Небо на двоих (СИ) - "Korolevna" - Страница 14

• Предыдущая
• 14/46
• Следующая

— Иди, Рыжик. Всё. Иначе не выдержу. Прошу тебя, — усталая мольба.

Лиза сняла его куртку, бросила на заднее сиденье. Еще раз посмотрела в глаза, провела по губам пальцами, вздрогнула, когда Ромка поцеловал ее руку. Молча вылезла из машины, направилась к подъезду, пытаясь не разреветься в голос.

— Лиза! — окрикнул ее Роман.

Она обернулась, замерла, боясь спугнуть момент. Жадно вбирала его черты, складывала в шкатулку памяти, чтобы потом доставать и бережно перебирать милые сердцу образы. Рома неотрывно смотрел на нее несколько секунд, затем произнес: «Ничего. Иди».

Лизка забежала в подъезд, не стала подниматься на лифте, поднялась по неосвещенной лестнице на площадку, стремглав влетела в квартиру. Родители тихо разговаривали в гостиной. Она замерла около двери, стараясь не выдавать своего присутствия.

— Хорошо всё-таки вышло, Танюш, что наши дети смогли подружиться. Я за Ромку тогда боялся. Он парень у меня всегда своенравный был, думал, не простит мне жену новую. А видишь, как получилось. И Лизка сразу же стала наша.

— Ой, Саш, сердце не на месте. Долго что-то они там прощаются. Посмотри, что ли.

— Да что ты так тревожишься? Лизка к Роману привязана очень, не может надолго расставаться.

— Саш, а что если они… ну…

— Тань! Ты в своем уме? Брат и сестра!

— Крови родной нет. Тебе не подозрительно, что Лизка ни в кого не влюблялась еще? Восемнадцать лет скоро, а она только учебой живет да Ромкой.

— Время ее не пришло, не такая ранняя, как другие. Не накручивай, того, чего нет.

— Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав.

— Уехал Ромка, — Лизка наигранно выдавила из себя улыбку, заглядывая в гостиную. — Я спать, на занятия завтра рано.

Стараясь не встречаться с матерью взглядом, она шмыгнула к себе в комнату, прижала ладони к пылающим щекам. Опять она загнана в угол. Даже останься Ромка рядом, то ничего хорошего, кроме слез и скандалов это не принесло. Мать — самая близкая, любимая, родная, — против ее любви. Чем Ромка не угодил? И знает она его сто лет, всегда хорошо относилась. Так просто раскусила Лизкину тайну, догадалась, испугалась. Конечно, сын мужа — одно; потенциальный зять — совсем другое.

Лиза упала на кровать, не понимая, почему не может проронить и слезинки. Всё еще не верилось, что Ромка не вернется. Он ведь сбежал, позорно дезертировал с места боевых действий, не стал сражаться до победного конца. Испугался отца, его реакции на отношения и чувства, противиться которым не смогли сводные брат и сестра. Лизка всегда считала, наивно верила — ее Рома никого не боится. А тут… Трусливо поджал хвост, прикрылся работой и оставил ее одну. Раздавленную. Опустошенную. Без права на надежду.

Утром дядя Саша сказал, что Роман уехал еще ночью. Звонил ему с аэродрома по спецсвязи. Просил не беспокоиться, если долго не появится. Лизка лишь пожала плечами. Старалась вести себя, как обычно и не вызывая подозрений. Незаметно подкралась сессия, пришлось поднапрячься, вплотную заняться учебой. Жизнь постепенно вернулась на колею перманентного ожидания, к которому девушка привыкла с детства.

Беды ничего не предвещало. Интуиция молчала, не била в тревожный набат. Сердце не предсказывало новой порции боли. Лиза вернулась из университета. Настроение прекрасное. Летняя сессия сдана, никаких «хвостов» не осталось. Можно спокойно уезжать на дачу и валяться в гамаке с книжкой, любоваться облаками и ждать, молиться, чтобы с Ромкой ничего не случилось.

— Можете поздравить второкурсницу! — прокричала она с порога, влетая в спальню к родителям. — Мам, дядь Саш, отметим сданную сессию на даче. Поехали сегодня вечером.

Лиза плюхнулась в кресло и только сейчас услышала запах валерьянки и сердечных капель. Мама спрятала заплаканные глаза, а дядя Саша сидел в кресле у окна. Бледный. Слишком бледный. Он никогда не болел, всегда оставался в прекрасной физической форме, в темных, вьющихся волосах седина только начинала показываться, и то на висках. Однако Лиза видела старого, сломленного человека, который находится в шоковом состоянии. Он поднял на нее сине-серые глаза. Колючий, затравленный взгляд. Горе бьется внутри, как волны о высокий утес.

Предчувствие закружилось в вихре разрозненных эмоций, заставило сердце оборваться в груди. Лиза обвела родителей взглядом, пытаясь не делать поспешных выводов. Тревога кольнула тонкой иголкой, мысли нехорошо завертелись волчком.

— Что случилось? — пробормотала девушка, борясь с подступающей тошнотой.

— Лиз, — мать всхлипнула. — Рома…

— Вернулся? — недоверчиво спросила она.

Дядя Саша в ответ покачал головой. Зажмурился, пытаясь сдержать слезы, показать себя сильным. Плечи дернулись, и он прижался к жене, стоящей рядом. Та гладила его по волосам дрожащими руками, пытаясь подобрать слова, чтобы сказать новость Лизе. Но она уже всё поняла. Крик застрял в горле, будто в капкане. Легкие внутри разорвались. Спазм сжал сердце, и оно забилось, словно делая одолжение владелице — тихо-тихо, грозясь остановиться в любой момент. Кровь загустела, превратилась в тягучую субстанцию.

— Нет! — выдавила через силу Лиза, не обращая внимания на слезы, градом катящиеся по щекам.

— Герой России. Посмертно, — выдохнул дядя Саша, беззвучно плача.

— Это специально! Знаете, как в фильмах показывают? Надо умереть, сделать пластическую операцию, не говорить семье, — тараторила Лиза, начиная слепо верить безумной фантазии, спасающей от неминуемой, ужасной правды.

— Ох, Лизка! — тяжело вздохнула мать.

— Нет, — она помотала головой, пытаясь совладать с собой, но слезы продолжали срываться со щек, капать на бежевый ковер.

Тело внезапно стало чужим и непослушным. Лиза не поняла, каким образом оказалась на полу. Взвыв раненным зверем, она сотрясалась в истеричных всхлипываниях. Сердце замерзло, покрылось инеем, а потом треснуло, рассыпалось на осколки. Свет померк, Лиза погрузилась в непроглядную тьму. Жизнь в одно мгновение стала лишней, ненастоящей, ненужной. Реальность придавила бетонной плитой, сдавила тисками, ужалила острой правдой — Ромка больше не вернется.

Память воровато подсунула лоскуты обрывочных воспоминаний: прощальный взгляд, в котором застыли сожаление, горячая нежность и тоска; последний поцелуй, отдающий полынной горечью, и, одновременно, терпкой сладостью; сильные руки, под которыми она извивалась в экстазе, плавилась, словно свечка.

Лиза задыхалась, не могла заставить легкие наполниться столь необходимым для жизни воздухом. Спустя пару мгновений ее укутала вязкая и липкая темнота.

На похоронах собралось всего лишь несколько человек из взвода. Те, кому удалось выжить при взрыве в Моздоке в ходе выполнения спецоперации. Тело покоилось в цинковом, наглухо запаянном гробу. Родственникам категорически запрещалось его открывать, дабы не травмировать себя ужасающей картиной обезображенных останков. Лишь экспертиза ДНК, проведенная по требованию командования, смогла определить, что это — Роман Бессонов. Вернее то, что от него осталось.

Возле свежего могильного холмика, на котором возлежали венки из еловых лап, увитые черными и триколорными лентами с надписями, стояли друзья и семья, провожающие Героя России в последний путь. Дядя Саша держал в руках темную коробку с тисненым двуглавым орлом на крышке, в которой находилась награда, добытая ценой жизни. С фотографии Ромка смотрел весело, прищурив удивительные глаза с зелеными вкраплениями на радужке, изогнув чувственные губы. На нем была темная форма спецподразделения. Не парадная, без нелепых эполет и аксельбантов. Он ее терпеть не мог. Всегда предпочитал одевать «полевой» вариант. Даже на торжественно-парадные шествия и собрания, за что не раз получал выволочку от командования и начальства. Но изменить себя не мог.

Хлюпала носом растерянная и подавленная Вика, на удивление скромно одетая, как и подобает на траурной церемонии. Молчали хмурые друзья и сослуживцы, проводившие за эти дни пятерых человек из отряда в последний путь.

• Предыдущая
• 14/46
• Следующая