Святая (ЛП) - Хэнд Синтия - Страница 65
- Предыдущая
- 65/66
- Следующая
- А я забыла, каким ты можешь быть грубым деревенщиной, - бросаю я, чтобы уровнять счет.
- Ой. – На этот раз он показывает ямочки. У меня сердце болит от желания, вернуть все назад и в этот раз сделать лучше. Должно быть, это отразилось на моем лице, потому что его лицо резко становится серьезным. Он подходит ближе, кладет руку мне на предплечье.
- Я так понимаю, ты собираешься осенью в Стенфорд?
- Да, - говорю я без энтузиазма. – Вперед, Кардиналы.
- Но лето ты проведешь здесь, так?
Его лицо начинает светиться надеждой, в моем мозгу разворачивается картина, как мы могли бы провести лето вместе, как то волшебное время прошлым летом, когда я безумно влюбилась в Такера, влюбилась в Вайоминг со всеми его красотами. Мне бы хотелось пережить все это снова, тот день, когда мы лениво рыбачили на реке, поднимались в гору за черникой, плавали в реке Хобэк, занимались рафтингом, отмечая каждое место поцелуем или прикосновением, делая его нашим. Но теперь я знаю, что этого больше не будет. Пути назад нет.
Я смотрю вниз на наши ноги, на мои ажурные сандалии и ботинки Такера. – Нет. Билли решила, что было бы неплохо, если бы я уехала на лето, знаешь, подальше от тоски.
- Звучит как хороший план, - тихо говорит он.
- Я лечу с Анжелой в Италию.
- Когда?
- В понедельник, - послезавтра. Я уже собрала вещи.
Он кивает, словно ожидал этого. – Хорошо. Может, оно и к лучшему. – Тишина.
- Я вернусь за несколько недель до начала занятий. Ты будешь здесь, да?
- Я буду здесь.
- Ладно.
Он поднимает на меня взгляд, его голубые глаза так печальны, что у меня сжимается сердце.
- Что насчет завтра? Ты свободна?
Иногда слово свободна имеет так много значений.
- Ээ, конечно.
- Тогда заедь за мной завтра утром, - говорит он. – Устроим прощальное свидание. – Даже сейчас я не могу ему отказать.
Такер решил, что будет мило привезти меня в Гранд Каньон в Йеллоустоуне, он не такой огромный как настоящий Гранд Каньон, сказал он, но близок к нему. Это то место, где ты можешь постоять на краю водопада, что, как он сказал, должно мне понравиться (так и было). По дороге домой от «Ленивой собаки», где я высадила Такера, мне приходится остановиться и съехать на обочину. Я хочу вернуться назад, хочу, чтобы этот вечер никогда не заканчивался, но все, что у меня есть – это воспоминания, которые уже увядают. И вот я сижу в машине на обочине дороги и вспоминаю, как он наблюдал за мной, пока я стояла у ограды на краю водопада, в воздухе вокруг нас от воды поднимались радуги, и он произносит: - О, боже, я так хочу поцеловать тебя, - и я отвечаю: - Хорошо.
Затем он пристально смотрит мне в глаза и накрывает мои губы своими. Это был самый сладкий поцелуй в мире, настойчивый, но не требовательный, нежный. Но он вызвал во мне бурю чувств, более интенсивную, чем вода, несущаяся у нас под ногами.
Я открыла сердце ему навстречу. Его чувства проносились сквозь меня. Он любит меня так сильно, что его убивает то, что этот поцелуй напоминает прощальный. Он хотел никогда меня не отпускать. Он хотел бороться за меня, но не знал как. Он думал, что, возможно, самая настоящая форма любви – это позволить мне уйти.
Мой сердце парит от этих чувств, от осознания того, что он все еще любит меня, несмотря на все, что произошло. Я всеми силами стараюсь сдержать сияние, потому что оно уже наполняет меня, хочет выплеснуть в свет все то, что я чувствую в данный момент.
А затем, скоро, слишком скоро, он отстранился. Отступил назад.
Подожди, хотелось мне сказать, когда он повернулся и пошел по дорожке. Вернись ко мне.
И, думаю, я смогла бы уговорить его, не позволить этому вечеру стать прощальным. Я бы сказала ему, что хочу, чтобы он боролся за меня. Что тоже люблю его. Но что-то внутри меня шептало, что он был прав, когда вчера сказал, что это к лучшему. Такер заслуживает лучшего, чем я могу ему дать. Он заслуживает обычную человеческую девушку, такую, как Элисон Лоуэлл. Он заслуживает быть счастливым.
Поэтому я даю ему уйти, и к его дому мы едем мы в тишине, стараясь убедить себя, что поступаем правильно, для нас обоих.
Когда я возвращаюсь домой, отец ждет меня на переднем крыльце. Он встает, как только я показываюсь на подъездной дорожке.
- Не выходи из машины, - говорит он. – Я хочу кое-куда с тобой поехать. – Я снова сажусь на сиденье и открываю ему дверь. Он забирается на пассажирское сиденье и пристегивает ремень. У меня появляется то же странное чувство, как тогда в салоне автомобилей Эда, я нервничаю, потому что не знаю, что он задумал. Все это смешивается с его особым коктейлем из радости.
- Ладно, куда? – спрашиваю я.
- Поехали в сторону города.
- Хорошо. – Я еду. Не знаю, что ему сказать. Последний раз мы виделись на выпускном, но он не остался после. У нас не было возможности поговорить. А до этого он сидел у маминой постели, когда она умирала. В моей голове крутится так много мыслей, в основном вопросов, но мне кажется глупым их задавать.
Вроде: у нее все хорошо? Куда именно она отправилась? Все это время ты был с ней? На что похоже то место, где она сейчас? Она скучает по мне? Она услышит меня, если я попробую поговорить с ней? Она наблюдает за мной?
Я веду слишком медленно. Автомобиль позади меня сигналит, отклоняясь в сторону, чтобы обогнать меня, едва уходя от столкновения со встречным.
- Чокнутые калифорнийские водители, - говорю я, показывая на номерную табличку с кодом Калифорнии, прежде чем тот уносится прочь. – Всегда куда-то торопятся.
Когда мы добираемся до города, отец просит свернуть на дорогу к национальному парку Гранд Титон. Я миллион раз проезжала по ней с Такером.
- Сколько нам понадобится, чтобы нас пустили в парк? – спрашивает отец.
- Пап, не волнуйся. У меня абонемент на весь сезон.
Отец выглядит довольным, словно гордится, что произвел на свет ребенка, относящегося к природе с уважением. Мы проходим длинный, извивающийся поворот, и неожиданно перед нами открываются горы, омытые красным и золотым. Солнце только что скрылось за ними. Скоро стемнеет.
- Прямо здесь, - распоряжается он, когда мы оказываемся у живописного подъема. – Остановись на обочине. – Я послушно сворачиваю в парк. Мы выходим из машины. Я следую за отцом, когда он делает несколько шагов, сходя с мощенной дороги в высокую траву. Он любуется горами.
- Прекрасно, - говорит он. – Я никогда прежде не видел их под таким углом. Это что-то, не правда ли?
- Да, пап, красиво. – Но я в растерянности. Зачем мы здесь?
Он поворачивается ко мне и изгибает бровь. – Терпение не твоя сильная сторона, да?
Краска приливает к лицу. – Думаю, что нет. Извини. Я просто думала, что у тебя были планы или ты хотел мне что-то показать. Я как бы видела это раньше.
- Нет, не видела, - говорит он. – Мы еще не пришли. – Прежде чем я успеваю подумать над этим, он кладет руку мне на спину, прямо под основание шеи. Что-то движется вокруг нас, как быстрые изменения в давлении воздуха. Уши закладывает. Внезапно у меня появляется ощущение подъема, что-то вроде того, что чувствуешь в лифте, когда он начинает подниматься, сопровождаемое легким головокружением. Затем я замечаю, что цвет травы изменился; она стала зеленее, чем секунду назад. Я смотрю наверх на горы и тоже вижу разницу - в свете, который раньше был тусклым, ночь опускалась на землю, тени падали на равнину и вытягивались к предгорью, теперь же тени уменьшаются. Воздух становится ярче.
Это почти как бесконечный рассвет. Солнце просто не садится. Оно встает.
У меня кружится голова, я едва не падаю, словно только что спустилась с карусели. Я хватаюсь за руку отца.
- Все хорошо? – спрашивает он. – Может, будет лучше, если ты повисишь на мне, пока не восстановишь равновесие.
Я глубоко вдыхаю. Воздух кажется тяжелым от сладости, как зеленая трава и клевер, дуновение чего-то, что напоминает мне запах облаков. Сказать, здесь красиво, удивительно, невероятно красиво – это ничего не сказать. Я поворачиваюсь к отцу.
- Предыдущая
- 65/66
- Следующая
