Танковая атака - Воронин Андрей Николаевич - Страница 73

• Предыдущая
• 73/80
• Следующая

Глеб отлично понял содержавшийся в последней произнесенной генералом фразе намек. Быть может, удастся, а быть может, нет; быть может, судья вынесет обвинительный приговор, но и противоположная возможность не исключена. Пять лет лишения свободы условно с лишением права занимать руководящие должности сроком на два года – как вам покажется такой или даже более мягкий приговор? Причастность угнездившейся на полигоне теплой компании к гибели учителя Лялькина и пенсионера Ерошкина практически недоказуема, да и кто станет этим заниматься? И так далее, и тому подобное, и так до бесконечности, пока не станет окончательно ясно, что вся проделанная работа пошла драной козе под хвост, и что вороватые чинуши абсолютно правы, считая, что законы писаны не для них.

Поэтому Глеб выбрал первый из двух предложенных вариантов – поехал на полигон и, действуя по обстановке, сначала попытался вывести Мордвинова из терпения (как и в первый раз, тщетно), а потом дал посадить себя в эту консервную банку конструкции отца всемирно известной австрийской фирмы профессора Порше и отправить на все четыре стороны по принципу: пойди туда – не знаю, куда, принеси то – не знаю, что.

Но бог с ней, с консервной банкой, будь она от «порше» или от «хеншеля», как ее чуточку более поздняя версия. Но Мордвинов-то!.. Глеб не зря оставил ключ от конспиративной квартиры под ковриком у двери. Просмотрев запись, сделанную скрытой камерой, он убедился в том, что Мордвинов и тот белобрысый паренек, что в данный момент управлял танком, побывали внутри и обнаружили использованный им реквизит. Сделать из этой находки неверный вывод было просто невозможно; Мордвинов знал, что Глеб не тот, за кого себя выдает, и наверняка догадывался, что он действует не в одиночку, а от лица очень серьезной государственной структуры. Знал, догадывался, но все равно продолжал вести себя, как ни в чем не бывало, вместо того чтобы драпать со всех ног, куда глаза глядят – от Москвы до самых до окраин и дальше, за бугор…

Глеб чувствовал, что движется с завязанными глазами прямиком к волчьей яме, до края которой осталось уже очень недалеко, и этим очень себе кого-то напоминал. Среди его недавних знакомых имелся один такой, и, вспомнив о нем, Сиверов вдруг, словно наяву, увидел, как одна за другой встают на отведенные им места детали этой не такой уж сложной, если разобраться, головоломки. Да, придуманный хорошим писателем сыщик был прав, утверждая, что, чем сложнее и загадочнее на вид преступление, тем легче оказывается его раскрыть…

Тут он заметил, что танк, и прежде не летевший птицей, едва-едва ползет. Глеб нащупал у подбородка тангенту внутреннего переговорного устройства и, свесив голову в люк, спросил:

– В чем дело, боец? Задремал?

Механик-водитель повернул к нему напряженное лицо, которое в обрамлении черного шлема казалось белым, как лист ватмана. Перепачканные черной смазкой руки лежали на рулевой дуге, нога в пыльном кирзовом сапоге едва касалась педали газа.

– Так, а куда ехать-то? – спросил он с легким вызовом. – Пять километров уже прочапали, а впереди никого. И по рации никто не отвечает…

Глеб обернулся. Насыпной холм с бетонным бункером НП на макушке отсюда выглядел просто продолговатым бугорком. Ушедших вперед танков действительно нигде не было видно, как будто все это время они на максимальной скорости двигались строго по прямой, стремясь к какой-то неведомой цели – уж не на Берлин ли?

«Тигр» совсем остановился, и в мерном клокотании его мотора Глебу почудились нотки растерянности. Вокруг по-прежнему никого не было, поросшая редкой травой, купами кустов и островками смешанного леса, чуть всхолмленная равнина нежилась под ласковым солнцем бабьего лета. В прозрачном осеннем воздухе парили, серебрясь, невесомые паутинки; над бронированными жалюзи моторного отсека нагретый воздух струился и дрожал, как расплавленное стекло. Земля вокруг была исполосована следами гусениц, и Глеб вдруг заметил, что впереди эти следы веером расходятся в разные стороны.

Одна колея по дуге уходила куда-то направо чуть ли не из-под самых гусениц «королевского» и терялась из вида за гребнем поросшего редкими, наполовину облетевшими кустами пригорка. Хорошенько приглядевшись, Глеб не столько рассмотрел, сколько угадал в путанице тонких ветвей какую-то плотную темную массу; в мозгу мелькнула догадка, и одновременно с ней там, в кустах, сверкнула бледная при солнечном свете рыжая вспышка. Над кустами взлетело и пошло расползаться в стороны сероватое облако дыма; громовой раскат выстрела докатился оттуда вместе с шелестом пролетевшего прямо над головой снаряда, и Глеб, выплюнув окурок, с коротким возгласом нырнул в люк.

– Пошел! – рявкнул он, укладывая в лоток механизма заряжания тяжелый, норовящий вывернуться из рук снаряд – судя по окраске головки, бронебойный. – Поворот на два часа и полный вперед!

Орудийный замок с лязгом стал на место; вжавшись лицом в резиновый нарамник прицела, Глеб задействовал гидравлический привод поворотного механизма, и длинный ствол 88-миллиметрового орудия плавно пошел вправо, отыскивая цель. Руки машинально совершали отработанные на тренажерах танкового училища движения, в то время как мозг все еще отказывался до конца поверить в реальность происходящего, силясь подыскать ему какое-то другое, менее очевидное, зато более приемлемое и не столь пугающее объяснение.

«Тигр» тяжело содрогнулся от мощного, отдавшегося в ушах густым похоронным звоном удара. Наклонный броневой лист башни отклонил снаряд, и тот рикошетом ушел далеко в сторону. Попадание расставило точки над «i»: если первый выстрел мог оказаться случайным, то второй, попавший точно в цель, был равносилен старинному «иду на вы». Белобрысый механик-водитель испугано вякнул и, выйдя, наконец, из ступора, выполнил команду: тронулся с места и, направив танк в сторону пригорка, дал газ.

– Вижу! – закричал он. – Они что, охренели?!

Глеб тоже увидел, как из кустов, стремительно набирая скорость, выскочила и пошла прямо на них знакомая «тридцатьчетверка» с белым польским орлом и номером 102 на башне. В голове немедленно зазвучала знакомая с детства мелодия из старого черно-белого сериала, и, мимоходом отметив про себя полнейшую неуместность этого фантомного звукового сопровождения, Глеб скомандовал:

– Держи прямо на него. Поглядим, чего он хочет. Смелее, в лоб ему нас не взять!

Это была правда, наверняка известная экипажу «тридцатьчетверки». Но по каким-то причинам эти чудаки решили проверить аксиому на прочность: а вдруг?..

«Вдруг» не случилось. «Тигр» содрогнулся от еще одного, пришедшегося прямиком в мощную лобовую броню удара, центральный отсек заволокло едким тротиловым дымом, но тяжелый танк даже не замедлил хода. В наушниках шлемофона слышался бессловесный панический визг Белого. Глебу очень не ко времени вспомнилась одна из главных причин, по которой башню от Порше на «королевском» заменили конструкцией «хеншель» с прямой лобовой броней. Попадая в нижний скос броневого фартука башни, снаряды часто рикошетировали вниз и могли пробить относительно тонкую крышу корпуса. Оптимизма это воспоминание не прибавило, поскольку на данном конкретном танке стояла именно такая башня.

Дистанция между идущими лоб в лоб танками быстро сокращалась, и, не имея ни малейшего желания проверять свои энциклопедические познания на практике, Глеб выстрелил.

Снаряд, способный на расстоянии километра пробить насквозь броневой лист двадцатисантиметровой толщины, остановил «тридцатьчетверку» на полном ходу, как если бы та наскочила на несокрушимую железобетонную стену. Изо всех щелей и отверстий в корпусе, густея и чернея прямо на глазах, повалил серый дым; Глеб до последнего мгновения продолжал смотреть в прицел и отчетливо видел, что до того момента, когда в «Рыжем» взорвался боекомплект, ни один из его люков так и не открылся.

Белый перестал визжать и отвернул в сторону от обезглавленного, чадно горящего танка с мертвым экипажем.

– Что это? Ты что творишь?! – послышался в шлемофоне его срывающийся голос.

• Предыдущая
• 73/80
• Следующая