ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/73
• Следующая

Шашлык на высоте четырех тысяч метров — это вкуснейший шашлык на свете. Кто не верит, пусть попробует сам. Мы съели все до крошечки, мясо пошло и с шоколадом, и с бобами, с чем угодно. И с пивом, конечно. Правда, Маше пива почти не досталось, нельзя, так, разве что несколько глоточков. Но зато ей перепало больше шоколада. Короче говоря, голодных и недовольных в нашей группе не было.

И сразу же после пикника мы занялись уборкой «помещений». Все, что горит, — сожгли в костре, а что гореть не желает (пивные и консервные банки), я зарыл ножом под корни травы, в дерн. Костер мы затоптали ногами, заровняли так, что и не найти. И двинулись наверх. Залетели на «нос» настолько легко и быстро, что и не заметили.

Я оказался прав: костер-пикник на «носу» все равно не получился бы — слишком уж мокро и ветрено. Постояли, поглядели на Кито, который с этой высоты виден весь без остатка, и не только город, но и вся провинция Пичинча, и далеко за ее границами, насмотрелись и пошли вдоль хребта. А вскоре обнаружили довольно хорошую тропку и повернули вниз.

Я не люблю спуски, от них очень ноги болят, и, чтобы ускорить возвращение на горизонтальную поверхность, мы бежим, бежим настолько быстро, насколько это возможно, едва не падая. Катимся вниз, рискуя разбить носы. Но делаем мы это не в первый раз — как всегда, все заканчивается благополучно. И всего через час (невероятно!) мы уже на асфальте. Даже странно как-то, будто и не было изнурительного подъема, леденящего ветра, осеннего дождя. И сразу же хочется вернуться, вновь взойти на вершину, чтобы доказать себе, что все это действительно было и покорение действительно совершено.

«Ерунда, — думаю я. — Все осталось на пленке. Завтра отпечатаю, вот тебе и доказательство».

Мы идем через очень зажиточный, точнее, откровенно богатый район Боскэ, и вид наших замызганных ботинок и запыленных курток не внушает доверия прохожим, а тем более охранникам.

— Поехали на такси? — спрашивает Маша. — Ноги что-то разнылись.

— Конечно, разнылись! Посмотри, где ты только что была!

Мы останавливаемся, глядим на Пичинчу. Вот это да! Как высоко нас носило! Наши души наполняются гордостью маленькой, но нелегкой победы. И грязные ботинки — это лишь один из признаков победителей. Вы, ленивые прохожие, глазеющие на нашу запыленность и нерасчесанность, вы и не подозреваете, какой прекрасный мир висит над вашими головами. Вы оборачиваетесь на Пичинчу, только чтоб узнать, будет дождь или не будет. А мы пришли с ее вершин, мы пили ее нерожденные дожди своими губами. Завидуйте нам! Но никто не завидует. И тогда мы обижаемся, поворачиваемся к прохожим спиной и садимся в такси. Домой! Сейчас приедем и все расскажем маме, выльем на нее все наши восторги. Пусть знает, как много она потеряла.

— Ну что, понравилось? — спрашиваю Машу. Она кивает. — Хочешь подняться еще раз?

— Хочу, только недели через две. Когда ноги перестанут болеть.

— Нет, через две никак не получится. Дел много. Месяца через два или три, наверное. И попробуем вытащить маму. Идет?

— Идет.

Мы сидим в желтом уютном «хьюндае» и вспоминаем костер на девчоночьей переносице.

Мы делаем студию. Так это теперь называется. Но сначала битых три дня я либо бегаю по городу, либо звоню этому прохвосту Роберту Х. Кардосо, «хозяину», как мы его окрестили. Но уж нет, дудки! Мы теперь тут хозяйничаем, мы! Хотя, конечно, три дня он у нас все-таки украл, пока не увез всяческий хлам — какие-то фанерные колонны, покрытые битым стеклом вместо блесток, кучу фанерных перегородок и штабель дверей и реек. Это все, что осталось от бывших «пользователей» локаля, моих предшественников. Впрочем, я забираю себе несколько деревянных панелей, серый каменный столик и еще кое-какую мелочь — пригодится.

К нам в гости заходит продавщица из соседнего магазинчика. Мимикой и жестами, мыча, как глухонемая, пытается что-то спросить. Я даю понять, что сносно болтаю по-английски. Это не помогает. Все же нам удается разобрать, чего она хочет. Ей просто любопытно, откуда мы и зачем, каким товаром будем торговать и что собираемся делать с локалем, а также, как нас зовут, сколько нам лет, сколько нас вообще и есть ли у нас маленькие дети, надолго ли мы приехали в Эквадор, в каком районе поселились и прочее, прочее. Так, милое женское любопытство, не более. К счастью, мой плохой испанский и ее убийственно корявый английский вынуждают нашу гостью сузить перечень вопросов до минимума.

— Вы делаете бутик? — Вот оно, выраженное в вопросе главнейшее беспокойство: а вдруг они конкуренты?

— Нет, это будет компутасьон (то есть нечто компьютерное).

— О-о-о! — восторженно поднимает руки. — Компутасьон! Нуэво негосио (новый бизнес)!

Оглядев внимательнейшим образом пустое помещение и не найдя, что бы еще добавить, соседка желает нам счастья и удаляется восвояси. Мы продолжаем уборку.

Через пару дней, однако, выясняется, что одной уборкой нам не отделаться — локаль во многих местах серьезно поврежден, очень давно не крашен, а полы — хуже не бывает. Палас истерся чуть не до дыр. На семейном совете решается жизненно важная проблема — начинать ремонт или нет. То есть вкладывать ли деньги, силы и время в нашу студию или и так сойдет.

— И так сойдет! — настаивает Валентина.

Мы с Машей за ремонт.

— Нуэво негосио, — напоминаю я. — Разве ты не видишь, как они любят, когда им пускают пыль в глаза? Да, многое они прекрасно покупают и с уличного лотка, но художественная фотография — не лоток, не жвачка и даже не сосиска с кетчупом!

Чтобы поставить все точки куда надо, на следующий день мы ходим по фотопавильонам. Их что-то около десятка, но почти все художественные фотостудии прекрасно отделаны, драпированы, почти все с подвесными потолками, паркетными полами, с какими-то лестницами-перилами, стеклянными загородками для приемщиц, шикарными лампами и тому подобным. И, как нам кажется, чем богаче выглядит павильон, тем скорее туда направляют свои стопы желающие запечатлеться граждане.

— Вот! — торжествую я. — Теперь ты сама можешь убедиться: художественное фото подразумевает художественно оформленный съемочный зал и все прочее.

— И во что нам это выльется? — уже начинает сдаваться Валентина.

— Будем считать.

Мы считаем. Мы составляем пугающе длинные списки крайне необходимого оборудования, мебели, отделочных материалов и прочей ерунды, включая краски, клей и все-все, мы обдумываем каждый пункт и сокращаем, где только возможно. Я даже успеваю набросать пару-тройку эскизов будущей студии. По первым прикидкам выходит что-то около четырех тысяч долларов.

— Да вы что, с ума сошли?! — в ужасе кричит Валентина.

Ничего не остается, как снова ехать в «Эспираль» и смотреть на месте.

На месте всегда виднее. Список сокращается, сжимается и тает, как медуза на горячем песке. Но я предлагаю начать с потолка. В виде пробы. А там, позже, удастся посчитать точнее. Главное решено окончательно — делать будем своими руками. Оплачивать бригаду шабашников, а самим в это время сидеть по кафешкам — это не наш метод, как сказал один умный человек. Наш метод — делать все самоваром.

Мы с Машей едем на Дьес-де-агосто, на улицу слесарей. Это мы ее так назвали, для ясности. Может быть, именно слесарей там не так уж и много, но все равно магазины сплошь хозтоварные. И полным-полно красильных лавок. Мы заходим в одну такую — стен не видно, все заставлено разноцветными банками. Здесь специализируются на подборе цветов.

Подбор цвета — это просто. Берется банка густой снежно-белой основы и туда капают концентрированный краситель с помощью дозиметра, для чего существуют схемы, как какой цвет получить, и книги с цветными таблицами. Грубо цвет получается сразу, а за несколько минут его подгонят максимально к вашему желанию. И при этом будут использовать потрясающий аппарат — банковибратор. О, это надо видеть! Надо стоять в белом костюме с искрой в двух шагах от банковибратора, чтобы ощутить всю его прелесть.

• Предыдущая
• 40/73
• Следующая