Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 62

• Предыдущая
• 62/96
• Следующая

И они бы продолжали жить припеваючи, если бы оставались в Нью-Йорке и ограничились шулерством, но нет, им понадобилось приехать в Рочестер. Тут они подделали чек на крупную сумму. Это сделал мой брат, хотя все знали, что идея принадлежала Воробью Маккою. Я выкупил этот чек, хоть это и обошлось мне не дешево, пошел с ним к брату и пригрозил ему, что сдам его полиции, если он не уедет из страны. Сначала он просто рассмеялся. Если я сдам его полиции, сказал он, это разобьет сердце нашей матери, а ему было прекрасно известно, что я никогда не пойду на это. Но я дал ему понять, что сердце матери и так уже разбито и что я твердо намерен сдержать слово. Мне было бы спокойнее видеть его в рочестерской тюрьме, чем в очередной нью-йоркской гостинице. Наконец он сдался и дал мне честное слово, что больше не будет встречаться с Воробьем Маккоем, уедет в Европу и займется любым честным делом, которое я помогу ему подыскать. Я тут же отвел его к старому другу нашей семьи Джо Виллсону, который занимается экспортом американских часов, и упросил его сделать Эдварда своим торговым агентом в Лондоне с небольшим окладом и пятнадцатью процентами комиссионных от общей выручки. Внешностью и поведением Эдвард до того пришелся по душе старику, что уже через неделю он уехал в Лондон с целым чемоданом образцов.

Мне показалось, что это дело с чеком серьезно напугало брата и что теперь он успокоится и наконец займется честным делом. Мать тоже с ним поговорила, должно быть, и ее слова тронули его, потому что лучшей матери, чем наша, нет на всем свете, хотя он и причинил ей так много горя. Но я знал, что этот человек, Воробей Маккой, имеет очень большое влияние на Эдварда, и понимал: чтобы направить парня на путь истинный, в первую очередь нужно разорвать их связь. В полиции Нью-Йорка у меня был друг, он помогал мне следить за этим Маккоем. Когда через две недели после того, как брат отплыл в Европу, я узнал, что Маккой забронировал каюту на «Этрурии», я понял, что он хочет найти Эдварда и вернуть его в Америку, чтобы опять заниматься с ним своими грязными делишками. И тотчас я принял решение, что тоже отправлюсь в Англию и попытаюсь оградить брата от влияния этого человека. Я понимал, что это почти безнадежное дело, но посчитал, и мать в этом была со мной согласна, что это мой долг. Ночь перед отъездом мы провели вместе, молясь за успех, и мать отдала мне свое старое Писание, которой отец подарил ей в день свадьбы еще до переезда в Америку. Она хотела, чтобы я всегда носил его у сердца.

Я плыл на одном пароходе с Воробьем Маккоем и, по крайней мере, сумел испортить ему настроение на время плавания, чем доставил себе большое удовольствие. В первый же вечер я пошел в курительную и увидел его за карточным столом рядом с полудюжиной богатеньких юнцов, которые везли свои туго набитые кошельки и пустые головы в Европу. Он уже готовился приступить к игре и собрать богатый урожай, когда мое вмешательство расстроило его планы.

– Джентльмены, – сказал я, – вам известно, кто этот человек, с которым вы играете?

– А вам-то что? Займитесь-ка лучше своим делом! – сказал он и выругался.

– А кто он? – заинтересовался один из игроков.

– Это Воробей Маккой, самый известный в Штатах карточный шулер.

Он тут же вскочил и схватил со стола бутылку, но, видно, вспомнил, что плывет под флагом старой доброй Англии, где законы и порядок все еще что-то значат, и подкупами ничего не добьешься. Убийц и насильников здесь ждет виселица и тюрьма, а улизнуть через задний ход с океанского лайнера не удастся.

– Докажите свои слова, вы грязный …! – закричал он.

– Пожалуйста! – сказал я. – Достаточно будет попросить вас закатить правый рукав рубашки до локтя.

Он побледнел и не сказал ни слова. Понимаете, я кое-что о нем знал, и мне было известно, что он, как и остальные шулеры, использует для своей работы резинку с зажимом у запястья, которую надевают на руку. Именно с помощью этого зажима они прячут те карты, которые им не подходят, а нужные достают из другого тайника. Я предположил, что он пользовался этим механизмом, и, как оказалось, не ошибся. Он снова выругался, выскользнул из салона и потом почти не выходил из своей каюты до конца плавания. Хоть в чем-то я поквитался с мистером Воробьем Маккоем.

Но скоро он мне отомстил. Когда дело касалось моего брата, его влияние всегда брало верх. Первые несколько недель в Лондоне Эдвард жил спокойно и занимался своими американскими часами, пока снова не встретился с этим мерзавцем. Я старался как мог, но моих усилий оказалось недостаточно. Уже очень скоро я услышал о скандале, случившемся в одной из гостиниц на Нортумберленд-авеню, где какого-то богатого путешественника обчистили на крупную сумму двое карточных шулеров. Дело попало в Скотленд-Ярд. Об этом я узнал из вечерней газеты, и сразу же понял, что мой брат и Маккой взялись за старое. Я тут же помчался домой к Эдварду. Там мне сказали, что он ушел с высоким джентльменом (не трудно было догадаться, что это Маккой) и забрал с собой свои вещи. Хозяйка дома сообщила, что слышала, как они рассказывали кебмену, куда их нужно будет везти, и в конце назвали вокзал Юстон. Кроме того, она случайно услышала, как высокий джентльмен в разговоре упоминал Манчестер. Она считала, что они направились именно туда.

Проверив расписание, я увидел, что самый удобный для них поезд отходит в пять, хотя был и еще один, в 4:35, на который они при желании могли успеть. Я же успевал только на пятичасовой, но ни на вокзале, ни в самом поезде их так и не нашел. Должно быть, они все-таки уехали предыдущим поездом, поэтому я намерился поехать за ними в Манчестер и искать их там по гостиницам. Даже сейчас я надеялся, что сумею спасти его, призвав вспомнить о матери. Нервы у меня были натянуты до предела, в купе я закурил сигару, чтобы успокоиться. И в этот самый миг, когда поезд тронулся, дверь распахнулась, и на платформе я увидел Маккоя и своего брата.

Они оба были в гриме, и на то у них имелись причины, поскольку они знали, что по их следу идет лондонская полиция. Маккой поднял большой каракулевый воротник на пальто, так что оставались видны только его глаза и нос, а брат мой был переодет женщиной, причем половину его лица скрывала черная вуаль. Меня это, конечно же, не могло обмануть. Я бы все равно узнал его, если бы даже мне не было известно, что он и раньше часто использовал этот наряд. От неожиданности я вздрогнул, и тут Маккой узнал меня. Он что-то сказал, кондуктор захлопнул дверь, и их посадили в соседнее купе. Я попытался остановить поезд, чтобы последовать за ними, но было уже слишком поздно.

Как только мы остановились в Виллздене, я сразу же пересел в соседнее купе. Мне кажется, этого никто из поезда не заметил, что и неудивительно, поскольку на станции было полно народу. Маккой, разумеется, ждал меня, и все время, пока мы ехали от Юстона до Виллздена, обрабатывал моего брата и настраивал его против меня. Я в этом почти не сомневаюсь, потому что мне еще никогда не было так трудно разговаривать с ним, как в тот день. Никакие доводы не могли его переубедить или заставить смягчиться. Уж что я только ни говорил, рассказывал, как ему будет житься в английской тюрьме, описывал горе матери, когда я вернусь к ней с такими новостями. Мне так и не удалось достучаться до его сердца. Все это время он сидел с презрительной ухмылкой на своем красивом лице, а Воробей Маккой то и дело бросал насмешки в мой адрес и призывал брата стоять на своем и не поддаваться на мои уговоры.

– Почему бы вам не пойти работать в воскресную школу, а? – говорил он мне и тут же на одном дыхании обращался к брату: – Он думает, что у тебя нет собственной силы воли. Считает тебя младшим братом, которому можно указывать, что делать. Он только сейчас начинает понимать, что ты уже взрослый мужчина, такой же, как он сам.

Именно после этих слов я и вскипел. Тогда мы уже выехали из Виллздена – на все эти разговоры ушло немало времени. Я уже не мог сдерживаться и в первый раз в жизни позволил себе проявить грубость при брате. Может быть, было бы лучше, если бы я это делал чаще.

• Предыдущая
• 62/96
• Следующая