После любви - Платова Виктория - Страница 86

• Предыдущая
• 86/112
• Следующая

– Но…

– Не возражайте! Мы могли бы выпить джина, но он закончился. Ха-ха-ха!

Определенно Shirley Loeb пребывает в самом лучшем расположении духа. А от джина, после всего пережитого за последние полтора часа, я бы не отказалась.

– Вы не подскажете, есть ли тут поблизости стоянка?

– Стоянка?

– Или парковка автомобилей.

– Ненавижу автомобили! От них не продохнуть! Все шлюхи ездят на автомобилях. И арабы, и те, кто дует в дудки. Сколько китайцев может влезть в один автомобиль?

– Понятия не имею. – Вопрос Ширли застает меня врасплох. – Наверное, столько же, сколько… м-м… французов. Или арабов. Или шлюх.

– А вот и нет, вот и нет! Сразу видно, вы никогда не имели дела с китайцами. Вы понятия не имеете, как они выглядят. Всем известно, что среднестатистический китаец не больше кошки.

– Раньше вы утверждали, что китайцы едят кошек. Как же они могут есть кошек, если сами – как кошки?

– Не «как кошки», милая, а – не больше кошек! Это существенная разница, согласитесь. Но одно другому не мешает! От этих хитрых бестий можно ожидать чего угодно. А теперь представьте, что сюда ринутся автомобили, забитые китайцами!, .о-о, не будем призывать беду раньше времени! Не будем портить фэн-шуй!

– Не будем, – соглашаюсь я. – Так вы не знаете, где ближайшая парковка?

– Я бы запретила все парковки. И все автомобили. Будь я не так измождена тяготами жизни – давно бы вступила в общество по борьбе с автомобилями.

– Есть и такое?

– Еще бы!.. У вас хорошие духи. – Способность Ширли перескакивать с предмета на предмет поразительна. – «L'lnterdit», да?

– Точно. Но откуда вы знаете?..

– Еще бы мне не знать! Это первый аромат Юбера Живанши. Он придумал «L'lnterdit» в пятьдесят седьмом году и посвятил его Одри.

– Одри?

– Одри Хепберн.

Вот! Вот почему мизансцена с мундштуком и котом, сидящим на плечах, показалась мне такой знакомой. Если не брать во внимание цвет кота, цвет волос Ширли и саму Ширли (мундштук – величина постоянная) – они полностью повторили кадр из фильма «Завтрак у Тиффани», Одри сыграла там главную роль. Или это был просто плакат к фильму? Я не помню.

– Вам нравится Одри?

– Да.

Да, мне нравится Одри, но не настолько, чтобы мысль о ней заставила выдуть кольцо дыма абсолютно правильной формы.

– Я обожаю Одри. И ее однофамилицу Кэтрин. И конечно же Ширли. Ширли Маклейн! Я сама – Ширли, и волосы у меня натуральные! И мы могли бы выпить, за Одри, Ширли и Кэтрин, и за чудесное избавление Сайруса от смерти, если бы…

– Если бы у вас не кончился джин.

– Точно! Ха-ха-ха!

– Мне было очень приятно поболтать с вами, Ширли. И я бы с удовольствием поговорила бы с вами еще… Но мне пора.

Ширли в очередной раз выпускает изо рта идеальное кольцо.

– Ваша подруга вернется?

– Надо полагать. – Я совсем в этом не уверена.

– И вы обязательно придете ее навестить?

– Скорее всего.

– Если это случится до того, как Париж оккупируют китайцы и все мы окажемся съеденными ими… Если это случится до того – заглядывайте ко мне и к Сайрусу…

– Обязательно.

Ширли еще ни разу не улыбалась мне по-настоящему: нервный смешок, издевательский хохот, саркастическое похмыкивание – вот и вся немудреная гамма, на которую способна владелица бедолаги Сайруса. Так думала я и, кажется, ошибалась – Ширли дарит мне самую настоящую улыбку.

Почти такую же, какую дарили мужчинам своей жизни Одри, Ширли и Кэтрин.

И вместе с Ширли улыбаются драконы на халате, и розовые помпоны на ее комнатных туфлях, и мундштук, на секунду выгнувшийся дугой, и даже Сайрус.

Сайрус улыбается особенно приветливо. Со значением.

Ширли облеплена улыбками, как стаей птиц, слетевшихся на кормежку.

– Не знаю, что вы задумали, милая, но будьте осторожны.

– Задумала? – Неожиданная проницательность Ширли мне совсем не по нутру. – Ничего такого я не задумывала.

– Бросьте! Все люди время от времени задумывают мелкие пакости и вещи, способные принести крупные неприятности ближнему, я их не осуждаю. Если это вопрос выживания – почему бы нет?

– У меня нет планов навредить ближнему. Да и с ближними, надо признаться, не густо.

Я не солгала Ширли, в Этом городе я абсолютно одинока. Одинока настолько, что в спешке покинутая мной Эс-Суэйра кажется городом, населенным сплошными родственниками и близкими друзьями: братьями, сестрами, шуринами, деверями, внучатыми племянниками; чтобы приготовить для них подарки к Рождеству, пришлось бы потратить целое состояние; единственное, чего я не знаю, – как классифицировать Доминика.

– У вас нет родственников? Вам крупно повезло, – утешает меня Ширли. – В этом мире – каждый за себя. Кроме китайцев, разумеется. Так что будьте осторожны. Это – совет. Я даю их не всякому, а лишь тому, кто мне симпатичен.

– Значит, я вам симпатична?

– Вы спасли Сайруса. И это заставляет меня закрыть глаза на многие ваши недостатки. Например, на то, что вы тоже можете оказаться шлюхой, как и ваши подруги.

– Это вряд ли. – На секунду меня пронзает жалость к самой себе. Будь я шлюхой – со мной не произошло бы то, что произошло.

– …и на ваш странный акцент. Я ненавижу иностранцев, я им не доверяю. И ваш цвет волос – он ведь тоже не настоящий, правда?

– Ну-у…

– Тот, кто красит волосы, – лжет самому себе, в причины я вдаваться не буду. А если человек лжет самому себе – он солжет и всем остальным. И остальные в долгу не останутся, и пошло-поехало. Ведь если ты сам враль – трудно рассчитывать на ответную честность. Вот так-то! Вы все поняли, милая?

– Да. Я должна быть осторожна.

– Именно.

Улыбок становится все больше, их стаи кружат над Ширли, бродят между ее ступней, облаченных в розовые комнатные тапочки с помпонами. Они почти сливаются с ковриком в прихожей. Последнее, что я вижу прежде, чем за Ширли захлопывается дверь, – надпись, вытканная на коврике:

«charogne».

…«Салуд, маравильоса!»

Это похоже на приветствие. Это и есть приветствие. До сих пор я видела слово «maravillosa» лишь на экране монитора, теперь же – имею возможность услышать его. Произнесенное вслух, оно все расставляет по местам: я имею дело с испанским (не таким мягким, каким обычно бывает испанский); испанским с ощутимым привкусом металла. По другому и быть не могло – приветствие льется из динамиков, оно записано на пленку. И голос, воспроизводящий его, – не мужской и не женский, а нечто среднее, настоящий компьютерный унисекс.

Меня окликает бортовой компьютер.

Вернее, не меня, а Мерседес Торрес, ведь я сижу в ее машине.

Ничего вызывающего, о карманном джипе (на что я робко надеялась) и речи не идет, а красный «Рено»-кабриолет на фоне скромной тачки Мерседес смотрелся бы настоящим королем дороги. Поначалу я даже разочарована. Что толку от тонированных стекол, что толку от фар, скрытых металлом, когда сама машина представляет собой нечто невразумительное – с аэродинамической точки зрения. И с точки зрения дизайна тоже. «Альфа-Ромео», «Феррари», «Астон-Мартин», приземистый «Порш» – их черты можно найти в силуэте тачки Мерседес, но это лишь черты, не более. Впервые я не могу точно определить марку машины. С другой стороны, это соответствует образу.

Мерседес почти миф не похожа ни на кого, так почему ее машина должна быть одной из многих? Или одной из некоторых, так или иначе все равно образующих модельный ряд. А серийность противопоказана им обеим.

Если, конечно, речь не идет о серийных убийствах. Ха-ха.

Я нахожу тачку Мерседес совершенно случайно, хотя искала ее целенаправленно. Ключи – единственное, что у меня есть. Ключи и пульт от центрального замка с сигнализацией. Я разобралась в кнопках на нем довольно быстро, теперь осталось найти объект, на который они могут быть направлены. Мерседес, кем бы она ни была, явно дружит с техникой, что значительно расширяет поле деятельности кнопок. По моим предположениям одна из них должна зацепить тачку с расстояния метров десяти, а то и двадцати, если, конечно, тачка стоит в окрестностях авеню Фремье, а не где-нибудь в паркинге на другом конце города.

• Предыдущая
• 86/112
• Следующая