Оборотная сторона Луны - Морозова Эльрида - Страница 13

• Предыдущая
• 13/86
• Следующая

– Фу, какая ты скучная, Эл! – ответила мне Мэриан. – Я посмотрю: у тебя вообще нет никого любимого. Среди каторжников ты не нашла себе любимчика, Рикардо тебе не слишком нравится. У тебя есть хоть кто-то, кого ты любишь?

– Ну да. Дэн. Я собираюсь за него замуж.

– У всех есть жены и мужья. Я не об этом. Я говорю о простой симпатии к кому-то. У тебя она напрочь отсутствует. Ты больше любишь морали читать, чем завести себе какого-нибудь душку и любить его потихоньку.

– Прости, Мэриан, я тебе плохо понимаю, – призналась я.

Мне всегда казалось, что быть фанатом – плохо. Что ими бывает молодежь в период взросления или недалекие взрослые. Упрекать меня за то, что у меня хватает ума не создавать себе кумиров? Нет уж, спасибо. Работа с Мэриан в паре никогда мне особо не нравилась. Сейчас я чувствовала особое раздражение из-за нее.

– А я вот признаюсь, – сказала она. – Я храню на компьютере фотографии Рикардо. Некоторые даже в обнаженном виде. Я не виновата, что он выложил их в интернет. И я поистине восхищаюсь этим человеком. И это прекрасное чувство. И совершенно не мешает моей любви к мужу. Скажу тебе честно: иногда Рикардо наполняет смыслом мою жизнь.

– Это как?

– А ты слышала песни, которые он поет? Иногда они заставляют посмотреть на жизнь по-другому. Иногда они радуют, иногда расстраивают. Но всегда ты чувствуешь себя обновленным из-за них. Иногда мне кажется, что никакой любви-то и нет. А потом послушаю его песни. Он говорит, что любовь есть. И ее начинаешь видеть. И я люблю своего мужа больше, чем любила бы без песен Рикардо.

Я с трудом понимала ее, но пыталась вникать в смысл слов.

– А сейчас? – продолжила Мэриан. – Я считала свою работу здесь каторгой. Отбываю свой срок контракта, как каторжники, за которыми я слежу. Мне тут ничего не нравилось. Я считала это место не оборотной стороной, а задницей Луны. Просто по типу: если та сторона является лицом, то противоположная ей является задницей. Разве я не права?

– Может, логичнее было бы сказать: затылок?

– Может, и логичнее. Но на задницу это похоже больше. И вдруг появляется Рикардо Гомес. Парень моей мечты. И мы находимся с ним в одном здании. И он дает мне автограф. И он снимает клип у меня на глазах. Моя жизнь наполняется другим смыслом, понимаешь?

– Да, – осторожно сказала я. – Только, Мэриан, не пора ли тебе вернуться к своим компьютерам? Ты же сама говорила, что каторжников нельзя оставлять без присмотра. Особенно в обеденный перерыв?

– Ничего с ними не случится. За ними слежу не только я, там у них есть конвой.

Я отвернулась к своим компьютерам. На душе был осадок. Я знала, что Мэриан злоупотребляет своим положением. А может, то же самое делаю и я? Наверное, надо написать на нее доклад. Или сказать о ее поведении начальнику. Покрывая ее, я сама становлюсь на нее похожей. А с этим мириться нельзя.

Я с облегчением вздохнула, когда Мэриан отлипла от окна и вернулась на свое рабочее место.

И моя совесть тут же успокоилась. Я сказала себе, что писать доклады или разговаривать с начальниками надо лишь в том случае, если не получается урегулировать вопрос на местном уровне. Я делаю Мэриан замечания, и она прислушивается к ним. Так что незачем бить тревогу.

Рикардо и его съемочная группа выехали из корпуса после обеда. Это было согласовано с Арнольдом Расселом. Он сказал, что лучше всего будет загнать всех каторжников на обед, чтобы они не глазели куда не следует и не тратили понапрасну время. А потом уже выпустить из корпуса Рикардо со съемочной группой. На съемки клипа они должны будут отъехать за пределы видимости из каньона. Так что когда каторжников поведут на работу после обеда, никаких казусов не произойдет.

План был бы блестящим, если бы сработал.

Началось все с того, что Мэриан бегала от компьютера к окну и наоборот. А когда ей стало скучно смотреть на то, как оборудуется съемочная площадка, она отошла от окна и занялась своими ногтями.

У Мэриан была скверная привычка: красить ногти на рабочем месте. Она говорила, что в свободное время у нее слишком много дел, а на работе как раз выдается свободная минутка. Так почему бы ее не использовать? Она не думала о том, что люди, которые находятся в этом помещении, тоже вынуждены слышать запах лака. А не всем он нравится.

– Опять ты развонялась, – упрекнула я ее.

– Что поделаешь: натура такая, – ответила она.

Некоторое время работали молча: я над своим компьютером, Мэриан – над своими ногтями. Вдруг я услышала приглушенный вскрик. Я обернулась. Мэриан привстала со стула, подавшись к экрану. Видно, там творилось что-то неординарное. Потому что она выругалась, спешно кинула кисточку в пузырек с лаком и даже не заметила, что та попала мимо и покатилась по столу.

– О боже! – закричала вдруг Мэриан и с ожесточением стала нажимать кнопки на клавиатуре.

Я поднялась со своего места и поспешила к ней. Мне казалось, что ей нужна помощь.

Я даже не могла предположить, что там творится. А когда глянула на экран, дыхание у меня перехватило.

У некоторых каторжников были автоматы. Как они их раздобыли, я не видела. Но они держали их и стреляли. Перед ними уже лежало несколько убитых солдат. С потолка на них струились клубы слезоточивого газа. Каторжники как будто бы не обращали на них внимания. Они не просто стреляли. Они шли вперед. Они напирали. И вот они сносят дверь в соседнее помещение и толпой бегут туда.

Дрожащими руками Мэриан включила громкую связь.

– Капитан! Капитан Смит! Каторжники, они взбунтовались! Прием!

На мгновение она сделала паузу. Хотела услышать ответ. Но вместо этого там была слышна пулеметная очередь и чьи-то крики.

Это был не обычный бунт, что бывают в этом отделении каждый день. Это было что-то серьезное. И он достигал таких масштабов, что слезоточивый газ уже не действовал.

Были некоторые каторжники, которые начали прикрывать глаза и подались в стороны. Но большинство как будто бы проигнорировали его. Они бежали дальше, стреляли, орали что-то.

«Что же будет, если они убьют всех солдат?» – пронеслось в моей голове. И только тут я поняла, что это очень реально. Это не просто дурная мысль, а то, что может случиться по-настоящему.

Я подумала, что после этого комендант корпуса, наверное, отправит каторжников обратно на Землю. Поймет, что нельзя держать их здесь.

Следующая мысль была еще хуже. Она была такой плохой, что я боялась ее думать. Я просто отметила, что она была, и проигнорировала ее так же, как каторжники игнорировали слезоточивый газ.

Мои глаза бегали с одной камеры на другую. Там всюду творилась неразбериха. На одной из камер несколько каторжников корчились от слезоточивого газа. На другой – каторжники бежали по трупам солдат в соседнее помещение. На третьей – падали убитые. Милашка стоял перед четвертой камерой, широко улыбаясь, и показывал в экран средний палец. Видно, ему нравилось то, что тут происходит.

И вдруг камеры начали гаснуть одна за одной. Это каторжники стреляли по ним из автоматов и выводили из строя.

– Мэриан! – опомнилась я. – Сделай же что-нибудь!

– Не могу! – закричала она с надрывом в голосе. – Это уже помещения для солдат. Тут нет слезоточивого газа!

Она застучала пальцами по клавиатуре. Я не понимала, что она делает. Но только тут масштабность всего произошедшего начала доходить до меня. Если каторжники уже ворвались в помещения для солдат, где им быть не следует, разве не пойдут они дальше? Весь беззащитный корпус открыт перед ними, как на ладони. Тысячи мирных жителей, которым даже бежать негде в закрытом пространстве. И что же теперь делать? Должен же быть какой-то выход?

Я все еще была уверена, что Мэриан знает его. Но сейчас она соединилась с комендантом Арнольдом Расселом и закричала ему по связи:

– Мистер Рассел! Они уже ломают дверь из каторжного отделения!

Значит, эта дверь была единственным, что отделяла толпу озверевших каторжников от свободы. И что отделяло невинных жителей от верного убийства. Если каторжники поубивали всех солдат, разве будут они щадить других людей?

• Предыдущая
• 13/86
• Следующая