Хаос - Уорд Рейчел - Страница 12

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая

— Винни! — говорю. — Ты что здесь делаешь?

— Ты тут орала как резаная. Думал, тебя убивают.

Глаза привыкают к свету — неяркому желтому свету уличного фонаря, который сочится в щели по краям простыни-занавески. Сажусь. Винни поднимается с колен и тоже садится, привалясь спиной к стене у постели.

— Так чего, все нормально? — спрашивает он.

— Снилась какая-то жуть, — говорю. — Я тебя разбудила, извини.

— Да ничего, — говорит он. — Я-то не спал, просто остальные… а что приснилось-то?

— Пожар, — говорю.

— Геенна огненная? — вдруг спрашивает он.

— Чего?!

— Ну, не знаю, подумал — раз пожар, значит, огонь, раз огонь — значит, ад…

— В общем, да, только это было не в аду, а здесь.

— Здесь?

— В Лондоне. Город горит, кругом пожар, а тут я с ребенком…

— Ужас.

— Угу… и был еще кто-то. Он взял ее… ну, ребенка… у меня. И унес в огонь.

— Блин.

Мы сидим и молчим. Я еще в той фазе — полусон-полуявь, — когда не поймешь, что приснилось, а что было на самом деле.

— Я его знаю, — говорю. — Тот дьявол, который взял ребенка. Он есть на самом деле.

— Вот черт.

Винни подползает поближе и обнимает меня за плечи. Я, конечно, думаю: «Ну вот, этого-то ему и нужно. Бесплатно? Ага, щас, платить всегда приходится». Наверное, я напряглась или поежилась, потому что он убирает руку.

— Да ладно тебе, — говорит он. — Ничего такого.

— Тогда почему ты пустил меня жить? Мне с тобой не расплатиться.

Он вздыхает — длинный-длинный выдох в тихой теплой комнате, — и мне приходит в голову, что это он выгадывает время, придумывает, как бы половчее ответить. Но когда он подает голос, становится ясно, что я ошиблась. Он даже не глядит на меня — смотрит прямо перед собой.

— У меня была сестренка, — говорит он. — Несколько лет назад она залетела, ну, как ты, тоже сбежала из дому. Пошла к врачу, а там ее послали. Теперь всех посылают, закон такой. Если только что-то с ребенком не в порядке, тогда да. А если девчонка влипла и помочь некому, так на это всем плевать. И если в петлю лезть готова, как Шелли. Ну, и она пошла и сделала нелегальный аборт и через несколько дней умерла. Мы и не знали ничего, пока нам не позвонили из больницы.

Его слова повисают в воздухе и никуда не деваются. Интересно, кому он еще об этом рассказывал. Вдруг только мне?!

— Винни, мне тебя так жалко…

— Ты тут ни при чем.

— Ну да, но…

— Ты ни при чем, я ни при чем. Только мне без нее плохо. Вот поэтому и живи тут сколько хочешь. Будет у нас еда — накормим тебя, а будут деньги — и тебе дадим, на ребенка.

Хорошо, что тут темно. Он не видит, что у меня глаза на мокром месте.

— Спасибо, это… это здорово.

— Может, у меня получится барахлишка какого-нибудь раздобыть, ну, шмотки детские. Если тебе не важно, откуда я их возьму.

— А откуда?

— А, лучше тебе не знать. Я это умею, понимаешь? Добывать все, что нужно. Вот и тебе найду.

Малышка у меня внутри проснулась и шевелится, толкается ручками и ножками, ей уже тесно.

— Хочешь потрогать? Ну, ребенка? Вот…

Беру его руку и кладу себе на живот. Пару секунд все тихо, потом малышка пинается.

— Ух ты, круто! Фантастика…

— Вот. Сначала просто щекотно, а потом становится как сейчас.

— У тебя мальчик или девочка? Во сне вроде была девочка, ты говорила «она».

— Правда? — Тут до меня доходит — так и было. — Да, говорила.

— Девочка, значит?

— Я к врачу не ходила, но… да, я знаю. Точно знаю — девочка. — Обнимаю живот, представляю себе, как укачиваю дочку.

— А, понятно. Нужно все розовое.

— Винни, да брось, это же позапрошлый век! Мальчики в голубом, девочки в розовом…

— Ну ладно. — Винни явно расстроился.

— Да ничего, — говорю, — розовое так розовое. Мне все равно.

Числа не дают никаких ответов. Они есть, и все тут. И говорят только одно: в январе в Лондоне погибнет очень много народу. Первого случится что-то такое, от чего кто-то погибнет сразу, а кто-то — в ближайшие дни.

Вбиваю все данные из книжки в папин компьютер, когда дают электричество. Со светом в Лондоне жуткие перебои — все уже привыкли, что его отключают на два часа и надо сидеть в темноте и холоде. Но в результате у меня получается только таблица. Чтобы в ней разобраться, нужен кто-то поумнее меня, университетский профессор или учитель. Учитель. Может, найти кого-нибудь в школе? Какого-нибудь вундеркинда — есть же люди, которые все это любят, компьютеры, цифры, статистику, так ведь?

Несколько дней ищу себе помощника в школе. Только как он мне поможет, если я ему не расскажу, в чем дело? Придется нарушить правило.

«Никому не говори. Ни одной живой душе. Никогда».

Распечатываю базу данных — только числа и места, больше ничего.

Решаю пойти туда, где тусуются ботаны. Видел на доске объявлений, где собирается математический кружок на большой перемене, туда и топаю. Захожу в кабинет — прямо как в какой-то салун на Диком Западе, честное слово. Все сразу застывают на месте и пялятся на меня, даже училка. Молоденькая. В рубашке и длинной хипповской юбке.

— Здравствуй, — говорит она. Улыбается, я тоже улыбаюсь — меня застали врасплох — и гляжу ей в глаза. Еще одна «двадцать седьмая». Начинаю психовать. Опять забыл, что нельзя ни на кого смотреть! Ох и трудно мне придется…

— Здрасьте, — говорю.

— Ты к нам?

— Э-э… не знаю. Наверно.

— У нас сегодня интегральное исчисление.

Интегра… ой.

— Понятно. Э-э… извините, зашел не в тот кабинет. Простите.

Пячусь из класса. Блин, блин, блин! Мозги тут такие заряженные, что хватит всю страну осветить! На следующий день прихожу снова.

— Да? — спрашивает училка.

— Мне надо задачку решить, — говорю. Ботаники хихикают. — По математике.

— Спроси своего учителя математики, — говорит училка. — Кто у тебя?

— Нет, — отвечаю, — это не школьная задача, другая.

Кладу на стол распечатку.

— У меня есть много дат и мест, и мне нужно их увидеть, посмотреть, где…

Все сбегаются ко мне.

— А что у тебя за даты?

Я заранее придумал отговорку — такую, чтобы поверили.

— Дни рождения. Дни рождения разных людей. Я их коллекционирую.

— Зачем? Зачем они тебе? — спрашивает мальчишка в металлических очках. Мне уже хочется уйти в глухую оборону, так и вижу, как они начнут показывать, что обо мне думают, — ну, сами знаете, приставят палец к виску и ну крутить. Нет, не показывают.

— Ну так, просто интересно, и все.

Кажется, для них это аргумент, и до меня доходит, что в математическом кружке коллекционировать цифры и факты — это нормально. Наверное, они все так делают.

— А почтовые индексы у тебя есть? — спрашивает очкарик. У него тик, уголок рта дергается, поэтому кажется, будто он все время ухмыляется.

Мотаю головой и показываю ему распечатку.

— У тебя тут только названия улиц и районов. В идеале нужны почтовые индексы. Я могу накачать их из онлайнового справочника, если ты мне дашь номера домов, и тогда нанести их на карту будет раз плюнуть. Давай будем помечать разные даты разными цветами, а не цифрами. Тогда сразу проявится закономерность.

Остальные понемногу разошлись, а вот Очкарика, похоже, я завербовал.

— Это домашние адреса? Эти люди там живут?

— Нет, — говорю. — Это где я их… видел.

— На улице? Ты их опрашивал, что ли?

— Ну да, типа того.

— Мм, жалко, ты индексы не спрашивал…

Что-то он уже начинает меня доставать. О'кей, я все делал неправильно, фиговый из меня социолог. Но я беру себя в руки. Без Очкарика мне никак.

— Ну как, поможешь мне?

— Помогу, но мне нужны более точные данные.

Сердце у меня падает — опять идти на улицу, опять смотреть на людей… По-моему, я больше не смогу.

— Посмотрю, может, что-нибудь и получится, если ты мне ее домой дашь, — машет он на меня распечаткой.

• Предыдущая
• 12/54
• Следующая