Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория - Страница 71

• Предыдущая
• 71/124
• Следующая

…Спускаться пришлось на ощупь: никому и в голову не приходило освещать черную лестницу в полуэлитном доме. Между третьим и вторым этажами я едва не вывихнула себе лодыжку.

А между вторым и первым…

Между вторым и первым этажами чьи-то железные пальцы сдавили мне горло.

…Прежде чем уйти из жизни под сомнительным лозунгом «легавым отомстят родные дети», я крупно пожалела о тех трехстах долларах, которые Монти дала мне на мелкие расходы. И о своей загубленной юности. И о высших учебных заведениях, которых никогда не кончала. И об экспериментальном креме от морщин, который так и не вымазала до конца. И о штате Айдахо, в который уж точно никогда не попаду… При чем здесь штат Айдахо, я сообразить не успела. А также не успела увидеть длинный белый коридор, натертый мастикой пол чистилища и боженьку, который в свое время не выдал мне мозгов…

Пальцы слегка разжались, и я заглотнула порцию затхлого воздуха.

Понятно. Убивать меня не будут. Во всяком случае, сейчас. Но…

— Предупреждаю, — сдавленным шепотом сказала Я. — У меня СПИД, молочница и недолеченный трихомоноз…

— Тэрэ-тэрэ, — ответили на мое программное заявление пациентки анонимного венерологического кабинета.

Проклятье, и здесь эстонский!..

Голос, произнесший приветствие, показался мне знакомым. И пока я прикидывала, где бы могла его слышать, меня стащили по ступенькам, за шиворот выволокли в колодец двора и сунули в драный «Опель», уткнувшийся носом в мусорные баки.

Через тридцать секунд «Опель» уже шел на таран: он опрокинул бак, едва не задавил кошку, сломал куст сирени и вырвался на сонный простор Двенадцатой линии. А затем помчался по направлению к Смоленскому кладбищу.

Перспектива оказаться в одной могиле с какой-нибудь мещанкой Тряпкиной, скончавшейся в каком-нибудь 1893 году, меня не прельщала, и я начала судорожно открывать дверцу. Результатом моих титанических усилий стала оторванная ручка: «Опель» был той еще развалюхой.

— Сиди тихо. — Определенно, я слышала этот голос!

Стараясь не злить его обладателя, я повернула голову.

Рейно!

Черт возьми, алчный белобрысый фотограф с «Королевы Реджины», выудивший из меня две тысячи долларов! Но что он делает здесь, в Питере, — ведь его корабль уже давно покинул Питер и наверняка успел забыть о существовании чахлой Северной Пальмиры.

— Я не понимаю…

— Сиди тихо, — снова повторил Рейно.

Но сидеть тихо, когда тебя везут к обветшавшему кладбищу, не представлялось никакой возможности, и я снова начала ныть:

— Выпустите меня сейчас же! Я не понимаю, что происходит!..

Рейно резко затормозил, бросил руль и повернулся ко мне. Все та же ямочка на подбородке, все те же наглые, похожие на объектив «Никона» глаза. Как будто и не расставались, честное слово, как будто так и просидели все это время в номере 217 на «Королеве Реджине»!

Рейно приблизил ко мне подбородок и сказал:

— Олев Киви.

Ну, конечно, это все объясняло. Когда-то я тоже произнесла эти слова и поймала фотографа на крючок. Теперь уже на крючке трепыхалась я сама. Так что лучше заткнуться, а то и губу порвать недолго.

Впрочем, до вожделенных смоленских могил мы не доехали. Рейно остановил задрыгу-«опелек» на ближайшем к Смоленке углу, у захудалого ночника «Eesti». Эстонским в этом магазинчике было только название. Но именно это скорее всего и вдохновляло Рейно.

— Может, сразу к консульству? — неудачно пошутила я.

— Может, сразу в прокуратуру? — неудачно пошутил он. На вполне сносном русском. Я прикусила язык.

— Поговорим об Олеве Киви. — Рейно вытащил из-за пазухи узкий нож, оценивающе посмотрел на него, потом на меня и… И принялся ковыряться им в зубах.

— Вы же сказали, что больше не возьметесь за его дела, — вовремя вспомнила я случайно обороненную фотографом фразу.

— Это правда. Я бы и не взялся, если бы Олев был жив. Но он мертв. Вы знали об этом, когда пришли ко мне.

Чертов Рейно закончил ковыряться в зубах и приставил узкое лезвие к моему подбородку.

— Выкладывайте.

— Что именно? — удивительно, но лезвие почти не мешало мне говорить.

— Зачем вы это сделали?

— Что именно?

— Зачем вы убили Олева Киви?

Странное дело, в его голосе не было никакой страсти, никакого гнева, — всего лишь самое обыкновенное и даже несколько ленивое любопытство. В таком раскладе нож в руках Рейно превращался в самую обыкновенную зубочистку, и я даже воспрянула духом.

— Я не убивала Олева Киви, — с максимальным достоинством произнесла я, и Рейно радостно хихикнул.

— Бросьте. Я увидел вашу физиономию по телевизору через полчаса после того, как расстался с вами. Общего, конечно, мало, но…

— Но вы ведь фотограф, — подсказала я Рейно.

— Я не фотограф. Я частный детектив, — раскололся наконец эстонец.

— А методы у вас как у дешевого мокрушника…

Произнеся эту оскорбительную тираду, я задумалась. Нож рядом с подбородком заставлял мысли двигаться энергичнее: теперь они не заваливались друг на друга, а построились в шеренгу и рассчитались на первый-второй.

— Знаете что, Рейно… У меня есть триста долларов. И я хочу вас нанять. Как частного детектива. Он снова радостно хихикнул:

— За триста долларов я и с постели не встану.

— А те две тысячи? — напомнила я. — Две тысячи, которые я заплатила за фотографии… Это были мои личные деньги.

— Откуда мне знать? Может быть, это деньги того, кого я заснял… Может быть, он нанял вас убить Олева, а потом выкупить у меня улики.

Теперь уже рассмеялась я: чтение книги «ДЕТЕКТИВНЫЕ ЗАГАДКИ — ОТГАДАЙ САМ!» все-таки не прошло для меня бесследно.

— Тогда я попросила бы у вас негативы. Правда? И не позволила тыкать себе в лицо каким-то сомнительным шампуром.

Рейно нехотя отвел нож, предназначенный скорее для чистки рыбы, чем для убийства. Он согласился с моими доводами.

— Меня зовут Варвара. Варя, — я попыталась закрепить успех.

— Это еще ничего не значит, — философски .заметил Рейно. — Убийцу могут звать как угодно. Имя еще никого не спасало от противоправных действий.

— Вы никогда не работали в таллинском полицейском департаменте?

• Предыдущая
• 71/124
• Следующая