Ты, я и Париж - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая

Может быть — даже скорее всего — дед не любил ее, но он о ней заботился: не оставил в детдоме, кормил, одевал, учил. И изо дня в день, глядя на внучку, видел в ней убийцу своей дочери. Страшно. Маленький персональный ад. Сам себе судья, сам себе палач…

Дед умер на следующий день после выписки из больницы. Он умер, а Тина вдруг поняла, что теперь осталась совсем одна.

Она не плакала, когда увидела стеклянный, неживой дедов взгляд. Не плакала, когда сбежались соседи, когда тело забрали в морг, когда обычно резкая и нетерпимая Эмма Савельевна отпаивала ее обжигающе горячим чаем и называла «бедным ребенком». Тина заплакала только однажды, в канун похорон, когда увидела, что на деде надет тот самый связанный ею несколько лет назад свитер.

— Чудак человек, — баба Люба, трезвая и от этого неожиданно торжественная, погладила деда по пергаментной щеке. — Лето на улице, а он велел, чтобы его после смерти обязательно в этот пуловер обрядили. Даже слово с меня взял, — она всхлипнула, а Тина разревелась в голос.

Похороны она не запомнила: много людей, много слез, много слов, гулкий стук падающей на крышку гроба сырой земли, поминки для соседей и самых близких, ночь без сна, тихий скрип половиц в осиротевшей квартире, окно, распахнувшееся настежь невесть откуда взявшимся сквозняком. Тина не боялась. После того как она увидела свой свитер, страх и боль ушли, оставив вместо себя тихую печаль и горечь сожалений. Дед тоже сожалел, она точно это знала: по тоскливому поскрипыванию половиц, по беспокойно мечущимся на стене теням. Он не хотел уходить, не хотел оставлять ее одну.

— Не бойся, — сказала Тина в пустоту, — я справлюсь…

Ее собирались отдать в детский дом. Тетки из социальной службы с одинаково равнодушными лицами и бесцветными глазами одинаково разводили руками и говорили, что Тина несовершеннолетняя и что устройством ее дальнейшей судьбы теперь займется государство. Теток из социальной службы не волновало, что через семь месяцев Тине должно исполниться восемнадцать, что на носу выпускные экзамены и вообще она может прекрасно сама о себе позаботиться. Тетки действовали строго по инструкции…

В тот день Тина твердо решила, что убежит. Ее даже волоком не затащат в детдом. Не на ту нарвались!

У нее были деньги, много денег — дед никогда не скрывал от нее, где хранит сбережения — этого должно хватить, чтобы продержаться до совершеннолетия. Как и где она будет жить, Тина не думала. Сначала побег, а потом размышления.

…Ее опередили. Тина была уже на пороге, когда в квартиру без стука вошел мрачный лысый дядька в строгом костюме. Наверное, в социальной службе, зная ее строптивый нрав и нежелание ехать в детдом, подстраховались, выслали тяжелую артиллерию в лице этого громилы.

— Вас зовут Клементина? — спросил мужик неожиданно приятным баритоном.

— Я никуда не поеду! — Тина уселась на диван, сцепила пальцы в замок. — Так и передайте этим клушам из социальной службы!

— Я не из социальной службы. — Мужик подошел почти вплотную, теперь он возвышался над ней каменной глыбой.

— А откуда вы? — В душу прокрался страх. Тина хотела встать, но странный незнакомец вроде бы невзначай перекрыл ей путь к отступлению.

— Меня прислал один человек. — Он изо всех сил старался быть милым, даже улыбку из себя выдавил. Лучше бы не улыбался, потому что Тине от этой блеклой улыбки стало еще страшнее.

— Что за человек?

— К сожалению, я не могу пока назвать его имя, но после выполнения маленькой формальности вы все узнаете, уверяю вас, Клементина.

— Что за формальность? — Она уже очень серьезно подумывала, а не заорать ли во все горло. Кто-нибудь из соседей да услышит.

— Мы с вами съездим в больницу.

— Зачем?

— У вас возьмут кое-какие анализы.

— Никуда я с вами не поеду! — Тина вжалась в диван. — А если вы сделаете еще хоть один шаг, я закричу!

Мужик тяжко вздохнул, по его грубому, точно высеченному из камня, лицу промелькнула тень раздражения. Тина набрала в легкие побольше воздуха — приготовилась звать на помощь.

— Даже не думай, — сказал мужик строго, — тебе же будет хуже. Давай для начала просто поговорим.

Тина упрямо потрясла головой, но с воплями решила повременить.

— Меня послал твой отец.

— Отец?!

У нее не было отца. Однажды, когда Тина спросила у деда, где ее папа, тот сказал, что папа умер, и она почувствовала вину еще и за смерть отца. А теперь этот лысый здоровяк уверяет, будто послан ее отцом…

— Вернее, это твой покойный дед считал, что мой босс причастен к твоему рождению.

— А это не так? — спросила Тина осторожно. От удивления она моментально забыла про страх.

— Это вполне вероятно, — ответил мужик уклончиво, — но, чтобы не осталось никаких сомнений, ты должна пройти генетическую экспертизу. Знаешь, что это такое?

— Знаю, не маленькая. А что потом? Что будет со мной, если я окажусь дочкой вашего… босса?

— Он позаботится о тебе. У него нет родных детей, и сам факт твоего существования уже делает его счастливым.

— А если эта ваша экспертиза покажет, что я не его ребенок? Я отправлюсь в детдом?

Мужик покачал головой.

— Мой босс позаботится о тебе в любом случае, в память о твоей матери. Если ты окажешься его родной дочерью, он тебя удочерит. Если нет, оформит опекунство. Поверь мне, Клементина, опека такого человека дорогого стоит. В любом случае ты не проиграешь. Ну, поехали? — Он протянул Тине руку.

— Скажите, а почему этот человек, мой предполагаемый отец, не предпринял попыток отыскать меня раньше?

— Потому что он узнал о твоем существовании совсем недавно.

— Откуда?

— Из письма твоего деда. Ну, ты идешь?

Тина вложила свою руку в широкую ладонь лысого, сказала решительно:

— Ладно, черт с вами!

Мужик неожиданно одобрительно усмехнулся, пробормотал едва слышно:

— Порода уже чувствуется.

— Что?

— Ничего. — Усмешка слетела с каменного лица, точно ее никогда и не было. — Меня зовут Василий Игнатьевич Белый.

— Приятно познакомиться, — проворчала Тина и направилась к двери.

— Кстати, — послышалось ей вслед, — можешь называть меня дядей Васей.

— Но только в том случае, если я окажусь дочкой вашего босса? — ехидно уточнила Тина и толкнула дверь.

— В любом случае, Клементина.

На улице их ждала кавалькада из двух огромных джипов и роскошного «Мерседеса» с тонированными стеклами, а еще толпа удивленных соседей и просто зевак. Нечасто в их двор заезжали такие шикарные машины — вот и сбежались поглазеть. Это хорошо, что сбежались. Теперь ехать с этим дядей Васей не так страшно, есть свидетели.

— А куда это вы Клементинку увозите?! — Из толпы зевак выступила бдительная баба Люба. — Зачем это вам дите несмышленое понадобилось, ироды?! — Баба Люба была в изрядном подпитии, а в таком состоянии она становилась бесстрашной и очень подозрительной.

— Спокойно, мамаша! — дядя Вася ощерился в недоброй улыбке. — Все с ней будет хорошо. Съездим в одно место и вернемся.

— А вот я тебе, мордастый, не верю! — Баба Люба воинственно махнула рукой с зажатой в ней почти пустой бутылкой водки. — Сейчас этих, как их, киднепманов развелось! Не дам сиротку в обиду!

— Василий Игнатьевич, — шепотом осведомился коротко стриженный парень в черном костюме, — угомонить тетку?

Тина вдруг представила, как именно этот браток собирается «угомонить» бабу Любу, и требовательно дернула дядю Васю за рукав:

— Не трогайте ее!

Тот задумчиво потер гладковыбритый подбородок, посмотрел сначала на соседку, потом на Тину и спросил:

— Хочешь, она поедет с нами?

Тина кивнула. Конечно, защитник из бабы Любы еще тот, но вдвоем все-таки не так страшно.

— Эй, мать! — дядя Вася призывно помахал рукой.

— Это ты мне, что ли, мордастый? — уточнила баба Люба.

— Тебе, мать, тебе! Клементина хочет, чтобы ты с нами поехала.

— Это на чем же? На этих гробах на колесах?! — соседка плюнула в сторону джипов.

• Предыдущая
• 17/64
• Следующая