Самая темная ночь - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/63
• Следующая

— Ты не виновата. — Я коснулся губами ее виска. — Слышишь, Зоя? Ничего не было.

— Было…

— Это не ты была. Морок…

— Морок, — эхом повторила она, и пальцы ее нашарили ключ.

— Сними его. Выбрось! Утопи в реке! — Я ненавидел этот ключ, точно он был живым существом.

— Не могу. — Зоя заглянула мне в глаза. — Я пробовала — не могу. Мне плохо без него, словно воздуха не хватает… И мир блекнет: ни красок, ни запахов, ни звуков. Мертвое все вокруг. И я мертвая… Веришь, Андрей?

Я верил, как верил я и в то, что без Зои мне не жить.

— Я уеду. — Она разгладила складки мокрого платья. — Не нужна я тебе теперь… такая.

— Нужна! — Я поймал ее за запястье, крепко сжал. — Ты мне нужна, Зоя. Без тебя мой мир блекнет.

Мы долго сидели на берегу, Зоино платье успело высохнуть. В тот день я принял очень важное решение. Наверное, тогда я по-настоящему стал взрослым.

Игната дома не оказалось. Слуги сказали: ушел на заре. Я знал, куда он направился, знал и не собирался отступать. Я должен с ним поговорить. Мне важно понять, что же стало с братской любовью.

Я быстро нашел заповедную поляну, Лешак научил меня ориентироваться в лесу. Здесь ничего не изменилось. Разве что ели стали чуть выше, а избушка чуть ниже. Игнат ждал меня. Он сидел под сенью старого дуба, на лице его лежали глубокие тени, а глаза были закрыты.

— Пришел, — сказал он, не открывая глаз. — Я ждал тебя. Знал, что рано или поздно придешь.

— Зачем все это? — У меня была тысяча вопросов, но я спросил: — Зачем все это?

— Садись. — Игнат похлопал по траве перед собой. — Нас ждет долгий разговор, брат.

Я послушно опустился на землю, всмотрелся в невозмутимое лицо брата.

— Она тебе рассказала? — Его губы дрогнули в презрительной улыбке.

— Я сам узнал.

— И каково это, брат? Каково узнать, что ты не первый, что то, что принадлежит тебе по праву, больше не твое?

— Ничего не изменилось.

— Да? — Игнат открыл глаза.

— Я люблю ее. Тебе не понять, что это значит.

На ветку дуба присел ворон, закаркал хрипло и сварливо. Игнат запрокинул лицо к небу, улыбнулся.

— Ты прав, брат. Тому, кого никогда не любили, трудно понять, что есть любовь.

— Тебя любили! Я, отец, мама…

— Мама? — Игнат смотрел прямо мне в душу. — Почему ты такой наивный, Андрей? Или глупый?! — Он взмахнул рукой, и ворон взмыл в небо. — Ты единственный не знаешь того, что знает, кажется, целый мир.

— Что я не знаю?

— Я расскажу. — Он кивнул. — Только давай с самого начала, чтобы ты понял, что мною движет.

— Рассказывай! — В затылке заломило от этого его взгляда, а еще от предчувствия чего-то страшного, необратимого. Но я пришел, чтобы узнать…

— Она была настоящей красавицей, Степка не соврал, — заговорил Игнат, я не сразу понял, о ком он. — Многие ее добивались, многие готовы были бросить к ее ногам весь мир. А она любила одного-единственного. Молодого, красивого, знатного. Он тоже говорил, что любит, и она поверила. Женщины так доверчивы. Наверное, им было хорошо вместе, наверное, он думал, что так будет всегда. — Пальцы Игната впились в траву, выдрали клок. — Но так не бывает! В тот день, когда она родила сына, он женился на другой.

Игнат говорил, а я отказывался верить, до последнего надеялся, что это всего лишь сказка.

— Когда ребенку исполнился год, его мать утопили в затоне. Утопили за то, чего она никогда не делала, а ее мертвое тело бросили на берегу…

— Погоди! — Я стер со лба испарину. — Погоди, Игнат, ты говоришь…

— Я говорю о том, как жесток и несправедлив мир! Его не было в поместье, когда это случилось, он вернулся из города только через день.

— Наш отец?..

— Да, наш с тобой отец. Он похоронил ее здесь, в лесу, а когда собирался уходить, услышал детский плач… Я похож на него, верно? Уже тогда я был на него похож, и он не посмел загубить еще одну невинную душу. Его власти и силы хватило на то, чтобы объявить меня сыном и заткнуть рты недоброжелателям и сплетникам. И даже мать, твоя мать, приняла меня. Но любила ли дна меня, Андрей? Ты знаешь ответ на этот вопрос. Я стал лишним, ненужным, бастардом…

Все это было неправдой! Мама — возможно, да, но отец никогда не делал между нами различий. Больше того, отец всегда выделял именно Игната.

— Как ты узнал? — спросил я, вместо того чтобы ввязываться в бесполезный спор.

— Она мне рассказала, — Игнат кивнул в сторону избушки. — Моя настоящая мама. Она пришла ко мне во сне, в день моего шестнадцатилетия. Я ей не поверил. Не захотел верить. Согласись, лучше быть графом, чем ведьминым сыном! А потом она привела меня сюда, к своей могиле.

Игнат говорил, а я видел не взрослого мужчину, а маленького потерявшегося мальчика. Мне было жаль его. Искренне жаль.

— Готов слушать дальше? — Он улыбался загадочно и многозначительно.

Я кивнул.

— Она учила меня. Кое-что рассказывала, являясь ко мне во снах, но в основном по книгам. У нее было много книг, я все забрал себе. Я был нерадивым учеником ровно до тех пор, пока не подслушал разговор твоей матери и моего отца. Она хотела, чтобы все досталось законному наследнику, а не бастарду. Нет, мне тоже должны были перепасть какие-то крохи, но львиная доля предназначалась тебе, брат. Обидно, правда? Обидно и несправедливо! Я был вынужден защищаться…

Странная болезнь мамы, странные слова Лешака, тревога и неверие в глазах отца…

— Это ты? — Я тоже отказывался верить.

— Я. — Игнат кивнул. — Травы бывают разные, некоторые из них очень ядовиты.

— Она умирала в муках! — Перед моими глазами поплыл кровавый туман.

— Да, я был нерадивым учеником и плохим сыном. Сейчас я бы мог подарить ей легкую смерть. В конце концов, она меня вырастила, я ценю это.

— Она была твоей матерью!

— Нет, она была ТВОЕЙ матерью! — Игнат отмахнулся от моих слов с небрежной легкостью. — Моя мать лежит здесь. — Он посмотрел в сторону скрытой елями могилы. — И я — ее примерный сын! Смотри! — Он дернул ворот рубахи, и под его левой ключицей я увидел родимое пятно в виде листа клевера. Ведьмовской знак… — Я набираюсь сил, оно темнеет. Это неизбежно, я знаю. У каждого свой путь, мы его не выбираем.

— Врешь! — закричал я. — Ты мог отказаться, пойти другим путем!

— Я пытался. Когда эта женщина, твоя мать, умерла, я решил, что с меня достаточно, но она сама виновата. Зачем она вырвала у отца ту клятву?!

— Какую клятву?

— А ты не только наивен, но еще и глуп, Андрей. Ты же сам мне о ней рассказал. В ночном, помнишь? Я сразу понял, о чем она просила перед смертью. Именно ее алчность вложила в мои руки орудие мести.

— Не было никакой утопленницы. — Я прикрыл глаза, вспоминая ту страшную ночь. — Это ведь ты пытался меня утопить!

— Я. — На лице Игната промелькнуло и тут же исчезло не то сожаление, не то раскаяние. — Но Степка тебя спас, и, знаешь, я даже обрадовался, что не стал братоубийцей.

Он говорил страшные вещи, но поверить в них было еще страшнее.

— Я хотел лишь справедливости. — Голос Игната упал до шепота. — Мы же братья, а раз так, все у нас должно быть поровну, по справедливости, но отец позвал к себе нотариуса, и я понял, что по справедливости ждать нечего.

— Волчья яма…

— Мне помогали волки. — Игнат достал из-за пазухи уже знакомый мне нож с вырезанной на рукояти фигуркой волка. — К тому времени я уже почти научился ими управлять. Вот с его помощью. Если бы ты не угодил в яму, они бы тебя разорвали. Мне не пришлось бы ничего делать самому. Видишь, как изящно?

• Предыдущая
• 51/63
• Следующая