После любви - Платова Виктория - Страница 35

• Предыдущая
• 35/112
• Следующая

Однажды придет моя принцесса, рожденная свободной.

Случай явно не мой.

… «portative» на столе, вынутый из каретки листок рядом, платье, распластанное на полу, в ванной, – в номере ничего не изменилось. Но он больше не убежище. Все, что угодно, – временная стоянка, пересыльная тюрьма, пристанище на ночь, но – не убежище.

Мне хочется покинуть его немедленно и не возвращаться как можно дольше.

Кто меня остановит? Кто?..

Доминик, с похоронным видом сидящий на ресэпшене. Красноглазый, заросший щетиной, еще более неопрятный, чем когда-либо. Доминик отвратителен, худшего мужчины не существует в природе, но я нахожу в себе силы сказать ему:

– Доброе утро, милый.

Ему требуется усилие, чтобы ответить мне:

– Доброе, Сашa.

Вот и нет, Доминик, вот и нет – совсем не доброе, часы показывают четверть девятого, после контрольных «семи» прошло слишком много времени, чтобы почувствовать себя успокоенной.

– Ты давно здесь сидишь?

– С шести утра.

– С чего бы это?

И правда, с чего бы это? Доминик большой любитель поспать, до восьми его и пушкой не разбудишь, откуда такое рвение?

– Мне не спалось.

– Я понимаю. После того что ты вчера натворил…

– После того что натворила ты! – Он неожиданно срывается на крик. – Ты! Ты!!!..

– Не нужно перекладывать с больной головы на здоровую… Вот черт, как же это будет по-французски?

– Не утруждай себя, Сашa. Я и так все понял. Давно понял. Ты хотела что-то спросить?

– Нет.

– Неужели? – Доминик торжествующе трясет двумя подбородками. – А я думал, тебя интересует этот хлыщ. Которого ты заселила в номер рядом с собой. Не взяв у него даже паспорт.

Я слишком измотана ночью с Алексом, слишком наполнена ей, чтобы ломать комедию перед толстяком.

– Да, интересует. Что с того?

Вот он, звездный час Доминика! Не открытие персональной выставки в Музее Гуггенхейма, не приглашение на биеналле в Венецию, не торжественное посвящение в рыцари Почетного легиона – это было бы слишком мелко. Унизить и растоптать меня, и без того поверженную, – таких высот не достигал еще никто.

– Он убрался к чертовой матери. С концами. Убрался к чертовой матери. Не самое плохое дополнение к

отчалил;

отвалил;

слился;

сделал ноги;

навострил лыжи.

При желании Доминик мог бы изрыгнуть еще с полсотни выражений, включая ненормативные арабские и португальские; единственное, не вошедшее в список, – «estoy en la mierda». Его можно отнести ко мне и к самому Доминику, но никак не к Алексу.

– Значит, убрался?

– К чертовой матери! – Радость на лице Доминика неподдельна. – С концами. Я помахал ему ручкой на прощание.

– И когда же состоялось это показательное выступление?

– Когда ты спала… Наверное. Еще и семи не протикало.

– С чего бы это ему было срываться из отеля в такую рань?

Вопрос риторический, я вовсе не жду, что Доминик разъяснит мне ситуацию, но он разъясняет:

– Самолет. У него самолет сегодня утром.

Самолет. Вот почему он попросил Фатиму разбудить его в семь, я могла бы сообразить. Время Спасителя мира расписано по минутам, график составляется на годы вперед, каким-то чудом ему удалось выкроить крохи для Эс-Суэйры, «прилетел и вскорости улетел» – в этом нет ничего удивительного. Удивительно, что он уехал, не попрощавшись со мной. Впрочем, нет… Удивительно – не совсем правильное слово. Он ударил меня под дых.

– Откуда ты знаешь про самолет?

– Он сам мне сказал. А мне – нет.

– Ясно. Что ж, придется прогуляться до аэропорта.

– Зачем? – пугается Доминик.

– Он кое-что забыл. – Безнадежность ситуации заставляет меня врать и изворачиваться, на ходу придумывая фантастические версии.

– Тебя? – Шутку толстяка не назовешь удачной.

– Очень остроумно.

– Я подумал, что все остальное не существенно. Все остальное можно запихнуть в наш шкаф. Так мы всегда и делали, помнишь?

– Господи, Доминик, о чем ты?

– Тебе не нужно ехать. До аэропорта не меньше трех часов.

– Двух с половиной. А если я постараюсь…

– На такой дороге не разгонишься!

– Разгонишься. Если я постараюсь, то смогу уложится в два.

– В два – точно нет.

Сукин сын Доминик, ни разу не выезжавший в аэропорт, прав. В два часа я не уложусь при всем желании.

– Посмотрим.

– Это самоубийство, Сашa… Ты не должна так поступать. Ты…

– Я еду.

Мне нужно сделать над собой усилие, чтобы оторваться от стойки. Если вопреки здравому смыслу я прямо сейчас поеду в аэропорт, то, возможно, еще успею нагнать Алекса у регистрационной стойки. Не может быть, чтобы у него не оказалось хотя бы полутора часов в запасе. Он приехал сюда на арендованной машине, дорога не слишком ему знакома, только безумцы отправляются по горному серпантину, не имея форы во времени. Если я прямо сейчас поеду в аэропорт…

– Ты никуда не успеешь… – Я едва слышу Доминика, так тихо он говорит. – Никуда.

– С чего ты взял?

– Я звонил в Агадир и наводил справки. Самолет вылетает через час пятьдесят. Ты не успеешь, даже если бы наш рыдван был исправен.

Новый удар. Доминик месяцами не подходит к автобусу, я сама устраняю мелкие неисправности в автомастерской по соседству, – откуда же такая осведомленность?

– А он неисправен?

– Что-то с двигателем, – вдохновенно врет Доминик.

– Еще позавчера все было в порядке.

– А вчера произошло несчастье. Наби хотел навестить мать и попросил ключи…

– Ключи у меня.

– Есть второй комплект. Ты забыла…

Я забыла. Я все забыла. Второй комплект от галереи забытых вещей, второй комплект от автобуса, Доминик сделал все, чтобы я считала себя не приживалкой – компаньонкой, самым незаменимым человеком в мире. Пошел ты к черту, Доминик.

– Почему же Наби не обратился ко мне? Все знают, что за автобус отвечаю я.

– Он искал тебя вчера вечером, но так и не нашел. Ты, наверное, отлучалась.

– Да. Меня не было в отеле. – Глупо отрицать очевидное.

– Я тоже прождал тебя напрасно.

– Неужели так и не поужинал? Тебе это на пользу.

И без того бледное, покрытое щетиной лицо Доминика бледнеет еще больше, становится белым как бумага, – теперь он похож на настоящего альбиноса. Красные глаза в обрамлении мертвенной белизны. Природная аномалия.

– Прости. Я не хотела тебя обидеть.

– Ты не можешь меня обидеть.

– Могу. Как оказалось – могу.

Я наконец-то отрываюсь от стойки.

– Подожди! – Доминик делает слабую попытку остановить меня. – Я хотел бы объяснить тебе… Все объяснить. Почему я так поступил…

– Не сейчас, Доминик. Только не сейчас.

– А когда?

– Не знаю.

– Ты не успеешь в аэропорт, – повторяет он, как заклинание.

– Какая разница?..

Соваться к автобусу бесполезно. Если уж Доминик намекнул на неисправности в двигателе. Которые сам же и организовал – я почти не сомневаюсь в этом. Но наш автобус – не единственное средство передвижения в Эс-Суэйре. Метрах в пятистах от отеля – стоянка такси. Машину можно поймать и просто так: юркие, разваливающиеся на ходу «petit taxi» («Пежо», «Рено» и изредка – «фиаты» старого образца) так и шныряют по улицам. Правда, за поездку в аэропорт придется выложить не меньше ста евро, но деньги у меня есть.

Я вернусь в номер и возьму одну купюру из пяти. Транспортные расходы – так транспортные расходы, пусть Алекс не волнуется, он выложил денежки не зря. И почему я должна верить Доминику? (Дело не в автобусе, а в полумифическом звонке в аэропорт.) Откуда Доминик мог узнать рейс, на котором улетает Алекс, – не сам же Спаситель мира поведал ему об этом, доверительно крутя пуговицу на рубахе! И потом, из аэропорта каждый день отправляется десяток самолетов – Рабат, Касабланка, Париж и Марсель, а иногда случаются Лиссабон, Барселона и Франкфурт, и, кажется, я как-то видела у взлетной полосы «Боинг» с надписью «British Airlines» на борту. Совсем не факт, что Алекс выбрал парижский или марсельский рейс, он мог оседлать и «British Airlines», он мог взять билет на Лиссабон или Франкфурт, он мог взять билет до Луны с транзитной пересадкой в Тимбукту.

• Предыдущая
• 35/112
• Следующая