Имита (СИ) - "Джиллиан" - Страница 26
- Предыдущая
- 26/66
- Следующая
А Дэниел ещё пробовал что-то узнать. Она слышала его как-то глухо, со стороны. Показалось, он ушёл и стоит где-то за тонкой, хорошо прослушиваемой дверью. И вроде преграда маленькая, но — он там. А девушка здесь.
А потом ей предложили одеться…
Она с ужасом обнаружила, что ходит до сих пор в одном коротком халатике, наспех наброшенном. Бросилась к наваленной одежде…
… и вывели её из комнаты Дэниела — как объяснили, кое-что показать. Или посмотреть? Дэниел — она опять чувствовала его где-то на периферии своего пространства — шёл за ними, поскольку полицейские не возражали.
Пять шагов — от двери его комнаты до противоположной стены. Дверь Оливера. Открытая. Луис нерешительно переступила порог, как ей велели, — и закричала, застонала, прижав ладони ко рту. Мимо них всех в комнату проскочил Дэниел, готовый защитить её от того, что она увидела и что её напугало. Чуть не сбил с ног одного из полицейских. И внезапно встал, а потом даже попятился…
Защищать не от кого.
Оливер, мёртвый, лежал у своей кровати. Маленькое кровавое пятно на лбу. Чёрная полоска снизу пятна поблёскивает. Кровь ещё не засохла.
— Вы знаете его? — спросил кто-то, кажется, обращаясь к девушке.
Она закивала, но её снова спросили о том же, и она вынуждена была сказать это вслух. И тогда ей сказали поразительную вещь:
— Вещи, опознанные вами, мы нашли в его комнате. Ваши следы в его комнате есть. Его в вашей — нет. Вы можете объяснить это?
Кошмар продолжался. И не потому, что у неё спросили об этом. А потому, что Дэниел оглянулся на неё. Непроницаемый взгляд.
И в этот момент она отчётливо поняла одно: он только с её слов знает, что она разговаривала с Оливером в его комнате. Теперь Дэниел, конечно же, думает, что они не только разговаривали…
Всё запуталось. Это главное, что она поняла. Запуталось так, что по-другому уже не объяснишь, разве только рассказав, что на самом деле происходит с нею самой. А она этого — рассказать — не сможет. Никогда.
Голова заболела. Лучший способ, чтобы больно не било в виски, — сидеть спокойно, расслабив мышцы лица. И лучше, если не разговаривать. Она даже не стала заходить (а её и не приглашали) назад, в комнату Дэниела. Стояла, прислонившись к стене, между двумя дверями, его и своей. Дожидалась, что будет дальше. Смотрела и не видела. Дэниел снова где-то стороной ощущался. Не рядом. Отчуждённым.
Пока выносили Оливера, пока её провожали в машину, оставленную возле входа в проулок, она больше его не видела. Не подошёл…
В полиции её провели в пустую комнату, такую же просторную, как у Дэниела, только, вместо кушетки, посередине стоял стол и по две стороны от него — два стула. Ей предложили сесть на один, напротив устроился какой-то безликий человек, который принялся выспрашивать её о взаимоотношениях с погибшим. По наводящим вопросам она рассказала всё, что знала об Оливере. А затем ей сначала намекнули, а потом открытым текстом предложили: неплохо бы рассказать об интимных отношениях, бывших между ними, о ревности, из-за которой был убит Оливер.
И тогда она сказала равнодушно:
— Убили не Оливера. Убили меня. Дэниел не поверит, что я…
И заплакала. Не кривясь от слёз, а просто сидела, смотрела в ничто, а слёзы щекочуще бежали по лицу, и она где-то подспудно злилась на них, что отвлекают от переживания обиды. Но злилась тоже как-то стороной. Только когда изуродованную щёку защипало от боли, она спохватилась, приняла от дознавателя бумажный платочек. Мельком поймала брезгливый взгляд на её пальцы, прижавшие платочек к царапине, — и сама отвела глаза. Даже теперь чувствовала себя виноватой, что человеку пришлось видеть эту уродливую царапину.
Её отвели в камеру. В клетку. В душе девушки всколыхнулось было — хоть выспаться бы!.. Но спать не дали. Через полчаса её вызвали к другому следователю, и он задал те же вопросы об Оливере и о характере их взаимоотношений. Потом снова отвели в клетку. Где она уже даже не пыталась прилечь на койку. И оказалась права. Полчаса — и она, опасной преступницей, снова идёт между двумя конвоирами на следующий допрос. Другой следователь. Те же вопросы. Насколько она поняла — в плывущем заторможенном состоянии: её пытаются поймать на лжи, чтобы, прицепившись хоть к чему-то, выбить из неё признание.
Спрятавшийся на ней дракончик оказался единственной нитью, которая связывала Луис с реальностью. Достаточно было погладить его голову, и она будто опускалась на землю и понимала всё, что происходит. До следующего допроса, который вызывал у неё впечатление кошмара наяву.
А потом снова вызвали, но вдруг оказалось — не на допрос.
В кабинете — на этот раз, а не в помещении, гулком и пустынном, ей предложили подписать уведомление о невыезде. И уведомление о том, что выпущена под залог. И передали Луис её сумочку, с самой разной мелочью, всегда необходимой женщине, — отдали, естественно, тоже под расписку.
Растерянная и обрадованная — Дэниел! — она вышла в коридор уже без конвоиров и прошла по лестницам на выход. В вестибюле полицейского участка её ожидали двое: клюющий носом, измученный без сна Санни и разъярённая Юджина.
Красотка слетела со стула и кинулась обнять Луис. Та аж отшатнулась от внезапного порыва подруги.
— Чёрт бы всех и всё! — заорала она, не обращая внимания на снующих везде полицейских. — Что происходит?! Луисита! Не молчи! Что случилось?!
— Успокойся, Юджина, — попросил сморщившийся от её крика Санни. — По ушам же бьёт. Луис, девочка, поехали. Довезу тебя до бара — выспишься. А то разве не вижу, в каком ты состоянии. А потом расскажешь всё, ладно?
Но ждать Луис не стала. Как только села в машину, тут же закрыла глаза. Пока Санни выводил из переулка машину, она сразу сказала, не открывая глаз и плывя в странном, покачивающемся пространстве:
— Меня обвинили в убийстве. Я не убивала. Откуда у вас такие деньги? Я видела в уведомлении, сколько вы перечислили.
— Это Дэниел дал, — сказала Юджина. — Я, правда, не поняла, почему он с нами не поехал, но денег он дал. Луисита, ты приляг на моё плечо. Нам ходу в таком потоке — с час, хоть немного поспишь…
Но перед тем как уснуть или хотя бы попытаться это сделать, Луис коротко же рассказала, что её комнату разгромили, пока её самой там не было. Потрясённый Санни покрутил головой и высказал только одно:
— Хорошо хоть, твоя гитара у меня хранится.
Безвольной куклой девушка и в самом деле приткнулась к плечу Юджины, полагая, что сможет обдумать происходящее — деньги Дэниела, например, но сон сморил сразу. А тут ещё постоянно прятавшийся в её куртке Прести вылез. Дракончик без всяких сомнений мгновенно залез на открытый участок хозяйкиной шеи, обвился так, чтобы греть… Последнее, что почувствовала Луис, — два движения: Прести лёг влажным носом ей на свободное ухо, а Юджина осторожно примостила свою голову на её — и тоже уснула. У самой ведь тоже ночь — рабочее время.
Спустя час, как и напророчила красотка, они все вышли у бара Санни. Внутри по дневному времени пустовало, хотя народ был: трое служащих прибирали зал после ночного происшествия, и уже дружно стучали молотками два вызванных мастера — подремонтировать то, что поддаётся ремонту на месте.
Девушки прошли мимо работающих, и Санни указал Луис на дверь гримёрки.
— Юджина сейчас уйдёт и тебе мешать не будет. Выспись.
— Для начала я зайду вместе с ней и помогу постельку сделать! — заявила красотка и выполнила свою угрозу.
В гримёрке, в подсобном помещении, нашлась старая тахта, выполнявшая функции места отдыха для выступавших, если им, как Луис, приходилось выступать в баре через долгие промежутки времени. Здесь, в уголке, рядом с рабочим зеркалом Юджины, — закрой только дверь в гримёрку, — не слышно шума молотков. И здесь Юджина накидала на тахту старых костюмов и приволоченных Санни старых скатертей и укрыла утонувшую в этой куче Луис, велев:
— Не думай ни о чём, Луисита. Спи. Приходи в себя. Потом поговорим. Я б тебя привезла к себе, но только я пока домой не еду. Но после ночной — мы едем ко мне. Ясно? А если ясно — спи.
- Предыдущая
- 26/66
- Следующая
