Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория - Страница 85

• Предыдущая
• 85/124
• Следующая

Воспоминание о недавно покинутом Аурэле Чорбу накрыло меня с головой. Но Эта Сука не дала мне пойти на дно.

— Знаю я этого молдаванина. Фуфлыжник. Гнойный чернозем. Кроме своего пойла поганого, ничего не признает. Будь его воля, он бы всех в нем утопил. А потом душонки бы инспектировал — на персональном Страшном Суде. И вообще… много на себя берет. А я таких … колхозников ненавижу.

В ее голосе сквозила самая обыкновенная зависть. В борьбе за умы и сердца безропотного человеческого стада Аурэл Чорбу и Полина Чарская были непримиримыми конкурентами. Но не это занимало меня сейчас: Полина, прожившая в гостинице довольно длительное время, могла бы пролить свет на каждого постояльца. А чужая точка зрения всегда важна, даже если это точка зрения отпетой суки.

— Весело здесь у вас. — Я начала издалека, чтобы не вспугнуть пребывавшую в самом благодушном настроении Чарскую.

— Ага. Весело. Как в доме еврейской бедноты. Одного в расход пустили… Ну почему не я это сделала?!. — Она снова отвлеклась от темы.

— Говорят, его пресс-секретарь до сих пор здесь…

— Правда?

— Я его в баре видела. Сегодня ночью. Что за тип?

— Такой же слизняк, как и его покойный хозяин… Я и встречалась-то с ним несколько раз.

— А разве… в Вене его не было?

Упоминание о Вене, романе с Олевом и неудавшейся краже неудавшихся драгоценностей было рискованным шагом, но Чарская отнеслась к этому шагу достаточно спокойно.

— Лично я его не видела, — бросила она. — Но я там вообще мало что видела. Кроме койки, разумеется. Дурой была.

— И еще актер, — я быстренько закрыла тему с Калыо Куллемяэ И подсунула Чарской очередную фигуру. — Илья Слепцов.

— Слепцов? Да нет такого актера Ильи Слепцова! Впервые слышу.

— Вообше-то меня интересует один иностранец. Тео Лермитт, искусствовед. Он останавливался здесь.

— Тео Лермитт? — Чарская задумалась. — Немец?

— Он из Швейцарии.

— Шваба я знаю, живет рядом с крестьянином. Бизнес-крыса… А искусствовед… Нет. Мне он не попадался.

Что ж, неуловимый Тео Лермитт по-прежнему остается неуловимым! Пора идти за бренди.

— Так как насчет выпивки?

— Легко. Сейчас закажем, — Чарская оглянулась в поисках телефона и сразу же обнаружила его изуродованное тельце на полу. И запоздало покаялась:

— Черт, с телефоном я, кажется, погорячилась…

— Я схожу.

— Да ладно тебе… Пусть ходят те, кому за это деньги платят. А мы сейчас грохнем что-нибудь тяжеленькое, сразу прибегут…

Из «тяжеленького» в номере оставались только три медные подсвечные грации, телевизор с видеомагнитофоном и зеркало в тяжелом багете, обрамленное Венерой и Амуром. Крошку Амура мне было особенно жалко.

— Я быстро. Ты будешь бренди?

— Нет, — Чарская закусила губу. — Бренди у них хреновый. Но если уж пойдешь, закажи мне «устрицу пустыни»

— ???

— Виски с джином.

Я кивнула. Эту сомнительного качества смесь всегда любила Кайе…

Кстати, о Кайе. Автограф кинозвезды еще никто не отменял.

— Послушай… Пока мы в относительной трезвости… Ты бы не могла дать мне автограф?

Чарская расплылась в самодовольной улыбке.

— Вот видишь! А говорила, что я тебя не интересую! Ну-ка, давай ее сюда!..

И прежде чем я успела что-либо сообразить (куррат!!), Полина вынула у меня из пальцев злополучную квитанцию из «Бирюзы» и перевернула ее на обратную сторону. А потом хищно клацнула ручкой, извлеченной из саквояжа.

— Что писать?

Я с тоской посмотрела на единственную улику против И. И. Шамне, но не вырывать же ее из непредсказуемых актерских лап, в самом деле!

— Так что? — поторопила меня Чарская.

— Значит, так, — я закатила глаза. — «Кайе с самыми лучшими пожеланиями». Ну и подпись, разумеется.

От старания Чарская даже высунула язык. А написание четырех жалких слов и предлога заняло гораздо больше времени, чем я предполагала. Наконец Чарская завершила послание и протянула квитанцию мне.

— Ну, как? Сойдет?

«Ты кайфовая баба, Кайе. Хоть одно нормальное рыло в этом богом забытом городишке. Круто мы с тобой потусовалисъ. Чухляндия — дерьмо, Рашэн — помойка. Да здравствует остров Пасхи! Суки, объединяйтесь в профсоюз! Полина Чарская».

— Оригинально, — только и смогла выговорить я. — А при чем здесь остров Пасхи?

— А там народу мало. И вони соответственно. Я тебе еще там мой мобильный приписала. Надумаешь в Москоу — звони. Заезжай. Если я, конечно, буду в хорошем настроении…

— А если в плохом?

— Спущу тебя с лестницы.

Что-что, а телефон Чарской мне не пригодится никогда. Даже если я когда-нибудь освобожусь от пут федерального розыска, еще не факт, что Чарская меня вспомнит. И еще не факт, что я вспомню ее…

— Ну, ладно. — Я поднялась и спрятала квитанцию в карман. — Пошла за «устрицей в пустыне»…

В баре по-прежнему никого не было, кроме самого бармена (очевидно, это и был бессменный Андрон Чулаки, тип из досье Сергуни Синенко).

И полуспящего Калью Куллемяэ. Калыо сидел в той же позе, в которой мы с Аурэлом его оставили.

Бармен читал книгу. С таким увлечением, что не сразу обнаружил новую посетительницу. И только когда я призывно постучала костяшками пальцев по стойке, уставился на меня.

Я заказала Андрону «устрицу в пустыне» (для Чар-ской) и стакан минеральной (для себя). И сразу же воспользовалась этим, чтобы завязать с носатым обрусевшим греком разговор.

— Что-то немного у вас народу…

— Тухлячок, это верно, — скучающий бармен с радостью пошел на контакт. — Почаще бы народ отстреливали, вообще бы одни столы остались. А вы из съемочной группы этой ненормальной?

— Ну да, — я не стала разочаровывать Андрона Чула-ки. — Привезла ее со смены. А как вы догадались?

Он потряс бутылку «Johnnie Walker Black Label» перед самым моим носом.

— Виски с джином, ее любимый напиток. Сейчас наквасится и начнет имущество ломать. Которое не доломала.

— И здесь тоже?

— А как же! Святое дело… Сами должны знать, если с ней работаете.

— А что у вас за история здесь произошла? С убийством? — Я понизила голос до обывательского шепота. — Вроде какая-то женщина…

• Предыдущая
• 85/124
• Следующая