Истории, рассказанные у камина (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 46

• Предыдущая
• 46/96
• Следующая

Есть что-то трогательное в попытках Хоума найти то вероисповедание, в котором он смог бы реализовать собственный стадный инстинкт (он ведь не был ярко выраженным индивидуалистом) и которое в то же время могло бы стать тем грунтом, куда он мог бы посеять зерно открывшейся ему одному бесценной истины. Вся его жизнь стала доказательством утверждения некоторых спиритуалистов, что человек может придерживаться любой веры, неся при этом спиритическое знание, однако оно подтверждает и убеждение тех, кто считает, что лучшей гармонии с этим спиритическим знанием можно добиться только в специально созданной спиритической коммуне. Очень жаль, если это действительно так, ибо это слишком великая вещь, чтобы ограничивать ее рамками отдельной секты, какой бы многочисленной она ни была. В юности Хоум был методистом-уэслианцем{248}, однако вскоре он оставил это течение и примкнул к более либерально настроенным конгрегационистам{249}. В Италии проникнутая духом высокого искусства римско-католическая церковь, а возможно, и тот факт, что история ее была связана со множеством явлений, сходных с теми, что демонстрировал он сам, подтолкнула его к тому, чтобы пересмотреть свои взгляды и даже вызвала желание вступить в один из монашеских орденов. Впрочем, здравый смысл подсказал ему отказаться от этого желания. Переход в новую веру пришелся на тот период, когда спиритические способности покинули его на год. Исповедник уверил Хоума, что, поскольку способности эти являлись порождением зла, теперь, когда он стал сыном истинной церкви, они его больше не побеспокоят. Тем не менее, ровно через год спиритические способности вернулись к нему, причем с удвоенной силой. С того времени Хоум если и оставался католиком, то только номинально, и после второго брака (обе его жены были русскими) он оказался под сенью православия, по православному обряду он и был похоронен на кладбище Сен-Жермен{250} в 1886 году. «Иному – различение духов» (I Кор., XII, 10) гласит краткая надпись на его могиле, и это означает, что мир еще услышит о Дэниеле Дангласе Хоуме.

Если кому-то требуется доказательство того, что Хоум прожил честную жизнь, то лучше всего об этом говорит тот факт, что его многочисленные враги, которым очень хотелось отыскать хоть какой-то повод для критики, так и не смогли найти в его карьере ничего, кроме одного совершенно невинного эпизода, известного как «дело Лайон против Хоума». Любой объективный судья, ознакомившись с показаниями по этому делу (во второй части «Происшествий моей жизни» они приведены дословно), согласится, что Хоум заслуживал не обвинения, а жалости. Лучшим свидетельством благородства его характера является то, как он вел себя с этой неприятной и неуравновешенной женщиной, которая сначала настояла на том, чтобы он принял от нее значительную сумму, а потом, поддавшись очередному капризу и поняв, что в высший свет с его помощью ей не попасть, пошла на самые недостойные действия, чтобы вернуть их.

Не возникает сомнения, что, попроси она об этом Хоума напрямую, он из чувства деликатности вернул бы эти деньги, несмотря на то что все это дело было связано для него с большими хлопотами и издержками, которые даже повлекли за собой изменение фамилии на Хоум-Лайон, поскольку эта женщина высказала желание, чтобы он стал ее приемным сыном. Однако требование было высказано в такой форме, что выполнить его означало для Хоума признать, что, принимая такой дар, он поступал нечестно. Если внимательно изучить оригинальные документы процесса (что, похоже, мало кто из высказывавшихся об этом деле удосужился сделать), вы увидите, что сам Хоум, его поверенный С. К. Холл и его адвокат мистер Вилкинсон в свое время просили женщину ограничить свою неразумную щедрость (которая вскоре обернулась еще более неразумной недоброжелательностью). Она была решительно настроена на то, чтобы Хоум принял деньги и стал ее наследником. Но мир не знал более бескорыстного человека, чем Хоум, он снова и снова умолял ее подумать о собственных родственниках, на что она неизменно отвечала, что личными деньгами вправе распоряжаться по своему усмотрению и что никто из родных от денег не зависит. С того дня, когда он согласился принять ее предложение, Хоум стал вести себя, как и подобает почтительному сыну, и глупо предполагать, что эта коварная женщина могла ожидать какого-то иного к себе отношения. Во всяком случае, она скоро устала от свой причуды и потребовала вернуть деньги на том основании (которое покажется просто диким любому, кто прочитает документы и сопоставит даты), что на этот шаг ее подтолкнули спиритические послания, полученные ею через Хоума. Дело рассматривалось в канцлерском суде, и судья неоднократно ссылался на «бесчисленные ложные заявления миссис Лайон по многим важным вопросам …, сделанные под присягой заявления, которые в немалой степени затруднили работу суда и подорвали доверие к показаниям истицы». Несмотря на этот едкий комментарий и вопреки обычному здравому смыслу, суд вынес вердикт не в пользу Хоума на том основании, что британское правосудие в подобных случаях с бoльшим недоверием относится к показаниям ответчика, и опровержение считается невозможным, если происходит столкновение двух противоположных заявлений. Даже злейшие враги этого удивительного человека не смогли не признать как доказательство абсолютной честности и искренности Хоума в этом самом злополучном эпизоде его жизни тот факт, что он оставил деньги в Англии, а не перевел их куда-нибудь за границу, откуда их невозможно было бы вернуть. Вот то, что в рамках короткого очерка можно рассказать о странной судьбе молодого человека, которого мы встретили в ливерпульском порту. Тогда ему было двадцать два. Умер Хоум на пятьдесят третьем году жизни, и все эти тридцать лет он обеими руками сеял зерна истинной веры. Многие из них затерялись между камней, многие попали на бесплодную почву, но было много и таких, которые укоренились и дали такие всходы, пожинать плоды которых будет еще не одно поколение наших потомков.

Независимо от того, принадлежит ли читатель к тому большинству, которое с недоверием относится к данному вопросу, или же входит в растущие ряды меньшинства, которое принимает очевидные доказательства, ему будет интересно узнать о тех обстоятельствах, в которых проходило развитие всего спиритического движения. Человек образованный знает, что его зарождению предшествовал долгий подготовительный период. Он начался со Сведенборга и Месмера и закончился Эндрю Джексоном Дейвисом, получившим прозвище Провидец из Покипси, который в юном возрасте, не имея образования, записал и надиктовал одно из самых глубоких и всеобъемлющих толкований общих законов мироздания, когда-либо изложенное в словах. Не заостряя внимания на этом, мы начнем рассказ с событий, произошедших в Гайдсвилле, и опишем малоизвестные факты становления молодого движения, на пути которого великие взлеты чередовались с временными падениями.

Деревушка Гайдсвилль, расположенная неподалеку от Рочестера в штате Нью-Йорк, представляла собой тесную группку деревянных домишек самого скромного вида. В одном из таких убогих сооружений, которое вряд ли прошло бы санитарную проверку британского инспектора окружного совета, и началось развитие того, что, по моему мнению, является самым важным вкладом Америки в благополучие мира. В домике этом жила добропорядочная фермерская семья, которая носила фамилию Фокс (фамилия эта, по любопытному стечению обстоятельств, уже была вписана в анналы истории религии, поскольку именно так звали основателя общества квакеров{251}). Кроме отца и матери, которые по религиозным воззрениям были методистами, там в то время жили двое детей – дочери Маргарет и Кейт. Когда манифестации, происходившие в этом доме, начали достигать такой интенсивности, что стали привлекать к себе всеобщее внимание, первой, Маргарет, было пятнадцать, а второй, Кейт, двенадцать.

• Предыдущая
• 46/96
• Следующая