Изгнанник - Петровичев Антон - Страница 17

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая

Туго свернутый пакет Шани извлек из тайника в оконной раме. Покойный Хостка и не догадывался о случайной свидетельнице, которая видела его проверяющим тайник.

– Повежливей, сударь, – посоветовал Шани. – Я ведь при исполнении. Вот, обнаружил пакет документов, которым вы интересовались настолько, что убили несчастного Хостку.

Хетти жалобно ахнула, сделав вид, что ничего об этом не знала. Вышло неубедительно.

– То, что вы заодно интересовались его женой, уже не мое дело, – продолжал Шани. – Скажите, вы в самом деле собирались ее отпустить в Загорье? Чтобы она спокойно жила там и хранила вашу общую тайну? Или же на одной из безлюдных дорог ее ждал разбойничий отряд, получивший плату за ее голову?

Вот теперь вдова в самом деле испугалась. Такого поворота событий она действительно не ожидала, а по лицу Никеша было видно, что Шани прав, и Хетти ожидал незавидный финал. Никеш потянулся было к плащу, лежавшему на краю кровати, но Шани отрицательно покачал головой:

– Не советую. На выстрел сбежится больше народа, чем вы можете представить.

Никеш опустил руку. Его плечи поникли, словно он смирился с неизбежным.

– Полагаю, что эти бумаги попали к покойному Берилю случайно, – сказал Шани. – Об истинной их ценности он узнал позже, когда вы зачастили к нему в дом. Узнал, но дал вам честное слово друга, что никому не расскажет о том, что в них содержится. А содержится там последняя версия завещания, составленного вашим покойным отцом, из которого вам не достается ни монетки. Ваше состояние, господин Никеш, присвоено незаконно. Всплыви эти документы – и вы лишились бы всего. И честного слова друга вам было мало.

Никеш прошипел что-то невнятное, но определенно нецензурное. Вдова закрыла лицо ладонями и молчала. Шани, который за время, проведенное на чердаке, успел полностью изучить завещание Никеша-старшего, продолжал:

– И тогда вы решили завести близкое знакомство с его женой. Молодая привлекательная женщина, которой постепенно стал надоедать супруг в возрасте. Вы наверняка спели ей целую оперу о своей любви и новом счастье, а потом убедили ее пропитать страницы книги ядом, чтобы избавиться от помехи в виде мужа. Хостка умер, а вы перевернули вверх дном содержимое его стола и шкафов, но пакета не нашли. Кстати, что вы обещали госпоже Хетти? Жениться на ней?

Хетти всхлипнула. Шани взял лампу, стоявшую на столе, и поднял ее выше, словно хотел получше разглядеть Никеша и вдову. Никеш молчал. На его переносице залегла глубокая мрачная складка. Есть чему удивляться, когда твои планы раскрыл какой-то сопляк, с удовольствием подумал Шани, причем совершенно случайно раскрыл. Не встреть я Милицу, не расскажи она мне о призраке на чердаке – никто бы ни о чем не догадался.

– И поэтому вы купили дом, чтобы потом без проблем обыскать его сверху донизу и найти завещание. Я прав? – Никеш не ответил, и Шани закончил: – Господа, поскольку зеленый змееполох, который вы использовали для отравления Бериля Хостки, относится к порчевым растениям, то я обвиняю вас в преднамеренном убийстве с использованием колдовства.

С лестницы донесся тяжелый топот – это шел охранный отряд, которому Шани подал сигнал лампой в окно.

Потом, когда Никеша и Хетти увезли в допросную, а капитан охранцев успел по какому-то поводу сцепиться с Михелем, куратором практикантов, прибывшим на место происшествия, Шани вышел из дома и сел на ступенях, ведущих в подъезд. Милица, свесившись из своего окна, лузгала зерна поднебесника и с любопытством следила за происходящим на улице. Уже сегодня она будет рассказывать соседям, как охранный отряд сидел у нее в комнате и ждал сигнала, чтобы броситься и арестовать негодяев. Наверняка рассказ будет приукрашен уймой несуществующих подробностей.

Михель, пожелав уезжающему капитану подавиться брюквой, съесть сто колючек и всю жизнь пить только парное молоко, сел рядом с Шани и довольно произнес:

– Молодец. Честно говоря, я не ожидал.

Шани пожал плечами: дескать, ну что вы, невелико дело.

– Практика тебе, естественно, зачтена, – сказал Михель. – Оформишь документы и уже можешь приступать к работе. Думаю, ты недолго задержишься в чине младшего инквизитора, – он помолчал и добавил: – У тебя впереди очень интересная жизнь. Очень интересная.

Шани подумал, что она и сейчас интересная. Куда уж больше.

Аальхарн, 1235 год от прихода Заступника

– Ну, сын мой, достиг ты таких высот, что выше некуда, – сказал отец Гнасий, разливая по бокалам вино из монастырских подвалов. Благородный напиток имел насыщенный рубиновый цвет и фруктовый аромат с едва заметной ноткой горечи, свойственной всем южным винам. – Выпьем!

Шани послушно осушил бокал. Вино, пусть даже и такое хорошее, он не любил и сомневался, что когда-нибудь полюбит. Отец Гнасий налил еще и взглянул на своего духовного сына с лукавой искоркой в глазах. До него давно уже долетали радовавшие его новости о том, что Шани Торн, скромный послушник северного монастыря Шаавхази, делает головокружительную карьеру в столице, известен по всему Заполью благочестием, смирением и искренней верой и пользуется репутацией чуть ли не святого. Впрочем, того, что его духовный сын распоряжением патриарха Кашинца будет назначен деканом инквизиции – высокий, очень высокий чин в иерархии псов Заступниковых, – отец Гнасий все-таки не ожидал. Слишком много куда более достойного народа ждало своей очереди, подыскивая высоких покровителей и попутно так и норовя перегрызть друг другу глотки.

– Рассказывай, птица Заступникова, каким образом так взлетел.

Шани замялся и смущенно опустил глаза. Говорить о себе он не любил, тем более что молва людская справлялась с этим гораздо лучше него. А людские языки в Аальхарне были длинными: разговоры о том, чем занимаются ближние, составляли основную часть досуга всех слоев общества от мала до велика.

– Да ничего особенного, отче, – ответил Шани. – Как вы и учили, делал свое дело со смирением и любовью к Заступнику и людям.

Отец Гнасий довольно улыбнулся, затем протянул руку и, взяв кочергу, поворошил ею дрова в камине. В зале сразу же стало теплее и уютнее. Отблески огня побежали по стенам, озаряя гобелены с вышитой историей Страстей Заступниковых, и старинные иконы, играя золотыми искрами на корешках множества фолиантов в книжном шкафу и рассыпаясь брызгами по витражу в окне. Шани вдруг подумал, что запомнит этот вечер навсегда.

– Хвалю, – произнес отец Гнасий, и в его голосе уже не было прежней доброжелательной мягкости. Когда требовалось, добрый настоятель Шаавхази становился и суровым, и жестким. – Но ты должен накрепко запомнить одну вещь, Шани. Пост декана инквизиции – это не только великая честь, но и огромная ответственность. Я понимаю, почему ты не рассказываешь мне подробностей о своей столичной жизни. Правильно делаешь. Я и сам могу рассказать о тебе не хуже.

Шани опустил голову так низко, что уткнулся подбородком в грудь. Эта привычка водилась за ним с детства – когда парнишка не мог пробиться сквозь дремучие дебри богословских трактатов, то также опускал голову, смиренно готовясь принять щелчок в наказание. Отец Гнасий усмехнулся и погладил его по взлохмаченным светлым волосам.

– Ты органически не способен на подлость. Но при этом умудрился пройти такую шкуродерню по пути к аметисту, что даже и вымолвить страшно. Я прекрасно понимаю, что на такие посты назначают не за праведность и добродетель. Отнюдь. И это только начало, сын мой. Дальше тебя ждет горечь предательств и обид, переменчивое настроение властей предержащих, у тебя на пути встанут десятки тех, кто будет следить за каждым твоим шагом и подстерегать удачный момент для толчка в спину. Готов ли ты к этому?

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая