ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая

Что интересно, немало находится китийцев, желающих поиграть. Однажды я наблюдал, как кучка заливавшихся хохотом официантов вытащила-таки нечто, отдаленно напоминающее петуха. Радости не было берегов. Даже кухрабочие убежали от своих адовых печей и лапали жирными руками несчастную игрушку, расплываясь в идиотских улыбках. После чего в автомат посыпался целый дождь монет, который, впрочем, очень скоро прекратился — игрушки стояли насмерть. Кухрабочие позорно отступили, у официантов кончились монеты, но уже гаснущая радость вспыхивала то и дело, когда кто-то из них в сотый раз напоминал остальным, как ловко они прокатили автомат, выудив из него такую большую игрушку. Позже я видел этого плюшевого петуха, гордо стоявшего на прилавке кафе в напоминание о великолепной победе над электроникой.

Сукры — эквадорские деньги — названы в честь некоего Сукрэ, то ли генерала, то ли маршала, мне не удалось выяснить, хотя позже я видел его портреты в художественном музее. Счет давно уже ведется на тысячи, как это однажды было и в Москве, где надолго забыли слово «копейка». Сумма менее ста сукров — чистая абстракция, а сотня чаще всего — это фантастически затертая бумажка, свернутая в трубочку. Сворачивают эти трубочки кондукторы городских автобусов. Восемьсот сукров — типовая плата за проезд — это восемь бумажек, склеенных временем. Их никто уже не разворачивает и не распрямляет, их так и используют склеенными.

Тысяча — тоже очень универсальная бумажка, зеленая, яркая, симпатичная. Она здесь — символ округления цен. Если мелочный товар оценивается от шестисот до тысячи двухсот сукров, то очень велика вероятность, что на самом деле цена этому товару будет именно тысяча. Почему? Очевидно, по привычке. Точнее, из удобства.

Например, гуляете вы по Старому городу, решаете купить яблочко у разносчика. Спрашиваете:

— Куанто квэста (сколько стоит)?

— Миль (тысяча).

Апельсиновый напиток «Тампико» — основной местный утолитель жажды — наливается в странные баклажечки, которые прекрасно идут «пор миль», то есть по тысяче.

Нужна ли вам зубная щетка, или пакетик с лезвиями, или шнурок на кроссовке порвался, или же вы рискуете отдать свои туфли на растерзание чистильщику — все это миль! Если, конечно, вас не заносит в дорогие кварталы. Там цены с неровными краями, как колюще-режущие предметы, запрещенные к перевозке без чехлов. Чехол же — это ваш бумажник. В Кито я не ношу бумажника, в моем кармане немного железа и несколько купюр «пор миль» — по тысяче.

Аэропортовская обменка была откровенно грабительской, как и все в аэропортах, — нас нагрели на четыреста сукров на каждом долларе. Настоящий курс знают только в обменных пунктах на Амазонас. Курс этот, как и в Москве, плавает ежедневно, нередко его уносит в ту или иную сторону по два раза на дню. Но бывают и такие периоды, когда по команде сверху доллар стоит подобно стоп-кадру на видеомагнитофоне — подергивается, рябит, но не движется с места. Правда, команда не срабатывает более чем на неделю (иначе пленка протрется), после чего следует вполне естественный прыжок вверх, а еще через пару дней маленькая финансовая бурька успокаивается и падение сукра продолжается по вялотекущей наклонной траектории.

Инфляции накапывает примерно тридцать процентов в год, что для Эквадора очень хорошо, ибо здесь помнят времена, когда и в десять раз более стремительные обвалы воспринимались как норма, с которой приходилось жить годами.

Самая красивая обменка на Амазонас — в полумиле от отеля «Колон», напротив большого черного банковского здания. Здесь несколько касс, быстро работающий вежливый персонал, крутая охрана и, главное, высокий курс. В этой обменке почти сто процентов посетители — туристы. Все ведут себя тихо, выстаивают молча, передвигаются крошечными шажками, как племянники на похоронах дядюшки-миллионера за час до чтения завещания.

Охрана — это отдельная тема, неоспоримая достопримечательность города Кито. В отличие от подавляющего большинства столиц мира, в которых главное лицо на улице — полицейский, Кито отдан на откуп нескольким охранным корпорациям, наводняющим город парнями в самодельных формах, с обязательными пуленепробиваемыми жилетами и с ужасающего вида гладкоствольными обрезами в руках. Восьмой калибр в большом почете. Парни, по всему видно, деревенские, обращаются с оружием крайне небрежно, обрезы не имеют никакого намека на предохранители, и можно только пожимать плечами, почему никого так и не подстрелили на Улице по чистой случайности, просто «путем непреднамеренного выстрела», как записал бы следователь. Будь ты хоть трус, хоть отчаянный смельчак, но, проходя мимо направленных на тебя взведенных обрезов, нет-нет Да и задумаешься о бренности незащищенного бронежилетом бытия.

Охранять обменные пункты, банки и магазины — дело святое, спору нет. Но охранять пустое место — такое я увидел только в Кито. Охранники, которых здесь красиво называют «гуардиа», сидят в похожих на наши сельские туалеты будочках день-деньской и ночь-ночную. Будочки расположены повсюду, расстояние между ними — не более сотни метров.

Иначе говоря, если вы увидели будочку гуардии, то знайте, что в радиусе ста метров от нее, где-нибудь за домами или в следующем переулке, найдется еще одна такая же будочка. Как правило, охранники — молодые ребята. Не ясно, что с ними делают, когда они стареют. В пору расцвета экономики охранники плодятся, как рыжики после дождя, будочки строятся одна около другой, племя охранников растет и ширится. В дни торговых печалей и запустения пустеют и будочки, парней увольняют пачками, и выбитые стекла безжизненных охранных постов предстают перед взорами горожан как свидетельства очередного кризиса.

Настоящие, то есть кадровых, полицейских можно видеть большей частью в парках по вечерам, где они деловито разъезжают на черных чешских мотоциклах. Иногда появляется и полицейский всадник на пегом раскормленном коне. На крайнем юге, то есть в Старом городе, в бедняцких районах, я ни разу не встретил ни единого стража в погонах. Но и охранников с обрезами там тоже нужно искать днем с огнем. И выходит, что чем больше скученность населения, чем более криминальным считается квартал, тем меньше там охранителей порядка и законности. Впрочем, криминальность Кито преувеличена справочниками примерно на тысячу процентов. Гораздо ярче проявляется как раз противоположная сторона характера китийцев, которую мягко можно назвать осторожностью, хотя на первый взгляд (непосвященного человека) она больше напоминает обыкновенную трусость.

Китийцы не любят напряжения и боятся всякого насилия. Внешне это проявляется прежде всего в заборах и предупредительных надписях на окнах.

Заборы частных домов обычно каменные или кирпичные, высокие, через них не заглянешь во двор, даже если подпрыгнешь. А по всему верху забора — битые бутылки, реже — колючая проволока. Бутылки и просто куски «художественно» колотого стекла, вмурованные в бетон, — украшение тысяч и тысяч китийских заборов. Разумеется, стекло — это скорее психологическая защита, чем физическая. Вероятно, живущим за такими заборами людям приятно тешить себя иллюзией, что кусочки кока-коловской бутылочки спасут их от вторжения выдуманных ими же убийц и воров.

Еще лучше, если на улице, где-нибудь поблизости, день и ночь сидят в своих фанерных домиках охранники-гуардиа. Кто позажиточней, побогаче, тот вообще поселяет охранника в своем дворе, причем устанавливает там будочку, точь-в-точь как на улице — фантазией здесь не богаты. И ходит этот охранник, словно собака на цепи. Нет, без цепи ходит, но все равно вместо собаки. Одна ему отрада — поболтать с прислугой.

Прислуга — это, как правило, деревенская девчонка, со временем вырастающая в деревенскую тетушку. В хороших домах ей шьют специальную форму, розовую или голубую, чтобы, не дай бог, кто-нибудь из гостей или соседей не принял ее за родственницу.

Зарплата уличного охранника что-то около двухсот Долларов. Немало и тех, кто соглашается на полторы сотни в месяц. Прислуга получает в тех же пределах. То есть любой финансово крепкий дом вполне может позволить себе и то и другое без видимых трудностей для семейного бюджета. Дешево, но впечатляет — личный телохранитель и личная горничная. Хозяева таких слуг, наверное, чувствуют себя испанскими князьями и грандами.

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая