец кареты! — подумал он. — Но неужели надо иметь резвых коней, ливрейных лакеев и груды золота, чтобы удостоиться взгляда парижанки?» Демон роскоши уязвил его сердце, лихорадка наживы охватила его, от жажды золота в горле у него пересохло. У него было сто тридцать франков на три месяца. Его отец, мать, братья, сестры, тетка — все вместе тратили менее двухсот франков в месяц! Мелькнувшее в его голове сопоставление своего настоящего положения и цели, которой надо достичь, способствовало его замешательству.
— Почему же вы не можете быть в Итальянской опере? — спросила виконтесса, смеясь.
— Дела! Я обедаю у английского посланника.
— Бросьте дела.
Когда человек обманывает, он неизбежно вынужден нагромождать одну ложь на другую. И господин д'Ахуда сказал, усмехнувшись:
— Вы этого требуете?
— Да, конечно.
— Я очень рад это слышать, — ответил он, бросая на нее многозначительный взгляд, который успокоил бы всякую другую женщину.
Он взял руку виконтессы, поцеловал ее и вышел.
Эжен провел рукой по волосам и изогнулся для поклона, думая, что теперь госпожа де Босеан обратит на него внимание, но она вдруг вскочила, бросилась на галерею, подбежала к окну и стала наблюдать за господином д'Ахуда, в то время как тот садился в карету; она вся обратилась в слух и разобрала слова, повторенные выездным лакеем кучеру:
— К господину де Рошфиду.
Слова эти и стремительность, с какой д'Ахуда бросился в карету, поразили эту женщину, как гром и молния; смертельная тревога вновь овладела ею. В высшем свете самые страшные катастрофы внешне только этим и ограничиваются. Виконтесса вошла к себе в спальню, присела к столу и взяла лист красивой бумаги.
«Раз вы обедаете у Рошфидов, а не в английском посольстве, — написала она, — вы обязаны дать мне объяснение. Жду вас».
Поправив несколько неразборчивых букв (рука ее судорожно вздрагивала), она написала внизу К., что означало Клара Бургундская, и позвонила.
— Жак, — сказала она тотчас же явившемуся лакею, — пойдите в половине восьмого к господину де Рошфиду и спросите маркиза д'Ахуда. Если господин маркиз там, передайте ему эту записку, ответа не надо; если же его нет, вы вернетесь и отдадите мне письмо обратно.
— Ваше сиятельство ожидают в гостиной.
— Ах, да, правда, — сказала она, отворяя дверь.
Эжен начал чувствовать себя очень неловко; наконец, виконтесса предстала пред ним и сказала взволнованным голосом, от которого дрогнуло его сердце:
— Простите, сударь, мне надо было написать два слова, теперь я всецело в вашем распоряжении.
Она не сознавала, что говорит, ибо вот что она думала: «Ах! Он хочет жениться на мадемуазель де Рошфид. Но разве он свободен? Эта свадьба расстроится сегодня же, или я… Но завтра об этом не будет и речи».
— Кузина! — ответил Эжен.
— Что такое? — протянула виконтесса, окидывая студента вызывающим, леденящим взглядом.
Эжен понял это «что такое». За три часа он столько узнал, что был настороже.
— Сударыня, — поправился он, краснея. Он запнулся, потом продолжал: — Простите меня, я так нуждаюсь в покровительстве, что немножко родства мне не повредит.
Госпожа де Босеан улыбнулась, но невесело: она чувствовала уже нависшую над ней беду.
— Если бы вы знали положение моей семьи, — продолжал он, — вы согласились бы взять на себя роль одной из тех сказочных фей, которые находили удовольствие в том, чтобы устранять препятствия с пути своих крестников.
— Чем же я могу быть вам полезной, кузен? — спросила она, смеясь.
— Не знаю. Быть с вами в родстве, даже теряющемся во мраке прошлого, уже великое счастье. Вы смутили меня, я забыл, что хотел вам сказать. Кроме вас, у меня нет знакомых в Париже. Ах! Как я хотел бы посоветоваться с вами, попросить вас пригреть меня, как бедного ребенка, который желает уцепиться за вашу юбку и сумеет умереть за вас.
— Вы могли бы убить кого-нибудь за меня?
— Хоть двоих! — воскликнул Эжен.
— Дитя! Да, вы дитя, — сказала она, удерживая слезы. — Вы вот способны любить искренно!
— О! — воскликнул он, склоняя голову.
Ответ честолюбца пробудил в виконтессе живой интерес к нему. Южанин делал свой первый шахматный ход. Промежуток времени, отделявший голубой будуар госпожи де Ресто от розовой гостиной госпожи де Босеан, равнялся для него трем годам изучения кодекса Парижского права; об этом кодексе не принято говорить, хотя он составляет высшую общественную юриспруденцию; которая, будучи хорошо изучена и умело применена на практике, обеспечивает блестящую карьеру.
— А! Вспомнил, — сказал Эжен. — На вашем балу я обратил внимание на госпожу де Ресто и сегодня утром был у нее.
— Вероятно, вы очень помешали ей, — сказала госпожа де Босеан, улыбаясь.
— О, да! Я круглый невежда и вооружу против себя всех, если вы откажете мне в помощи. Мне кажется, что в Париже очень трудно встретить молодую, красивую, богатую, изящную женщину, которая не была бы занята, а мне нужна такая; она научила бы меня тому, что вы, женщины, умеете так хорошо объяснять: жизни. Я везде встречу какого-нибудь де Трайля. Вот я и приехал к вам просить помочь мне разгадать загадку и сказать, в чем состоит глупость, которую я там совершил. Я сказал о некоем папаше…
— Герцогиня де Ланжэ, — доложил Жак, прерывая студента на полуслове. Того передернуло от досады.
— Если вы хотите иметь успех, — шепнула виконтесса, — то прежде всего умейте сдерживаться.
— А! Здравствуйте, дорогая моя, — произнесла она, вставая и идя навстречу герцогине. Виконтесса так горячо, с такой сердечностью жала ей руки, точно перед ней была родная сестра; герцогиня отвечала самыми нежными ласками.
«Вот две близких подруги, — подумал Растимьяк. — Отныне я буду иметь двух покровительниц; у обеих этих женщин, должно быть, одинаковые привязанности, и герцогиня несомненно, примет во мне участие».
— Какой удачной мысли обязана я счастью видеть тебя, дорогая Антуанетта? — сказала госпожа де Босеан.
— Да я просто заметила, что господин д'Ахуда-Пинто входит к де Рошфидам, и подумала: значит, вы одни.
Госпожа де Босеан не закусила губы, не покраснела, взгляд ее не изменился, чело как будто прояснилось, в то время как герцогиня произносила эти роковые слова.
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
