Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 83

• Предыдущая
• 83/96
• Следующая

– Это люди с «Черного могола», – сказал он. – Да, да, я знал, что живым они бы его не отпустили.

– А что это за люди? – спросил я.

– Ну что ж, вы ведь ему родственником были, – сказал он. – А самого его уже нет… Да, да, все кончено. Теперь я могу вам рассказать, кому ж еще, как не вам… Другое дело, если бы хозяин был жив, старый Енох без приказа и слова бы не сказал. Но вы же, как-никак, племянник ему и приехали, чтобы помочь… Да-да, мистер Джон, вы должны все знать.

Все было так, сэр. Дядя ваш держал бакалейный магазин в Степни, но кроме этого у него и другое дело имелось. Он не только продавал, но и покупал, а когда покупал, не спрашивал, откуда у продавцов их товар. Да и зачем ему было это знать? Его ведь это не касалось, не правда ли? Если человек приходил к нему с камушком или серебряным подносом, какое ему было дело до того, где он их взял? И что тут такого, по-моему, это очень даже разумно, и вообще, хорошо бы, закон такой был, чтобы все так делали. В общем, в Степни нам жилось неплохо.

И вот однажды стало известно, что в море затонул теплоход из Южной Африки. По крайней мере, считалось, что он затонул, и Ллойд выплатил страховку{364}. А на пароходе этом везли очень дорогие бриллианты. Вскоре в лондонский порт пришел бриг «Черный могол». С бумагами у него все было в порядке, и по ним он плыл из Порт-Элизабет{365} с грузом шкур. Капитан этого брига, Элиас его звали, пришел к хозяину, и что, вы думаете, он хотел продать? Господи, сжалься надо мной, грешником, у него был пакет с бриллиантами, точно такими же, как были на том затонувшем южноафриканском пароходе. Как они к нему попали? Не знаю. И хозяин не знал. И не собирался этого выяснять. Капитан этот хотел зачем-то припрятать на время эти бриллианты и поручил их дядюшке вашему. Ну, вроде как в банк вещи на хранение сдают. Со временем хозяин привык к этим камням и полюбил их, и ему стало уже не все равно, в каких водах промышляет «Черный могол» и как его капитан заполучил эти бриллианты. Поэтому, когда капитан вернулся за ними, хозяин сказал, что камни эти будут в большей сохранности, если останутся в его руках. Не подумайте, что считаю, будто он поступил правильно, но именно так хозяин сказал капитану Элиасу в маленькой прихожей черного хода нашего дома в Степни. Тогда-то и пострадали его ребра и нога.

Капитана за это судили и отправили на каторгу, а хозяин, когда выздоровел, подумал, что ближайшие пятнадцать лет может жить спокойно. И все же, опасаясь моряков с «Черного могола», он решил уехать из Лондона. Но прошло пять лет, капитан вышел на свободу и с остатками своей старой команды стал разыскивать его. Нужно было обратиться в полицию, говорите вы? Ну, тут две стороны. Хозяин полицию любил не больше, чем Элиас. В конце концов они выследили хозяина и, как вы сами видели, перехитрили его. Он-то думал, что чем в большую глушь заберется, тем ему безопаснее будет, а вышло как раз наоборот. Да, может, кому он и перешел дорогу, но мне он был хорошим хозяином, уж не знаю, найду ли я такого другого.

И в заключение еще одно слово. Было замечено, что неизвестный катер, который курсировал вдоль берегов, в то утро ушел в Ирландское море, и предполагается, что именно на нем уплыли Элиас и его люди. Как бы то ни было, с тех пор о них ничего не было слышно. Как выявило дознание, дядя мой последние годы вел убогую, почти нищенскую жизнь и практически ничего после себя не оставил. Похоже, ему достаточно было просто знать, что в его власти находятся бесценные сокровища, которые он скрывал таким необычным образом, и, насколько нам удалось выяснить, ни один из своих бриллиантов он никогда даже не пытался продать. Итак, даже смерть не помогла ему избавиться от дурной репутации, заработанной на своем веку, и семья, которую он опорочил не только своим образом жизни, но даже обстоятельствами собственной гибели, наконец навсегда выбросила из памяти всякие воспоминания о колченогом бакалейщике из Степни.

Для здорового, любящего спорт адвоката, которому приходится с десяти до пяти сидеть в четырех стенах кабинета, единственным временем, когда он может заниматься хоть какими-то физическими упражнениями, является вечер. Отсюда и моя привычка к долгим ночным прогулкам, во время которых я прочесываю холмы Хампстеда и Хайгейта{366}, очищая организм от грязного воздуха Эбчерч-лейн. Именно на одной из таких прогулок я и познакомился с Феликсом Стэннифордом, что стало началом одного из самых удивительных приключений в моей жизни.

Однажды вечером – было это в апреле или в начале мая 1894 года – я отправился на самый север Лондона, чтобы побродить по тем тихим милым улочкам, образуемым высокими кирпичными виллами, которые огромный шумный город выталкивает все дальше и дальше в сельскую местность. Была спокойная чистая весенняя ночь, на безоблачном небе ярко светила луна, и я, к тому времени уже оставив позади несколько миль, намеревался неспешно прогуляться и посмотреть вокруг. Мое созерцательное настроение, очевидно, и послужило причиной того, что я обратил внимание на один из домов, мимо которых вели меня ноги.

Это было очень большое здание, стоящее немного в стороне от дороги на территории собственного участка. Хоть выглядело оно и современно, но явно было намного старше всех своих соседей, которые до отвращения безвкусной грубой планировкой выставляли напоказ свою новизну. Их однообразная шеренга прерывалась опоясанным лавровыми кустами газоном, в глубине которого высилась угрюмая громадина темного дома. Наверняка это была загородная резиденция какого-нибудь богатого торговца, построенная в те времена, когда до ближайшей улицы от этого места было не меньше мили, и которую теперь оплетал своими краснокирпичными щупальцами лондонский спрут. Мне подумалось, что далее этому зданию предстоит быть проглоченным и переваренным, чтобы очередной застройщик мог соорудить несколько дешевых вилл на месте палисадника. И вот после того, как эти размышления словно в тумане проплыли сквозь мой разум, случилось нечто такое, что направило мои мысли совершенно в иное русло.

Трясущийся и скрипящий четырехколесный кеб, этот позор лондонских улиц, и велосипедист, который ехал навстречу ему, подсвечивая себе дорогу желтой фарой, были единственными движущимися объектами на длинной, залитой лунным светом мостовой, и все же они столкнулись с той зловещей аккуратностью, которая сводит в одну точку два океанских лайнера посреди безграничных атлантических просторов. Виноват был явно велосипедист. Он попытался свернуть перед кебом, не рассчитал расстояние, и в результате лошадь зацепила его боком и сбила. Он поднялся, прорычал что-то злое кебмену, тот тоже в долгу не остался, но, сообразив, что номера его пока никто не заметил, подстегнул лошадь и с грохотом укатил своей дорогой. Велосипедист взялся за руль лежащей на боку машины, но, воскликнув «О Боже!», со стоном опустился на бордюр.

Я бросился через дорогу к нему.

– Вы ранены?

– Лодыжка, – через стиснутые зубы пробормотал он. – Но я думаю, это всего лишь вывих. Хотя болит ужасно. Вы не поможете мне подняться?

Сидел он в желтом круге фонарного света, и я, помогая ему встать на ноги, заметил, что это прилично одетый молодой человек с редкими темными усами и большими карими глазами, нервного вида, с ввалившимися щеками, свидетельствовавшими о слабом здоровье. На его желтом худосочном лице были видны следы, оставленные слишком напряженной работой или волнением. Когда я потянул его за руку, он встал, но одну ногу держал в воздухе. Он попытался пошевелить ею, но тут же застонал.

– Не могу поставить ее на землю, – сказал он.

– Где вы живете?

– Здесь! – он кивнул в сторону большого темного здания в глубине сада. – Я поворачивал к калитке, когда этот чертов кеб меня сбил. Не могли бы вы помочь мне добраться до дома?

• Предыдущая
• 83/96
• Следующая