Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория - Страница 7

• Предыдущая
• 7/124
• Следующая

Если сейчас виолончелист встанет и уйдет, я буду считать это лучшим порно-эскортом в своей жизни.

Так что извини, Стасевич.

Но чертов Киви не встал и не ушел. Напротив, он вылил на педрилу-парламентера целый поток бесполых эстонских ругательств и подкрепил их смачным русским матерком. Я даже мысленно зааплодировала такой экстравагантности: молодцы чухонцы, хоть чему-то научились у Большого Брата!..

Педик ретировался, оставив после себя запах селедки в молочном соусе; он сдался. Но я, в отличие от него, сдаваться не собиралась.

— Кажется, ваши друзья недовольны…

— Не обращайте внимания… Варя, — он выговорил мое имя осторожно и ласково, привыкая к новому для него сочетанию букв.

— Мне тоже пора.

— Вы уходите? — Голос его задрожал, как виолончельная струна в финале сюиты № 1 соль мажор И. С. Баха. Задрожал и сорвался.

Бедняжка, в который раз подумала я.

— Да, — я привстала, демонстрируя серьезность намерений. — И спасибо за концерт, Олев. Вы были великолепны… Как всегда.

— Но… Вы ведь ушли после первого отделения.

Так, значит, ты следил за мной? Хорошенькое дельце.

Я в очередной раз поймала себя на мысли о том, что Стас знал, что делает, когда расставлял силки: ловля на живца, вот как это называется.

— Вы ведь ушли, — продолжал настаивать эстонец. — Почему вы ушли?

— И того, что я услышала, было достаточно, — ляпнула я первое, что пришло в голову. — Ваша музыка разрывает мне сердце.

Мое насквозь лживое, да еще приправленное подобострастной лестью объяснение было шито белыми нитками, но Олев Киви с готовностью клюнул на него. И не выказал никакого желания расстаться со мной.

— Вам нравится виолончель?

Я внутренне содрогнулась, но сумела взять себя в руки:

— Мне кажется, в этом инструменте заключена душа создателя. — Господи, откуда эти тексты? Моментально перебрав в уме всех своих клиентов, я остановилась на сидящем в Крестах Лешике, и происхождение фразы моментально прояснилось.

«Мне кажется, в этом инструменте заключена душа Создателя», — именно так высокопарно Лешик отзывался о своем члене.

Но Олев Киви знать не знал бедолагу Лешика, а тем более его член, — и посему челюсть его благодарно отвисла: он оценил красоту формулировки.

— Я не могу вас отпустить… Вот так просто…

— Мне пора, Олев. Мне правда пора…

Я поднялась, пресекая дальнейшую дискуссию, и поплыла к выходу, профессионально покачивая бедрами. Олев Киви по-настоящему испугал меня: безобидное интеллектуальное болотце, в чреве которого нет и не будет спасения. Следовательно, задача номер один: унести ноги. Унести ноги и спихнуть неудачу с Олевом на форс-мажорные обстоятельства.

Покинув ресторанный зал, я облегченно вздохнула и направилась в женский туалет. Но особенно рассиживаться на отдающем гинекологической стерильностью унитазе не пришлось: в дверь робко постучали.

— Кто там? — глупо спросила я и на всякий случай подтянула колготки.

— Я, — вкрадчивый голос принадлежал мужчине. Но не Олеву Киви, это точно.

— Это дамская комната, уважаемый. — Мой голос предательски дрогнул.

— Нужно поговорить.

Я с чувством спустила воду и распахнула дверь. И едва не зашибла криминального репортера Сергея Синенко.

— Какого черта? — Я даже не удивилась его появлению в женском туалете; в поисках материала для своих подметных статеек он влез бы куда угодно, даже в доменную печь. Что уж говорить об отхожем месте — так, легкая разминка в стиле «диско».

Юродивый от журналистики смотрел на меня умоляющими глазами.

— Вы разговаривали с виолончелистом, я видел.

— Ну и что?

— Познакомьте меня с ним… Редакция оплатит ваши услуги.

— Сколько? — по-мясницки грубо подошла к вопросу я.

— А сколько нужно?

Я с трудом подавила в себе желание назвать сумму и автоматически перейти в разряд обслуги желтой газетенки. Кем-кем, а шлюхой от масс-медиа мне быть еще не приходилось.

— Пустой разговор, Сергуня, — я потрепала журналюгу по впалой обросшей щеке. — И покинь помещение, пожалуйста. Иначе донесу на тебя, как на извращенца.

Но даже на этом Сергуня не успокоился. Он заговорщицки закатил глаза и всучил мне свою потрепанную визитку.

— На всякий случай… Если передумаете. Я по привычке сунула визитку в декольте платья имени Аллы Кодриной и двинулась к выходу. Синенко едва поспевал со мной.

— Мы хорошо платим за конфиденциальную информацию, — продолжал увещевать он.

— На здоровье.

— У вас с ним близкие отношения? — неожиданно озарило Синенко, и вот тут-то я начала беспокоиться по-настоящему.

Ошибкой было уже то, что я заговорила с этим хмырем. Нет никаких гарантий, что завтра его клоачное издание не выйдет с моей физиономией на первой странице.

Я так и представила себе огромный заголовок: «В постели с виолончелью».

Я оторвалась от репортера и почти коснулась спасительной ручки двери.

— Эй, — крикнул он. — Подождите! Вы что-то потеряли…

Черт меня дернул обернуться — и Синенко щелкнул фотоаппаратом. Старый, но безотказно действующий трюк. Попалась.

Я приблизилась к изобретательному Сергуне с самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна, — и с ходу врезала ему по яйцам. Но это был лишь утешительный приз: хорошо тренированный журналистский пах стойко перенес удар. На ногах Синенко удержался, контроля над собой не потерял, и фотоаппарат остался вне зоны моей досягаемости.

— Ублюдок, — сказала я. Впрочем, без всякого осуждения.

— Сука, — не остался в долгу репортер, а потом почтительно добавил:

— Надеюсь на дальнейшее сотрудничество…

Я хлопнула дверью, рысью пробежала по холлу и спустя минуту оказалась на улице. Вышколенный швейцар тут же распахнул передо мной дверцу такси. Я плюхнулась на заднее сиденье и перевела дух. Вечер удался, ничего не скажешь.

Шофер, здоровенный детина, тронул машину с места.

— Улица Верности, — запоздало пискнула я. И тотчас же задрожала всем телом. В углу салона, сжавшись в комок, сидел Олев Киви. Я зажмурилась, досчитала до десяти и снова открыла глаза: сначала один, а потом другой. Но Олев Киви не исчез, наоборот, выдвинулся из тени и теперь нависал надо мной, как ночной кошмар.

• Предыдущая
• 7/124
• Следующая