Тингль-Тангль - Платова Виктория - Страница 44

• Предыдущая
• 44/83
• Следующая

– Да нет.

– Я могу уйти.

– Ты меня не напрягаешь. Оставайся.

Тон получился просительным, и это не нравится Ваське. Совсем не нравится, уж не влюбилась ли она?

Определенно, нет.

Ямакаси щелкает на красную кнопку пульта, как только на экране появляется заставка какой-то информационной программы: это означает, что Шаброль, не последний, между прочим, режиссер, кончился. И телевизор больше не представляет для Ямакаси никакого интереса, теперь можно похлопать ладонью по простыне, предлагая Ваське разделить постель с восхитительным парнем, умеющим летать над крышами.

– Иди-ка сюда, кьярида миа!..

До сих пор Васька сидела в кресле метрах в трех от кровати и слушала плеер, стараясь не обращать внимание на новоиспеченного киномана. Тем более что в ее плеере (в отличие от плеера Ямакаси) имеются не только наушники, но и радио.

Она уже давно не включала радио, в нем нет ничего познавательного. А бессмысленный треп и дебильные шутки диджеев, мнящих себя пупами земли, раздражают. Есть и еще одна причина, по которой Васька обходит радиостанции десятой дорогой: они множат список недоступных ей профессий. Ямакаси – тот точно пришелся бы ко двору любой из FM-помоек. Татуированный экзот, к тому же азиат, к тому же экстремал, к тому же обладатель в меру ленивого и в меру изящного тела, к тому же… к тому же… к тому же ему пойдет бандана и джинсы со спущенной мотней. RnBфорэва? – пошливы в жопу, друзья мои!

Вряд ли чудесная птица напялит на себя джинсы со спущенной мотней.

Она уже здесь, эта птица, сидит перед Васькой, сложив ноги по-турецки и смотрит на нее снизу вверх.

– Что ты слушаешь?

– Группу «Корни», – Васька криво улыбается, слушать группу «Корни» – западло, как сказал бы ее бывший любовник фристайлер Ильич. Муйня Муйнёвна, как сказал бы ее бывший любовник кайтингист Кузя. Чем слушать «Корни», лучше северным олешкам муди чесать, как сказал бы ее бывший любовник альпинист Вован. Лицо же Ямакаси непроницаемо: как он относится к группе «Корни» – неясно.

– Хорошая музыка?

– Джаз. Они играют джаз.

– Тоже неплохо.

Васька не может понять, шутит ли Ямакаси или говорит серьезно, нет ни одного человека в этой стране, кто не знал бы о существовании кретинического бой-бэнда «Корни», хуже только кретинический герл-бэнд «Фабрика» и испанское трио «Лас Кетчуп».

Васька слушает совсем не «Корни» – аудиокнигу.

«Колыбель для кошки» Воннегута.

Идею с аудиокнигами подсказал ей Чук, а первый диск принес Гек, они единственные в курсе редкой психологической особенности Васьки, свою дислексию она старается не афишировать. Аудиокниги вызывают у нее смешанное чувство удовольствия и ярости: удовольствие всегда сопутствует процессу прослушивания, ярость возникает потом. Сложись все по-другому – сколько книг она могла бы прочесть? Тысячу, десять тысяч, миллион, как блаженная дурочка Мика? Не факт, что она прочла бы и одну – но сама возможность… Сама возможность сделать это в любой момент – вот чего не хватает Ваське. Отсутствие возможности – вот что вызывает ее ярость. Васька хорошо помнит: у них была роскошная библиотека, сплошь академические издания, память о деде. Она первая подняла руку на библиотеку – в приступе детского негодования, от неспособности совладать с собственными комплексами. Она первая отправила в камин два самых роскошных, с золотым обрезом, фолианта. И долго смотрела, как они горят. Знаешь, что ты уничтожила? – сказала тогда Мика, самоотверженно вытащив из открытого огня обугленные останки. – «Римские деяния» и первое русское издание Торкватто Тассо.

По лицу Мики было видно, что она сейчас ударит Ваську, да так, что голова Васькина не удержится на тонкой шее, слетит и закатится в камин. В золу, бывшую когда-то Торкватто Тассо.

Не ударила.

Развернулась и пошла прочь.

Кто такой Торкватто Тассо? Или, может, он – Тарква-Татасса, сводный брат Муми-Тролля? Никто так и не смог объяснить Ваське популярно, даже продвинутый Леха встал в тупик. А спрашивать у Мики Васька не стала: спрашивать что-то у Мики – значит снова попадать в зависимость от нее. А это почти то же самое, что жечь книги: от неприятного осадка после совершенного избавляешься не скоро.

Васька больше ничего не сожгла, но с книгами в огромном книжном шкафу произошла странная вещь: они исчезли. Трудно установить, произошло ли это в одночасье или на исчезновение потребовалось время, но в один прекрасный день Васька столкнулась с пустыми полками. Это все Мика, решила она, ее римские деяния, больше некому: побоялась, что и с остальными книгами случится то же, что случилось с Торкватто Тассо, и спрятала их подальше, а может, продала.

Васька ждала облегчения от пропажи книг, но оно почему-то не приходило.

Потом, конечно, все забылось, стерлось в памяти; остался лишь единственный вопрос, до решения которого у нее так и недошли руки – кем же на самом деле был загадочный Торкватто Тассо?…

– …Торкватто Тассо, – задумчиво произносит Васька. – Ты знаешь, кто такой Торкватто Тассо?

– Понятия не имею, – пожимает плечами Ямакаси. – Фамилия итальянская… Может быть, художник?

– Может быть.

– Или скульптор, как твой дед.

– Может быть.

– Я, кстати, тоже знавал одного скульптора. Достаточно известного. Правда, он был немцем. Тобиас Брюггеманн. Не слыхала о таком?

Имя Тобиас Брюггеманн ни о чем не говорит Ваське, история искусств и уж тем более современное искусство никогда не были сильной ее стороной. И потом, что значит достаточно известный в понимании Ямакаси? Человек, который подсел к нему в баре, угостил пивом и представился скульптором? Человек, который подвез его на своем малолитражном «жуке» до центра какого-нибудь города, разговорился в пути и представился скульптором? Человек, который делал надгробия для его родителей, и уже поэтому заслуживший определение скульптор?

Известность – понятие относительное.

– Никогда не слыхала. Он же немец, а здесь Россия.

– Он работал и в России. И в Питере тоже.

– Извини…

Васька никак не может взять в толк, почему Ямакаси, до того спокойный и уравновешенный (даже на секс он потратил сил не больше, чем на компостирование билета в трамвае) – так распалился. Дался ему этот скульптор!..

Видимо – дался.

Узкие глаза Ямакаси впились в лицо Васьки с явным желанием содрать с него кожу, брови сошлись на переносице, а на щеках играют желваки. Ямакаси больше не похож на чудесную птицу Кетцаль, скорее – на разгневанного бога из джунглей, или из сельвы, или с высокогорного плато… Где еще обитают разгневанные боги?

– Я не совсем понимаю, милый… – Васька впервые назвала Ямакаси «милым». – Разве не знать имя какого-то немецкого скульптора – преступление?

Кажется, ей удалось разрядить обстановку. Лицо Ямакаси разглаживается, он явно стыдится внезапного выброса ярости и пытается спрятать смущение за улыбкой. Своей обычной добродушной улыбкой, которая вызывает к жизни насекомых в корнях Васькиных волос.

– Действительно, глупо получилось. Просто этот человек… открыл мне глаза на интересные вещи. Он много для меня значит.

Представить, что хоть кто-нибудь из смертных играет существенную роль в жизни Ямакаси, Васька не в состоянии. Главный человек для Ямакаси – сам Ямакаси.

– Чем же это были за интересные вещи?

– Когда-нибудь я расскажу тебе. И обещаю, ты очень удивишься. Очень.

«Когда-нибудь» означает, что Ямакаси собрался задержаться здесь, что он не исчезнет завтра, и, возможно, останется до послезавтра. Васькино сердце бьется медленнее, чем обычно, уж не влюбилась ли она?

Определенно нет.

«Кьярида миа» означает любимая моя.

Васька выяснила это, задав вопрос Ямакаси напрямую. Правда, с национальной принадлежностью кьяриды дело обстоит туманно. До сих пор не понять, идет ли речь об испанском (Ямакаси никогда не был в Испании), португальском (Ямакаси никогда не был в Португалии) или одном из диалектов итальянского (Италия тоже прошла мимо Ямакаси).

• Предыдущая
• 44/83
• Следующая