Такси для ангела - Платова Виктория - Страница 24

• Предыдущая
• 24/81
• Следующая

— Положили глаз на диванчик в зимнем саду? Боитесь сами себя? Ладно, не стоит дуться на старую добрую Аглаю! А как вам сегодняшний паноптикум? Они готовы были разорвать меня на части, эти стервы!

Теперь до меня стала доходить истинная причина ее превосходного настроения. СС, ТТ и ММ. Она сыграла “Рондо каприччиозо” у них на нервах, она заставила их выйти из себя, она вынудила их показать зубы. Зубы, почти полностью потерянные в ходе борьбы за беллетристический ОЛИМП.

Аглая плюхнулась на кровать — прямо в сапогах.

— Представляю, чем они занимаются в свободное от своих писулек время!

— И чем же?

— Подсчитывают количество публикаций о себе. Подсчитывают количество публикаций о конкурентках. А потом устраивают истерики своим литературным агентам. И мужьям-язвенникам, если таковые имеются… Массовая культура не сахар, девочка моя. Чуть зазевался — пиши пропало. Затопчут. А издатели? Это же отпетые негодяи. Давай-давай, Аглаюшка, строчи, кропай, молоти, ни отдыху ни сроку — только не останавливайся!.. А читатели? Сегодня они без тебя и в метро не спустятся, и в туалет не зайдут, и в кровать не лягут, а завтра? Появится новая лахудра, у которой три деепричастных оборота в предложении — против твоего одного. И сюжет она подворовывает искуснее… И все.

Был кумир — и кончился. На свалку истории, душа моя, в макулатуру!..

Из макулатуры в макулатуру — это больше похоже на афоризм.

— Ну и картину вы нарисовали… Ужасно.

— Прекрасно, девочка! Прекрасно! Только это заставляет кровь в жилах бежать быстрее. Сегодня вечером продолжим наши бои без правил."

— Вечером?

— Ну да. Если вы, конечно, не захотите уединиться со своим подопечным. Или он положил глаз на кого-то другого?

Аглая была тертым калачом, она видела меня насквозь.

— Приходите, будет весело. Выпустим пар окончательно, чтобы завтра не бросаться друг на друга перед камерами. Ох уж мне эта массовая культура и ее деятельницы! Скажите, Алиса, она не напоминает вам секс по телефону?

— Секс по телефону? — опешила я.

— Неужели вы не знаете, что это такое?

— У меня… У меня никогда не было секса по телефону…

— У меня тоже, но я очень живо представляю себе это… Квартиренка на окраине, два разбитых телефона. И две разбитые артритом бабенки, в прошлом младшие экономисты, а в настоящем — безработные. С алкашом-мужем, двоечником-сыном и редкими волосами. Сидит такая сексуалка в продранном свитере, грызет ногти, штопает носки, вяжет шарфики и, не отрываясь от этих благородных занятий, успевает еще и постонать в трубку, имитируя оргазм. Который если и испытывала, то только в ранней юности, на уроке физкультуры, — ползая по канату.

— Ну, не только… — успела вставить я.

— Ах да, есть еще велосипед, душ и верховая езда… А потом начинает рассказывать вагинострадальцу на другом конце провода о своем шелковом белье и своей шелковой коже… Вот и вся романтика, девочка.

— А при чем здесь книги?

— Не книги — книжечки! — Аглая расхохоталась. — Книжечки в мягких обложках! Все то же самое, душа моя, все то же самое! Мелкий обман. Ну, скажите, какое представление может иметь какая-нибудь мать-ее-актриса-кукольного-театра-а-ныне-сочинительница-текстов о жизни банкиров? Или нефтяных магнатов. Или — крупных мафиози… Или — страшно подумать — о вилле на Сейшелах… Вот вы имеете представление о вилле на Сейшелах?

— Никакого.

— Я тоже. — Она приподнялась и что-то вытащила из-под подушки.

Этим “что-то” оказался белый цветок сантиметров десяти в диаметре, смахивающий на очень крупную чайную розу, с нежными, уже слегка примятыми лепестками.

— Как мило, не правда ли? — пропела Аглая, опуская лицо в лепестки. — И как по-восточному изысканно.

— Вы хозяина имеете в виду? — Слоноподобный Дымбрыл Цыренжапович монтировался с этим цветком так же, как потаскуха с поясом верности.

— И хозяина тоже. Вы не знаете, как называется эта прелесть?

Я понятия не имела, что это за цветок, но прямо передо мной, на безмятежной поверхности стены, неоном загорелась фраза: “Бойся цветов, сука!” Я не забыла о ней, надо же!

— Дайте его мне.

— Вы опять за свое? — Аглая покачала головой. — Вы меня в могилу сведете, честное слово!

— Я…

— И слушать ничего не хочу. Принимаете самый обыкновенный знак внимания… Жест признательности… Принимаете за черт знает что!.. Интересно, что преподнесли этим стервам?.. Как вы думаете?

— Никак.

— Верблюжья колючка — вот тот максимум, который они заслуживают…

— Я бы на вашем месте, Аглая… Аглая соскочила с кровати, подошла ко мне и ухватилась за мой подбородок:

— Даже не мечтайте когда-нибудь оказаться на моем месте!..

Шутка, ну, конечно же, это была шутка. Вот только я и предположить не могла, что пальцы Аглаи могут быть такими жесткими! А глаза — такими холодными. А улыбка — такой искренней.

— И в мыслях не было мечтать… — пискнула я, пытаясь освободиться из тисков. — Мне просто не нравится, что…

Аглая наконец-то разжала пальцы:

— Чем нести всякий вздор и мучить меня этой скверной историей, занялись бы лучше мюнхенским жеребчиком.

Это был сигнал: поболтали, девочка, пора и честь знать.

Я вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Подниматься наверх, к спеленатому одеялами Райнеру, мне не хотелось. Да и мало ли что я могу там увидеть, кроме одеял, водки и наглого сексуального tattoo! Мулатку, например. Или бюстгальтер Минны на спинке кровати. Или — что самое ужасное — Дарью, которая сменила гнев на милость только для того, чтобы мне досадить.

Но, в конце концов, можно ведь побродить по дому…

В коридоре, ведущем в зал с охотничьими трофеями Дымбрыла, я нос к носу столкнулась с Ботболтом. Бот-болт, этот бурятский шпион, пришедший с холода, был в расстегнутой дохе (но не в лисьей, как у хозяина, а в волчьей — поскромнее) и с маленькой сумкой в руках.

— Простите, — обратился он ко мне. — Вы не видели эту женщину с.., таким большим ртом?

— Софью?

— Да, — закивал он.

— А что случилось?

— Я ее потерял. А она оставила мне свою сумочку. Прежде чем я успела что-либо сообразить, моя загребущая рука потянулась к частной собственности Софьи Сафьяновой.

— Давайте ее сюда. Я передам…

Ботболт секунду подумал, затем вынул из кармана фланелевую салфетку, зачем-то протер сумку и только после этого протянул ее мне.

…Вечер удался — по крайней мере, его начало. Мы встретили наступление сумерек в том же количестве: шестеро женщин и трое мужчин плюс Ботболт. Плюс Ксоло. Правда, произошла одна существенная замена. Нас покинул душка Дымбрыл Цыренжапович, а его место занял оператор Фары по имени Чиж. Он так и представился, птичьей скороговоркой, — “ПетяНоМож-ноЧиж”, и я сразу же поняла, откуда ветер дует. Должно быть, Фара простить себе не мог профессионального краха за обедом. И именно поэтому вывел под уздцы Чижа, который весь день благополучно проспал в комнате режиссера.

А нерасторопность Фары не вызывала никаких сомнений.

Еще бы, расшалившиеся дамы публично обнажились до самых гланд, а это даже не было зафиксировано на пленку! Но Фара все еще надеялся исправить положение, иначе бы в обеденном зале не появилась видеокамера. И ее опекун Петя Чиж.

О том, что луна Дымбрыла не будет сиять на небосклоне дружеской вечеринки, нам сообщил верный Ботболт: срочные дела призвали хозяина в Питер, он настоятельно просит извинить его и так же настоятельно требует, чтобы гости чувствовали себя как дома. Верный же Ботболт (от кончиков белых перчаток до запасов шампанского “Veuve Cliquot Ponsardin”) поступает в их полное распоряжение.

Прежде чем упасть в объятья “Veuve Cliquot Ponsardin”, я успела сделать две вещи: распотрошить сумочку Софьи Сафьяновой (гореть мне в аду!) и послать к черту Райнера-Вернера (гнить мне в раю!).

Мучения начались сразу же, стоило только заполучить поганый сафьяновский ридикюль. Он жег руки так сильно, что к нашему закутку на третьем этаже я добралась едва ли не с ожогами второй степени. Дом все еще оставался для меня загадкой, из-за любого угла могла материализоваться большеротая Софья — так что более безопасного места, чем ванная без щеколды, и придумать было нельзя.

• Предыдущая
• 24/81
• Следующая