Миры Роберта Хайнлайна. Книга 2 - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 29

• Предыдущая
• 29/107
• Следующая

Много страниц и строк было посвящено попыткам дедушки Джона обелить имя своего собственного дедушки — сын генерала Стюарта отнюдь не был героем в глазах общества: последние пятнадцать лет своей жизни он провел в исправительной колонии на Тритоне. Его жена вернулась к своей семье на Землю и взяла девичью фамилию, которую унаследовал и ее сын.

Но он подрос и настал день, когда ее сын гордо предстал перед судом, чтобы сменить фамилию Карл-тон Джиммидж на Джон Томас Стюарт VIII. Именно он притащил Луммокса на Землю и потратил все наградные за второе путешествие «Летающего лезвия» в расчете восстановить былое благосостояние семьи. Он много рассказывал своему сыну о неприятной истории, случившейся в его семье; в его записях этому было посвящено немало страниц.

Защищая доброе имя, дедушка Джонни стал своим собственным адвокатом. В записках коротко упоминалось, что Джон Стюарт IX ушел в отставку и никогда больше не был в космосе; но Джонни знал, что поступил он так не по собственной воле, а по приговору суда; отец рассказывал ему об этом… но, кроме того, он сообщил, что дедушка мог полностью обелить себя, будь у него на то желание. «Джонни, — добавил как-то отец, — я бы предпочел, чтобы ты был всегда верен друзьям, а не стремился украсить грудь наградами».

В то время старик был еще жив. Как-то, при случае, когда отец нес патрульную службу, Джонни дал деду понять, что ему кое-что известно.

Дед пришел в ярость.

— Болтун! — рявкнул он. — Он меня в гроб вгонит!

— Но папа сказал, что шкипер был один из тех, кто…

— Твой папа не был там. Капитан Доминик был лучшим шкипером из тех, кто когда-либо задраивал за собой люк… пусть душа его почиет в мире. Расставь лучше шашки, сынок. Я сейчас положу тебя на лопатки.

После того как дедушка умер, Джонни попытался выяснить все до конца, но отец уходил от ответа.

— Твой дедушка был сентиментальным романтиком, Джонни.

Джонни спрятал книги и бумаги, уныло подумав, что воспоминания о предках ничего не дали: Луммокс по-прежнему не выходил из головы. Джонни решил, что надо бы спуститься вниз и немного поспать.

Он уже двинулся к выходу, как на телефоне загорелась лампочка вызова; он схватил трубку прежде, чем зазвучал сигнал, ибо не хотел, чтобы проснулась мать.

— Да?

— Это ты, Джонни?

— Ну да. Я не могу тебя увидеть, Бетти: я на чердаке.

— Не только поэтому, Я отключила видео. В холле темно как в могиле, и мне не разрешают звонить так поздно. А твоя графиня не подслушивает?

— Нет.

— Тогда я быстренько. Мои шпионы донесли, что Дрейзер получил одобрение.

— Нет!

— Да. Что нам теперь делать? Мы не можем сидеть сложа руки.

— Ну, я уже кое-что сделал.

— Что именно? Надеюсь, никаких глупостей. Не надо было мне сегодня уезжать.

— Тут я с мистером Перкинсом…

— Перкинсом? С этим типом, который сегодня вечером встречался с судьей О'Фаррелом?

— Да, Откуда ты знаешь?

— Слушай, давай не будем терять времени, Я все знаю. Рассказывай, чем кончилось.

— Ну… — Смущаясь, Джон Томас все рассказал. Бетти слушала его молча, что придало ему бодрости; он поймал себя на том, что излагает скорее точки зрения матери и мистера Перкинса, чем свою. — Вот так нынче обстоят дела, — грустно закончил он.

— Значит, вот что ты им сказал. Хорошо, Следующий наш шаг. Если это может сделать Музей, значит, и мы можем. Все дело в том, чтобы уговорить дедушку О'Фаррела на…

— Бетти, ты не понимаешь. Я продал Луммокса.

— Что? Ты продал Луммокса?

— Да. У меня не было другого выхода. Если бы я не…

— Ты продал Луммокса.

— Бетти, я ничего не… Но она отключилась.

Он попытался созвониться с ней снова, но услышал только голос автоответчика: «Аппарат отключен до восьми часов утра. Если вы хотите что-то сообщить, то…» — Он повесил трубку.

Джонни сидел, поникнув головой, и думал, что было бы лучше умереть. Хуже всего, что Бетти права. Он позволил загнать себя в угол и сделал ошибку. Просто потому, что ему показалось: ничего другого он не может сделать.

Но Бетти вокруг пальца не обведешь. Может быть, ей тоже ничего бы не удалось… Но она, по крайней мере, знала — надо что-то предпринять.

Так он сидел, мучаясь, не зная, где выход. И чем больше он размышлял, тем больший гнев охватывал его. Он поддался каким-то глупостям… потому что глупости эти выглядели столь рассудительными… столь логичными… столь полными здравого смысла.

Черт побери этот здравый смысл! Никто из его предков не придерживался этого проклятого здравого смысла, никто! И кто он такой, чтобы изменять традициям?

Никто из предков не был благоразумен. Взять хотя бы его прапрапрадедушку… когда ему все осточертело, он вверг планету в кровавый хаос семилетней войны. Да, теперь его называют героем… Но разве началась бы революция, если бы он руководствовался только здравым смыслом?

Или взять… Проклятие, взять любого из них! Пай-мальчиков среди них не было. Неужели дедушка продал бы Луммокса? Да он бы весь этот суд разнес голыми руками. Будь дед здесь, он бы встал с кольтом рядом с Луммоксом — и будь против него хоть весь мир, он не позволил бы тронуть и волосок на спине Лумма.

Нет, он не притронется ни к одному центу из грязных денег Перкинса: это он знал точно.

Но что делать?

Бежать на Марс? В соответствии с Законом Лафайета он — гражданин Марса и может претендовать на участок земли. Но как попасть туда? И, что хуже всего, как переправить Луммокса?

В этом все дело. Надо обдумать спокойно.

Наконец Джонни набросал план, в котором была лишь одна ценность — не было здравого смысла и в равной мере были перемешаны глупость и риск. И Джонни решил, что дедушка остался бы доволен.

Джонни спустился вниз и постоял, прислушиваясь, у дверей в комнату матери. Он не ожидал услышать ничего тревожного; действие это было скорее инстинктивным. Затем он вернулся к себе и стал спешно собираться, начав с того, что натянул походное обмундирование и горные ботинки. Спальный мешок лежал в ящике стола; Джонни вытащил его оттуда, приторочил к рюкзаку и засунул в боковой карман мешка маленькую силовую установку. Все остальное, необходимое для бродячей жизни под открытым небом, он рассовал по остальным карманам и клапанам.

Подсчитав наличность, Джонни тихо присвистнул: все его деньги лежали на срочном вкладе, и не было никакой надежды раздобыть их оттуда. Ну что ж, ничего не поделаешь… он стал спускаться вниз, но, вспомнив нечто важное, вернулся к своему столу.

«Дорогая мама, — написал он. — Пожалуйста, скажи мистеру Перкинсу, что наши с ним дела кончены. Ты можешь использовать деньги, отложенные на мой колледж, чтобы расплатиться с пострадавшими. Мы с Луммоксом уходим, и искать нас не стоит. Прости меня, но я должен это сделать». — Прочитав записку, Джонни решил, что добавлять к ней ничего не стоит, приписал «С любовью» и подписался.

Он начал было набрасывать записку к Бетти, но порвал ее, попытался написать снова и наконец сказал себе, что отправит ей письмо, когда у него будет что сказать. Джонни спустился вниз, положил записку на обеденный стол и направился в кладовую за припасами. Через несколько минут, таща большой мешок, набитый пакетами и банками, он вошел в домик Луммокса.

Его друг спал. Сторожевой глаз узнал Джонни, и Луммокс не пошевелился. Джон Томас подошел к Луммоксу и шлепнул его изо всех сил.

— Эй, Лум! Просыпайся!

Зверь открыл остальные глаза, сладко зевнул и потянулся.

— Здравствуй, Джонни, — пискнул он.

— Поднимайся. Мы уходим в путешествие, Луммокс вытянул ноги и встал. По его спине от ушей до копчика пробежала сладкая дрожь.

— Хорошо.

— Сделай мне сиденье и возьми вот это, — Джонни подхватил мешок с припасами. Луммокс повиновался без комментариев. Джонни закинул припасы Луммоксу на спину и влез сам. Скоро они были уже на дороге, которая вела от дома Стюартов.

• Предыдущая
• 29/107
• Следующая