10 вождей. От Ленина до Путина - Млечин Леонид Михайлович - Страница 27

По существу, нелегальный, заговорщицкий характер создаваемой партии предопределил в будущем взаимопроникновение, если не глубокое слияние, «общественной» организации со спецслужбами. Впрочем, это пытались сделать официально и «законно». В сборнике «Ленин и ВЧК» приводится письмо Ленину одного из очень близких к вождю людей – Якова Ганецкого (мы о нем в книге будем еще довольно подробно говорить), которому не раз поручались самые щекотливые задания, особенно по части финансов. В записке Ганецкого предлагается «установить самую тесную связь партийных организаций с чрезвычайными комиссиями… обязать всех членов партии, занимающих ответственные посты, сообщать в чрезвычайные комиссии все сведения, поступающие к ним как частным, так и официальным путем и представляющие интерес для борьбы с контрреволюцией и шпионажем. Не ограничиваясь этим, они должны деятельно помогать чрезвычайным комиссиям, принимая участие в разборе дел… присутствуя при допросах и т. п.»{11}.

Прочитав предложения партийного инквизитора, Ленин пометил на записке: «т. Ганецкий! Говорили ли об этом с Дзержинским? Позвоните мне. Ваш Ленин». Думаю, вождь напрасно отсылал Ганецкого к Дзержинскому: с октября 1917 года началось сращивание партии с государством, и, прежде всего, с ЧК. Ведь Ленин сам убежденно говорил: «Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист»{12}. Точнее сказать трудно.

Это лишь детали процесса, характеризовавшего формирование государственно-идеологического ордена, каковым в конце концов стала партия, созданная Лениным. То была идеальная организация… но лишь для тоталитарного строя. Самой большой, главной заслугой Ленина перед подобным режимом и было создание именно такой партии-ордена. Естественно, что сам вождь был ее Верховным Магистром.

Думаю, что очень верно оценил роль партии в установлении большевистской диктатуры в России Николай Бердяев. Книга «Истоки и смысл русского коммунизма» не была работой, похожей на «Новое средневековье», написанной по горячим следам великой драмы на российских просторах. Там он прямо сказал, что «русская революция есть великое несчастье». Бердяев осуждает людей, способных во имя власти идти на преступления. «Похоть власти Людовика XIV или Николая I есть такой же грех, как похоть власти Робеспьера или Ленина»{13}.

В книге о русском коммунизме, написанной Бердяевым в 1937 году, мыслитель более глубоко проанализировал феномен новой власти и роль Ленина в ее возникновении. Главным инструментом Ленина, с помощью которого тот заполучил власть, была партия, «представляющая хорошо организованное и железно-дисциплинированное меньшинство… Сама организация партии, крайне централизованная, была уже диктатурой в малых размерах. Каждый член партии был подчинен этой диктатуре центра. Большевистская партия, которую в течение многих лет создавал Ленин, должна была дать образец грядущей организации всей России. И Россия действительно была сколочена по образцу организации большевистской партии»{14}.

Тетива истории несет нам сигналы из прошлого. Ленин был не только магистром, но и архитектором партии-ордена. Под знаком ее власти прошли 70 лет жизни миллионов людей в величайшей на планете стране… Чтобы заполучить власть – главную цель партии, ей нужна была революция. Этому кровавому божеству молились все революционеры. Особенно – Ленин.

Именно так: теоретик революции, а не теоретик марксизма. Пожалуй, это будет точнее. Владимир Ильич Ленин – с чьим именем и делами самым тесным образом переплелась история России в XX веке – был певцом, теоретиком и практиком революции. Об этом еще давным-давно писал Бердяев: «Ленин не теоретик марксизма, как Плеханов, а теоретик революции…»{15} Впрочем, его теория исключительно прагматична, хотя и несет печать оторванности от российских реалий.

…Поздним утром 10 января 1905 года Ленин и Крупская, как обычно, направились в женевскую библиотеку. На подходе к библиотеке встретили А.В. и А.А. Луначарских и узнали весть, которая радостно потрясла: в Петербурге начались революционные события! Все поспешили в эмигрантскую столовую Лепешинских, где уже бурно обсуждались неожиданные события. По предложению Ленина решили провести совместный с меньшевиками митинг, с условием, чтобы от каждой фракции выступало лишь по одному оратору. Через два дня в цирке Ранси две непримиримые фракции одной партии собрались на митинг. От большевиков поручили выступить А.В. Луначарскому. Революционеры, находясь в безопасной эмиграции, а не на баррикадах, дружно предрекали крах самодержавия. Слушая ораторов, российские социал-демократы больше следили за тем, как бы не пропустить «укол» от враждующей фракции. Очередной выступающий – Ф.И. Дан – не удержался и эзоповым языком упрекнул «раскольников» в партии. Ленин тут же решительно поднял руку, и большевики дружно повалили к выходу…{16} Взаимная неприязнь оказалась выше революции, которую вроде так желали и большевики, и меньшевики. Или больше революции им была нужна власть?

Все, что писал Ленин до этого, было посвящено проблемам подготовки революции: создание пролетарской партии, выработка ее программы, обличение царизма… А теперь предстояло писать о собственно революции, пламя которой так неожиданно вспыхнуло. Правда, немного смущало, что священник Гапон оказался к событиям ближе, чем «основные» профессиональные революционеры. Ленин на пороге века был еще не в полном плену марксистских догм и был способен выходить за рамки партийной ортодоксии. При встречах с Гапоном он с интересом присматривался к этому человеку, которого, похоже, двигала в революцию лишь глубокая боль сопереживания вместе со своей паствой ее тяжелого положения. Ленин не поверил в «провокаторство» попа и на своей книге «Две тактики социал-демократии в демократической революции», изданной в 1905 году в Женеве, написал: «Уважаемому Георгию Гапону, от автора на память»{17}. Напечатанная в газете «Вперед» в январские дни 1905 года статья «Поп Гапон» отражает осторожное, но в целом поощрительное отношение Ленина к священнику. Нельзя исключать, писал Ульянов, что «Гапон мог быть искренним христианским социалистом, что именно кровавое воскресенье толкнуло его на вполне революционный путь». Однако, заключал «профессиональный революционер», необходимо «осторожное, выжидательное, недоверчивое отношение к зубатовцу»{18}.

В тысячах книг, напечатанных в СССР и в марксистских изданиях за рубежом, написано о том, что Ленин развил учение о диктатуре пролетариата, создал теорию партии нового типа, коренным образом обогатил взгляды Маркса в области политэкономии, философии, социологии, разработал новую аграрную программу, обосновал решающую историческую роль рабочего класса, сформулировал задачи международного рабочего и коммунистического движения, обогатил стратегию и тактику марксизма… Пора, пожалуй, остановиться. Ведь Ленин, по мысли его исследователей, практически не оставил ни одной крупной сферы общественной жизни, в которой бы он что-нибудь не «обогатил», не «разработал», не «сформулировал», не «осветил». Коснемся здесь лишь его «теории социалистической революции».

Собственно, в «собранном» виде этой теории нет, но в десятках книг, статей, речей, рецензий, заметок, записок, проектов резолюций и речей Ленин многократно вторгается в область теории революции. Тема революции магически влечет русского марксиста, раскрывая перед его мысленным взором свои лабиринты. Кроме темы партии, многочисленных «склок», вопросы революции в разных ее ипостасях были у лидера русской социал-демократии приоритетными. Какие же основные идеи можно отнести к «ленинской теории социалистической революции»? Вероятно, их можно было бы свести к следующим основным крупным группам проблем: о соотношении объективного и субъективного факторов в социалистической революции; о возможности ее победы в одной стране; о социализме и демократии; формах перехода к социализму; путях развития мировой революции. За рамками этих проблем осталось еще немало вопросов, но перечисленные выше, пожалуй, основные в ленинской теории. При этом следует иметь в виду, что почти все, что писал Ленин, у него преломлялось через ожесточенную, беспощадную критику своих идеологических и политических оппонентов: Каутского, Адлера, Мартова, Плеханова, Богданова, Керенского и бесконечное количество иных теоретиков и деятелей.