Джеральдина - Поллок Марта - Страница 21

• Предыдущая
• 21/30
• Следующая

– Да, не могу, – резко повторил Бенджамен. – Я не знаю, насколько ты невинна в плане секса, но в любом случае невинность определяется не одной физиологией – это скорее состояние души. Господи, помоги! Я впервые в жизни встретил такую женщину!

Джеральдина беспомощно пожала плечами.

Что она могла ему на это ответить, тем более что его слова были слишком откровенны, чтобы ее успокоить. Но меньше всего ей хотелось, чтобы он что-нибудь заподозрил, и, сняв ноги со скамеечки, она пробормотала:

– Пожалуй, я пойду к себе, если вы не возражаете. Мне бы хотелось принять душ перед ужином, и у меня есть кое-какие дела…

– Подожди! – Он повернулся к ней лицом, взял ее за руку и смотрел на нее одновременно изучающим и умоляющим взглядом. – Будет лучше, если ты все узнаешь от меня, а не соберешь по мелочам от нее…

Она поняла, о чем идет речь. Но Бенджамен помолчал, прежде чем продолжить:

– Ты слышала про бродяг, да? Поняла, что имела в виду миссис Рэмплинг?

Джеральдина покачала головой. Разве по одной фразе можно представить суть человеческих отношений, человеческой жизни?

– Честное слово, это совсем ни к чему… – начала она, но Бенджамен перебил ее:

– Позволь мне судить об этом. – Он мрачно усмехнулся. – Тебе не мешает знать, кто пытался тебя соблазнить.

Джеральдина коротко вздохнула.

– Так ваша мать была цыганкой?

– Да, цыганкой из Неаполя. Юная смуглянка, нечаянно встреченная отцом в роще на склоне Везувия.

– Она умерла?

– Умерла.

Бенджамен немного помолчал, прежде чем ответить:

– Да, умерла. На болоте. Говорят, замерзла.

Она тогда убежала от моего отца.

Все это Бенджамен произнес ровным, бесстрастным тоном, но Джеральдина почувствовала, что он кипит от гнева. У нее возникли новые вопросы, но она знала, что не имеет права задавать их.

В голову приходили пустые слова сочувствия, но она не произнесла их вслух. Бенджамен рассказал ей об этом совсем не потому, что нуждается в ее сострадании. И еще Джеральдина подумала, осознает ли он, что все сильнее сжимает ее запястье.

– Теперь ты поняла, почему я так разозлился, когда узнал, что ты днем куда-то ушла, – тихо сказал Бенджамен. – Хотя у нас с тобой совсем другие отношения. Ведь моя мать не хотела выходить замуж за моего отца.

Джеральдина приоткрыла рот от удивления.

– Но вы же сами говорили, что ваша мать жила здесь…

– Не по своей воле, поверь мне. Когда ее семья узнала, что она беременна, ее выставили вон. Мой отец привез сюда, и она жила здесь, пока я не родился. Понимаешь, она была совсем беспомощной. У нее не было ни денег, ни крыши над головой, ни родственников, никого!

– Понятно. – Джеральдина закусила нижнюю губу. – А… а когда она умерла, ваша мама?

Бенджамен нахмурился.

– Вскоре после моего рождения… Меня посылали в разные закрытые колледжи, пока мне не исполнилось восемнадцать. Потом, как я уже говорил, отец отправил меня учиться в Италию.

– А… а Александр?

Бенджамен вдруг заметил, что сжимает ее руку, ослабил хватку. И она, выдернув ее, стала растирать онемевшее запястье.

– Александр… – Он вздохнул. – Мы с Александром были очень близки. Вопреки распрям, которые бытуют между полукровными братьями в романах, у нас были отличные отношения. Он переживал не меньше, чем я, когда меня отправили из дому.

– Он был старше, – робко вставила она, и Бенджамен кивнул.

– Да, на пять лет. Но в чем-то я всегда чувствовал себя взрослее него. Наверное, дело в моих цыганских корнях. Однако у меня в крови много всего намешано: на четверть итальянец, на четверть шотландец и наполовину цыган. Многовато для любого! Представляю, что унаследует мой ребенок… если, конечно, когда-нибудь у меня появится.

Джеральдина почувствовала, что от его слов заливается румянцем. Он как будто читал ее мысли – весьма опасные мысли. Неужели он догадался, что она постоянно сегодня думает о том, что может от него забеременеть?..

– Можно мне пойти к себе? – спросила она и увидела, что он раздраженно смотрит на нее своими темно-желтыми глазами, – Это все, что ты можешь мне сказать? спросил Бенджамен. – Значит, тебя это не касается? Может, если бы ты полагала, что между нами могут возникнуть близкие отношения, то отнеслась бы к моим признаниям по-другому?

– Это… это маловероятно, – прошептала Джеральдина, прерывисто дыша.

Он пристально смотрел на нее.

– В любом случае я хочу, чтобы ты знала: я бы никогда не бросил своего ребенка.

– Как… как это сделал ваш отец? – У Джеральдины пересохло во рту. – Но ведь он заплатил за ваше образование.

– И ты полагаешь, этого достаточно? Заплатить за образование ребенка, и все? А его чувства? Его переживания? А его потребность быть кому-то нужным в этом жестоком, примитивном мире, который мы сами сделали таким?

Джеральдина опустила голову.

– Что вы хотите этим сказать? Что в этом вопросе женщина не имеет права голоса? Что вы сами без ее помощи воспитали бы этого… этого гипотетического ребенка?

– Нет!

Бенджамен схватил ее за подбородок и приподнял его так, чтобы она смотрела ему в глаза.

– Я хочу сказать, что, если бы ты забеременела от меня, я бы не сомневался. Я бы на тебе женился. Мой ребенок никогда не будет ублюдком. Теперь понятно?

Джеральдина пыталась высвободиться, но безуспешно.

– Вы слишком самоуверенны. – Голос ее дрожал. – А что, если бы я… если бы женщина, которую вы выбрали, отказалась бы выйти за вас замуж? Бывает, что женщины одни воспитывают детей.

– Я бы ее заставил, – сказал Бенджамен просто. – Так или иначе.

И Джеральдина почувствовала… Нет, она знала наверняка, что он так и сделал бы.

Кабинет Александра Маккеллэни выходил окнами на Атлантический океан. За запущенным садом в обрамлении скал виднелся вспененный прибоем океан и пустынное побережье, которое с приходом весны и появлением первой робкой зелени уже не казалось таким безжизненным.

Джеральдина сидела за столом, где Александр, наверное, занимался хозяйственными делами, и смотрела в окно, тщетно ожидая вдохновения.

Вот уже несколько дней у меня на столе лежит рукопись, томясь в ожидании, словно девственница, подумала Джеральдина и усмехнулась нарочитости метафоры. Но я так не написала и не поправила ни единого слова. В голове не возникало никаких мыслей, и она никак не могла сосредоточиться: любой звук, усиленный ее взвинченным состоянием, заставлял девушку оборачиваться и с тоской смотреть на закрытую дверь тюрьмы, в которую она сама себя заточила.

Ей пришлось отказаться от своих планов за неделю закончить рукопись и оставалось лишь надеяться, что Бенджамен не догадается о ее желании быть с ним. А ей так хотелось слышать его голос, смотреть в чудесные глаза!

Милый Бенджамен, что ты со мной делаешь!

Джеральдина воскрешала в памяти каждое мгновение, вспоминала тот миг, когда сильные руки держали ее над землей. Ее грудь помнила нежное прикосновение пальцев Бенджамена и жаждала продолжения ласки. У девушки кружилась голова, когда ей представлялись эти возможные ласки, и подкашивались ноги.

Ну о какой работе над романом могла идти речь в такой ситуации?..

После разговора в библиотеке Джеральдина почти не видела Бенджамена. В тот же день, за ужином, она намекнула, что ей нужно место для работы, и, как и предполагала миссис Рэмплинг, он предложил ей кабинет. Потом они встречались только во время еды, да и то не всегда. В таких случаях миссис Рэмплинг передавала его извинения, сопровождая их сплетнями, слушать которые Джеральдине было невмоготу.

– По-моему, он поехал навестить миссис Беллингер и посмотреть на ее скаковых лошадей, – сказала накануне экономка. – Всем известно, что она давнишняя подруга мистера Маккеллэни. Вроде бы они были знакомы еще задолго до ее замужества. Миссис Беллингер очень богата, ей принадлежат все рыбоперерабатывающие заводы на побережье.

• Предыдущая
• 21/30
• Следующая