После любви - Платова Виктория - Страница 23
- Предыдущая
- 23/112
- Следующая
– Вы знакомы? – спрашиваю я у него.
– С кем?
– С этой девушкой.
– С чего вы взяли?
– Мне показалось, что…
– Вам показалось.
– Наверное. Но девушка превосходна, не правда ли?
– Сегодня я вижу только одну девушку. И эта девушка сидит сейчас передо мной…
Браво, Фрэнки! Как лихо ты заметаешь следы, как быстро стираешь с физиономии все, что могло бы тебя скомпрометировать. А впрочем, это можно отнести к химическим свойствам жидкости, через которую я смотрю на Фрэнки. Все не так, как казалось мне минуту назад.
Вот и ответ.
– …к тому же очень проницательная девушка.
Еще один ответ, вступающий в противоречие с полученным раннее. Неужели я оказалась права?
– В чем же заключается моя проницательность?
– Я действительно служил в Иностранном легионе, вы угадали.
– Будете пичкать меня историями о тяготах спецопераций в странах Индокитая и экваториальной Африки?
Вот оно! Спецслужбы, киллерство, порноэкзерсисы перед камерой как мостик к сегодняшнему одиночеству души и тела, а теперь еще и Иностранный легион, я – старый солдат, мэм!.. Не разочаровывай меня, Фрэнки, дружочек!
– Не буду, – Фрэнки готов подыграть не только моим словам, но и мыслям. – Тем более что моя служба ограничилась двумя неделями в учебном лагере. А потом я просто смылся.
– Что так?
– Нагрузки. Они оказались не по мне.
– Зачем же вы вообще туда сунулись?
– Хотел испытать себя и потерпел фиаско.
Остальные испытания, выпавшие на долю Фрэнки, выглядят не так воинственно: диджей на Ибице, сотрудник дельфинария, рекламный агент по продаже сухих строительных смесей, менеджер в фирме по изготовлению сейфов, менеджер в фирме по производству сыров, сомелье, из всего вышеперечисленного меня интересуют лишь дельфины.
У дельфинов гладкая резиновая кожа, они ласковы и привязчивы, как собаки, они умеют улыбаться, они всегда оптимистичны, всегда позитивно настроены, и – отверстие в голове, из которого дельфины выпускают фонтанчики воды! оно похоже на пупок. Обо всем этом я хочу слышать из первых рук. Милые подробности, детали (о них ни в одной книжке не прочтешь), забавные сценки, скрытые от глаз простых посетителей. У Фрэнки должен быть свой личный опыт общения с дельфинами, призванный обогатить и мой собственный личный опыт.
У дельфинов гладкая резиновая кожа.
Они ласковы.
Они привязчивы, как собаки – вот и все, что удалось выудить из Фрэнки, сотрудника дельфинария. Даже я, видевшая дельфинов только на экране телевизора, знаю о них больше. Отверстие в дельфиньей голове, о котором я вскользь упомянула, вызывает у Фрэнки неподдельное изумление. После чего он произносит, глядя в пространство перед собой:
– В дельфинарии я продержался еще меньше, чем в учебном лагере Иностранного легиона.
– Тоже хотели испытать себя и потерпели фиаско?
– Всему виной сырая рыба. Оказалось, что я просто не выношу ее запах. А дельфинов нужно было кормить сырой рыбой.
– Говорят, что дельфины умеют улыбаться. Это правда?
– При мне ни один не улыбнулся.
Разговор о дельфинах можно считать исчерпанным. Что будет, если я спрошу о сухих строительных смесях? Скорее всего, они вызывали у Фрэнки ту же аллергическую реакцию, что и сырая рыба. Сыр – еще один повод для аллергии. А ничем не пахнущие металлические сейфы? Возможно, Фрэнки раздражал скрип петель или скрежет ключей в замке, а если замки были кодовыми или снабженными индикаторной панелью?..
– Вы наверняка в состоянии взломать любой сейф, Фрэнки!
– Хотите, чтобы я преподал вам урок мастерства?
– Просто любопытно.
– Я не взломщик, а всего лишь менеджер по продажам. Вернее, был им.
– Недолгое время, – улыбнувшись, замечаю я.
– Очень недолгое.
– А чем вы занимаетесь сейчас?
– Смотрю на самую красивую девушку.
Хи-хи-хитрец!.. При других обстоятельствах я подобрала бы другое слово, безмозглое шампанское, оно всему виной! Всосав в себя еще один бокал, я вдруг вспоминаю, каким образом алкоголь воздействует на мою кожу. Она краснеет. И всегда краснела. Кровь, идущая носом, – еще один побочный эффект неумеренных возлияний. Сегодняшний вечер вряд ли можно считать чем-то из ряда вон, чтобы не повторилась та же история. А значит – я сижу перед Фрэнки с распаренной мордой.
И мое пролетарское происхождение машет ему со щек кумачовыми флагами (надеюсь, что хоть нос не подведет). При таких выходных данных назвать меня красивой… м-м-м… верх неприличия. И логика здесь одна: Фрэнки просто необходимо затянуть меня в постель, а для этого все средства хороши. Включая грубую лесть.
– Вы хитрец, Фрэнки!
– Вы меня обижаете, Сашa!
– Красавица здесь одна… Барбарелла-Эммануэль, кто же еще!
Я шарю глазами по танцполу, потом переключаюсь на столики (Жюль и Джим на месте), потом – на галереи второго этажа – девушка как сквозь землю провалилась. Исчезла. И я не заметила – как. Странно, очень странно, так просто танцовщицы high-класса не исчезают, а если исчезают, то прихватывают с собой все, что под руку попадется: сердца зачарованных посетителей (они сойдут для набоек на каблук), удивленные, вытянутые в трубочку губы (из них сооружается пан-флейта для младшего брата, клянчившего гитару к Рождеству), расширенные зрачки (нестерпимо сверкающие – чем не стразы на юбку?), а еще тесьма, а еще пояс, а еще искусственная роза, дополняющая сценический костюм, – расходного материала требуется много, оттого и потрошишь обмякшие тела поклонников. Не думаю, чтобы кто-то особенно обижался.
Я могла бы обсудить это с Алексом.
И саму танцовщицу.
И Жюля с его приятелем Джимом, мелких воришек чужих трагедий. Вот только конвертировать трагедии в твердую любовную валюту удается далеко не всегда. Жюль и Джим пролетели. Теперь им придется искать совсем других дурочек (как предрекала девчонка) – и это тоже я могла бы обсудить с Алексом; каким образом на столе оказалась вторая бутылка, к тому же наполовину пустая?.. Фрэнки подливает и подливает, а сам почти не пьет, так – смачивает губы. Хи-хи-хитрец!..
Алекс – совсем не то, что Фрэнки. Алекс нисколько бы не удивился, если бы я рассказала ему о своих праздных мыслях по поводу девушки и сердец, загнанных под каблук. Он нашел бы это забавным и стоящим внимания и, возможно.
сам бы включился в игру. А Фрэнки, что Фрэнки? Он не справился с дельфинами, отрекся от сухих строительных смесей, подавился головкой сыра, сломал зубы о металлический сейф, а его хваленое диджейство на Ибице? Наверняка при приближении Фрэнки к аппаратуре свет отключался по всему побережью! Его единственное достоинство – фигура, так что я делаю здесь? Коротаю вечер в мечтах об Алексе Гринблате.
Вот что.
На месте Фрэнки мог оказаться любой (Жюль и Джим – досадное исключение), на месте шампанского могли оказаться ром, или водка, или минеральная вода, а я все так же думала бы об Алексе.
Живчик Фрэнки ничего от меня не добьется.
Ни-че-го. Хи-хи.
Дорого бы я дала, чтобы заглянуть сейчас в зеркало и увидеть собственную неприступную физиономию. Скучающую физиономию. Физиономию, способную отпугнуть потенциальных поклонников: пустые глазницы, отрешенная ухмылка на губах, никакой – даже формальной – заинтересованности в собеседнике.
Зеркала не врут.
А Фрэнки, похоже, устал притворяться. Или посчитал, что выпитого мной достаточно, чтобы и дальше утруждать себя ролью воздыхателя. Пустые глазницы, отрешенная ухмылка на губах и никакой – даже формальной – заинтересованности в собеседнике. Он пришел в «Ла Скала» вовсе не для того, чтобы весело провести время с первой подвернувшейся юбкой. И вовсе не для того, чтобы подснять кого-нибудь на ночь.
Фрэнки чего-то ждет.
Чего-то или кого-то.
Открытие, лежащее на поверхности, потрясает меня настолько, что я моментально трезвею.
– Вы… – В решимости вывести Фрэнки на чистую воду мне не откажешь. Но в тот момент, когда я уже готова сделать это, раздается звонок. Фрэнки делает извинительный жест рукой и вынимает мобильник из заднего кармана джинсов.
- Предыдущая
- 23/112
- Следующая