Эрос за китайской стеной - Виногродский Бронислав Брониславович - Страница 110
- Предыдущая
- 110/122
- Следующая
Не успела она сказать, как отдернулась дверная занавеска, и явился сам Симэнь. Тетушка У и монахини заторопились к Ли Цзяоэр, но их заметил хозяин.
— А эту жирную потаскуху Сюэ[338] зачем сюда занесло? — спросил он Юэнян.
— Что ты язык-то свой распускаешь? — одернула его хозяйка. Мать-наставница в гости пришла, а ты набрасываешься. Что она тебе дорогу, что ли, перешла? И откуда ты ее знаешь?
— Ты еще не знаешь, что вытворяет эта плешивая разбойница?[339] продолжал Симэнь. — Она пятнадцатого в седьмой луне завлекла в монастырь Дицзана дочь советника Чэня и одного малого по имени Жуань Третий, подбила их на прелюбодеяние да еще и три ляна серебра выманила. А Жуань Третий в объятиях девицы дух испустил. Дело получило огласку, и сводню ко мне доставили. Я ее велел раздеть и двадцать палок всыпать. А по какому, собственно, праву она до сих пор в монахинях ходит, а? Ей же было предписано бросить монастырь и найти мужа. Может, захотела еще раз управу навестить, тисков отведать?
— Ну, разошелся! — укоряла его Юэнян. — Давай, громи святых, поноси Будду! С чего ж это ей в мир возвращаться, когда она посвятила себя служению Будде и, стало быть, являет добродетель? Ты не представляешь себе, каким подвижничеством отмечены дни ее жизни!
— Да, подвижничеством! — усмехнулся Симэнь. — Спроси лучше, по скольку мужиков она принимает за ночь.
— Ну, довольно пошлости! Я бы тебе тоже сказала! — оборвала его Юэнян и перевела разговор на другую тему: — Так когда ты отправляешь людей в Янчжоу?
— Лайбао только что послан к свату Цяо, — говорил Симэнь. — Он даст пятьсот лянов и я пятьсот. Двадцатого, в счастливый день, и отправлю.
— А шелковую лавку кому передашь?
— Пусть Бэнь Дичуань пока поторгует.
Юэнян открыла сундук и достала серебро. Его перевешали и передали отъезжающим[340]. Вьюки паковали в крытой аллее. Каждый получил по пять лянов и пошел домой собираться в путь, но не о том пойдет речь.
В крытой аллее появился Ин Боцэюэ.
— Далеко собираешься, брат? — спросил он.
Симэнь рассказал ему о предстоящей поездке Лайбао и Хань Даого в Янчжоу за солью.
— Желаю тебе, брат, всяческой удачи! — подняв руки, воскликнул Боцзюэ. — Барыши будут немалые, а?! Это уж наверняка!
Симэнь предложил ему присаживаться и велел подать чай.
— Ну, а как насчет Ли Чжи с Хуан Нином? — спросил Симэнь. — Скоро у них деньги появятся?
— Да, думаю, не позднее этого месяца, — отвечал Боцзюэ. — Они мне вчера вот что сказали: Дунпинское управление заключает контракт на поставку двадцати тысяч коробок благовоний. Просят еще ссудить их пятьюстами лянами, пособить в срочном деле. А как только они выручат деньги, сразу же все, до медяка, вернут.
— Но ты же видишь, — отвечал Симэнь, — я людей в Янчжоу собираю. У меня у самого денег нет. У свата Цяо пятьсот лянов в долг брать пришлось.
— Они меня очень просили с тобой потолковать, — продолжал Боцзюэ. Ведь с кем дело начал, с тем и до конца доводить надо. Ты отказываешься, к кому же они пойдут?
— К востоку за городскими воротами лавочника Сюя Четвертого знаешь? спросил Симэнь. — Вот он мне должен. Пусть пятьсот лянов у него и возьмут.
— Ну вот и прекрасно! — обрадовался Ин.
Пока они говорили, слуга Пинъань подал визитную карточку.
— Ся Шоу от господина Ся передал, — объяснил Пинъань. — Вас, батюшка, завтра к себе приглашают.
Симэнь развернул карточку и стал читать.
— Я ведь пришел еще кое-что тебе сказать, — заговорил опять Ин Боцзюэ. — Про Гуйцзе ничего не слыхал? Она у тебя давно не была?
— Понятия не имею! — сказал Симэнь. — Она у меня с первой луны не появлялась.
— Так вот, ты знаешь Ван Цая, третьего сына полководца Вана? — начал свой рассказ Ин Боцзюэ. — Дело в том, что женат он на племяннице главнокомандующего Лу Хуана из Восточной столицы. Когда молодые поехали поздравить дядюшку с Новым годом, он отвалил им в подарок целую тысячу лянов серебра. А эта самая племянница Лу Хуана, представь себе, красавица-картинка. Передай художник хоть частицу ее красоты, от портрета глаз бы не оторвать. Пока ты дома сидишь, старик Сунь, Рябой Чжу и Чжан Сянь Младший целыми днями с Ван Цаем у певиц околачиваются. Ван Цай соблазнил одну молоденькую, зовут Ци Сян, из дома Ци во Втором переулке. Навещал он и Ли Гуйцзе, а когда заложил головные украшения жены, она, обнаружив пропажу, чуть руки на себя не наложила. А тут вскоре наступил день рождения ее столичного дядюшки. Она отправилась в столицу и все ему рассказала.
Разгневанный Лу Хуан передал имена дружков главнокомандующему императорской гвардией Чжу Мяню, а тот дал распоряжение в Дунпин арестовать всю компанию. Так что вчера у Ли Гуйцзе забрали старика Суня, Рябого Чжу и Чжан Сяня. Сама Гуйцзе спряталась в соседнем доме, у Чжу Волосатого, а нынче говорила, что к тебе пойдет, будет просить заступиться.
— Да они и в первой луне там дневали и ночевали, — говорил Симэнь. Деньгами, вижу, так и сорят. Спросил, откуда, а Чжу Рябой только смешками отделывается.
— Ну я пошел, — сказал Боцзюэ. — А то Гуйцзе пожалует. Сам с ней говори. А то скажет, я в чужие дела нос сую.
— Да погоди! — не пускал его Симэнь. — Я тебе вот что скажу: Ли Чжи ничего не обещай, слышишь? Я сам долг получу, тогда мы с тобой потолкуем.
— Понятно! — отозвался Боцзюэ и раскланялся.
Только он вышел за ворота, у дома Симэня остановился паланкин. Из него вышла Гуйцзе.
Симэнь велел Чэнь Цзинцзи взять осла и отправиться за серебром к Сюю Четвертому.
В крытой аллее появился Циньтун и передал хозяину приглашение от Юэнян.
— Вас матушка просит, — сказал Циньтун — Барышня Гуйцзе пожаловала.
Симэнь направился к Юэнян. Гуйцзе была в коричневом платье, без белил и румян. Повязанная белым платком, из-под которого торчали волосы, побледневшая певица отвесила хозяину земной поклон и зарыдала.
— Что же теперь делать, батюшка? — шептала она. — В беду попали! Верно говорят, запрешь ворота, так беда с неба грянет. Появился тут молодой барич Ван. Мы его и знать-то не знали. Рябой Чжу и Сунь Молчун его зачем-то к моей сестрице привели, а ее дома как раз не было. Не привечайте вы его, говорю, к чему это, а мамаша у нас чем старее, тем глупее. А случилось это в тот самый день, когда у тетушки рождение справляли. Сяду, думаю себе, в паланкин и к вам отправлюсь. А Рябой Чжу, знай свое, крутится, на колени опустился, упрашивает: не уходи, мол, сестрица, прошу тебя, угости, говорит, его чаем, а потом к батюшке пойдешь. Даже дверь запереть не дали. Вдруг врываются в комнату люди, хватают всех троих и, ни слова не говоря, уводят. Ван Цай сумел вырваться и убежал, а я у соседей скрылась. Потом уж меня слуга проводил. Прихожу домой, гляжу: у мамаши от страха чуть душа с телом не рассталась. Того и гляди отойдет. А сегодня полицейские с ордером приходили, целое утро допрос учиняли. И меня записали. В Восточную столицу, грозятся, отправим для разбирательства. Сжальтесь надо мною, батюшка, умоляю, спасите меня. Что мне делать, а? Матушка! Прошу вас, замолвите и вы за меня словцо!
— Встань! — Симэнь засмеялся. — А кто да кто обвиняется?
— Еще Ци Сян упоминается, — отвечала Гуйцзе, — но ей и поделом. Ее Ван Цай лишил невинности, у нее деньгами швырял. Но пусть у меня глаза вырвут, если я грош от него имела. Пусть все мое тело покроется гнойничками, если я хоть раз к нему приблизилась!
— Хватит! Зачем все эти клятвы! — обращаясь к Симэню, сказала Юэнян. — Заступись за нее.
— А Ци Сян уже взяли? — спросил Симэнь.
— Она у императорских родственников Ванов пока скрывается, — отвечала певица.
— Ну, а ты побудь пока в моем доме, — предложил Симэнь. — А начнутся розыски, я в управу посыльного пошлю, чтобы поговорил с кем надо.
Он крикнул слугу Шутуна.
338
Сюэ — одна из монахинь, пришедших на день рождения Ли Цзяоэр.
339
Монахини, как и монахи, брили головы.
340
В старом Китае из серебра не отливали монеты, а использовали его в качестве слитков, которые, естественно, приходилось взвешивать.
- Предыдущая
- 110/122
- Следующая