Эшафот забвения - Платова Виктория - Страница 81
- Предыдущая
- 81/96
- Следующая
Особняк был только что отремонтирован и напичкан самой современной техникой слежения: видеокамеры располагались по всему периметру здания. Несколько месяцев назад нефтяной магнат потерял соучредителя своей компании, расстрелянного в одном из ночных клубов, и теперь справедливо опасался за свою жизнь. В комплекте с видеокамерами группа получила еще троих охранников с двумя доберманами, так что могла считать себя в относительной безопасности.
В первый же день в группу наведался один из следователей, ведущих дело о смерти Бергман. Дело грозило перейти в разряд “висяков”: ни мотивов, ни улик, одно из тех типичных бессмысленных преступлений, которые совершают психически не совсем адекватные люди. (“Да говорите уж – маньяки, – перебил Братны следователя, – чего вокруг да около ходить”.) Следователь о чем-то переговорил с Кравчуком, уточнил показания Братны и так же тихо удалился, облаянный доберманами.
Братны даже не пришлось уговаривать группу, что Марго – это идеальный вариант для картины, только весельчак Трапезников отпустил мутную шуточку, смысл которой сводился к следующему: “Хорошее – враг лучшего. И если что-нибудь случится и с Марго, то следующей, кого мы пригласим, будет Катрин Денев”. С приходом в группу Марго у Братны начались сложности с Володей Чернышевым – актер влюбился в Марго со всем пылом, с которым только может влюбиться в стареющую красивую женщину молодой мужчина.
Марго нравилась всем. Еще больше всем нравился особняк нефтяного магната. Реквизит, привезенный с большими предосторожностями со студии, заиграл в реальных стенах реального дома совершенно новыми красками. И у всех появилась уверенность, что все сложится хорошо. Она продержалась ровно два дня.
В день, когда убили Марго, на съемки приехала Леночка Ганькевич.
С тех пор как Братны выгнал ее, Леночка никогда не появлялась в группе открыто. Она с кем-то встречалась в долгих коридорах “Мосфильма”, жалко сидела в буфете, поджидая дядю Федора, с которым была дружна, или техника Садыкова, с которым иногда спала под водку и хорошую закусь. Теперь же ее появление здесь можно было считать вызовом.
Она довольно легко преодолела редуты внешнего охранения (я подозревала, что каждому из охранников она пообещала себя в качестве утешительного приза). Братны был слишком увлечен съемкой, чтобы бросить все и выгнать Леночку с площадки, а она сразу же нашла меня. Некоторое время мы молча наблюдали за съемками и за Марго.
– Мне нужно поговорить с тобой, – шепнула она, – нужно объясниться…
– Да. – Сердце у меня упало: я надеялась, что Леночка напрочь забыла о моем к ней визите.
Стараясь не привлекать ничьего внимания, мы удалились со съемочной площадки.
– Хочешь выпить? – деловито предложила мне Леночка, заранее предполагая мой отрицательный ответ.
– Нет, ты же знаешь…
– Как хочешь. А я, пожалуй, хлебну. – Она достала из сумки бутылку “Баккарди” и приложилась прямо к горлышку. – За новую актрису. Она действительно хороша, вот только я думала, что она выглядит чуть старше…
– Ты много пьешь, – сказала я, ненавидя себя за менторский тон.
– Да. Я много пью и много трахаюсь, и вообще много на себя беру… Я хочу извиниться за тот вечер.
– Что ты, ничего страшного не произошло, – фальшиво сказала я, и Леночка сразу же уловила фальшь в моем голосе.
– Я наговорила тебе глупостей.
– Разве?
– Я наговорила тебе глупостей, я помню это… Смутно, но помню…
– Ничего страшного ты не сказала.
– Если можешь, забудь все то, что я тебе говорила.
– Да я и не пыталась запомнить, – сфальшивила я.
– Ну что ж, тогда ладно, – видно было, что Леночка не поверила ни одному моему слову, – заезжай ко мне как-нибудь…
– Как-нибудь заеду, – сказала я, прекрасно зная, что никогда больше не появлюсь в ее доме.
– У тебя неплохая фигура, – Леночка заискивающе посмотрела мне в глаза, – очень универсальная. Поверь мне, я знаю в этом толк… Я ведь модельер. Говорили – очень хороший модельер… Я бы хотела, чтобы ты что-нибудь выбрала для себя. Мне было бы приятно.
Наверное, мне тоже было бы приятно. На секунду прикрыв глаза, я вспомнила модели Леночки, которые видела в тот вечер, – восхитительно совершенные линии, восхитительно небрежные складки, платья, созданные для любви, платья, созданные для того, чтобы их нежно надевали и яростно скрывали, – как эта молодая, так тонко чувствующая женщина могла попасться в ловушку безумия?
В комнату заглянул техник Садыков и, увидев Леночку, по-свойски подмигнул ей и просемафорил тупым заросшим подбородком: “Заболталась, старуха, пора и ноги позадирать слегонца”.
– Жарко здесь у вас, – сказала Леночка и тотчас же скинула дубленку, оставшись в облегающем черном платье.
– Да вроде не очень.
– Где здесь у вас туалет?
– Направо по коридору.
Направо по коридору. Но ты пойдешь в другую сторону, где тебя встретит техник Садыков, только для того, чтобы тупо отодрать в пустой детской, где через месяц-другой поставят кроватки для двухлетних девочек-близнецов, дочек нефтяного магната. И забьют углы мягкими игрушками… Ты будешь заниматься этим и каждую минуту, каждую секунду знать, что совсем рядом совсем равнодушный к тебе Братны снимает совсем ненужное тебе кино. А мы с тобой неплохо поговорили, ты ждала от меня каких-то слов, которые я так и не сказала…
Мне стало так тошно, что я взяла бутылку “Баккарди” и сделала крупный глоток. И только потом, повернув голову, увидела в раскрытой сумочке Ганькевич краешек фотографии.
Еще не достав ее, я знала, что это за фотография.
И все-таки заставила себя вытащить фотографию из сумки.
Марго.
Я знала эти фотографии из серии “Актеры Советского кино”. Их собирала маленькая девочка в маленьком южном городе. Ей очень хотелось, чтобы у нее были волосы артистки Анастасии Вертинской и чтобы артистка Светлана Тома вышла замуж за актера Олега Видова. Она даже поместила их вместе на одной странице альбома.
А вот фотографии Марго она так и не купила…
– Роешься в чужих сумках? – услышала я голос Леночки и вздрогнула.
– Иногда. Откуда у тебя эта фотография?
– Из альбома. Я в детстве собирала актеров. А ты?
– Зачем ты ее принесла? – Я сбилась на тон следователя по особо важным делам и тут же пожалела об этом.
– А тебе какое дело? – тут же ощерилась Леночка. – Хочу взять у нее автограф.
– Верится с трудом.
– У тебя есть свои предположения?
– Кое-какие.
Мы стояли друг против друга.
– Какие же, интересно?
– Не стоит этого делать.
– Чего – этого? – с вызовом спросила Леночка.
– Ты знаешь. – Я боялась произнести вслух то, что уже давно сказала про себя.
– Не знаю.
– Знаешь. Он все равно снимет свое кино.
– Посмотрим. – Леночка олицетворяла ледяное спокойствие.
– Зачем ты принесла фотографию?
– Я же сказала тебе. Хочу взять у нее автограф. Она шикарная сука, никуда от этого не деться. Возьму автограф и успокоюсь на этом.
– Неужели успокоишься? – иронически спросила я.
– Я уже успокоилась. То, что я говорила тебе тогда, – это просто ложь. Сентиментальное вранье.
В комнату снова заглянул Садыков. Теперь его заросший подбородок выглядел еще более тупым, а глаза нездорово блестели. Должно быть, снова дернул косяк у Вована Трапезникова.
– Ленуся, прелесть моя! Мы тебя с Темкой ждем-ждем, уже и наклычники приготовили, а она здесь прохлаждается. Трубы зовут. Иерихонские, между прочим. И хорошо надраенные.
– Уже иду. Пока, Ева. Рада была тебя увидеть.
Леночка демонстративно вытащила у меня из рук фотографию, подхватила дубленку, сумку и “Баккарди” и вышла.
Я осталась стоять посреди комнаты – карманная воровка, потрошительница сумок, кладбище версий, отстойник чужих грехов.
Она не убивала. Она не может убить. Она слишком бесстыдна, чтобы убить именно так, твердила я себе. Для тихого убийства без крови необходимо определенное целомудрие…
- Предыдущая
- 81/96
- Следующая
