Хрустальная ловушка - Платова Виктория - Страница 75

• Предыдущая
• 75/92
• Следующая

— И больше не вернулись?

— Почему? То есть убитый уже не вернулся, это точно.

А его спутник — молодой человек, — он пришел почти сразу.

И просидел до шести. Или до половины седьмого.

— Один?

— Да. То есть он потом еще пристроился к кегельбану. Но это уже ближе к утру.

— Он не выглядел расстроенным или подавленным?

— Что? — Очевидно, таких слов не было в лексиконе Ариэля, и он задумался, меланхолически тряся в руках шейкер.

— Ну, может быть, его что-то задело?

— Да нет особо. Просто сидел.

— А что заказывал?

— Да почти ничего. Сначала взял немного коньяка и цедил его все это время.

— То есть ты хочешь сказать, что он просто сидел, мало пил и глазел по сторонам?

— Ну, можно и так сказать. Нет, потом он нашел себе дело. Он совсем неплохо играет в боулинг. Он даже выиграл у кого-то. У кого — я не помню. А это важно?

— Не очень, — успокоил бармена Звягинцев. — Важно время, когда он ушел.

— Ну, это просто, — снова выдвинул свои зубы на передний фланг Ариэль. — Он ушел, когда мы закрылись В половине седьмого. Он был почти самым последним из тех, кто ушел.

— Ну что ж… Все ясно. Плесни-ка мне еще пива за счет заведения.

Ариэль снова наполнил кружку и снова воззрился на Звягинцева. Брови его умоляюще приподнялись, а огромный рот округлился.

— Ну, теперь ты спрашивай, — сжалился наконец-то Звягинцев.

— Его зарезали ножом, да? — со священным трепетом в голосе прошептал Ариэль.

Звягинцев перегнулся над стойкой и громко шепнул:

— Можно и так сказать. И знаешь еще что?

— Что?

— Я так думаю, что убийцу нужно искать среди обслуживающего персонала. Вы ведь знаете все ходы и выходы. Вот ты, например, чем не кандидат?

— Я? — Ариэль изумился так, что почернел еще больше. — Вы шутите, Палыч. Шутите, да?

— И не думаю шутить.

— Я же все время здесь, на виду. Никуда не отлучаюсь…

— Ну, это ты хватил — «никуда не отлучаюсь»! Отливать-то бегаешь. Ну и завернул куда-нибудь по дороге… А?

И, подмигнув Ариэлю и прихватив еще одну кружку пива, Звягинцев занялся зачисткой местности. Первым был опрошен вездесущий Дюха Он подтвердил все показания Ариэля и расцветил их подробностями: да, сначала они сидели за третьим от кегельбана столиком — муж и жена; да, девушка напилась и в чем-то начала упрекать своего спутника; да, она подсела к бундесам и повесилась на старикашку, нельзя сказать, что его супруге это очень понравилось; да, потом к девушке приклеился Иона — в то время, когда муж вышел из зала, — может быть, вышел отлить, с кем не бывает; да. Иона уговаривал ее уйти, а она умудрилась посклочничать и с ним, но потом все-таки согласилась; да, у самого выхода их перехватил муж, и они посклочничали уже втроем; да, Иона ушел, а они пересели к столику у выхода, чтобы ей стало легче, — ей и стало легче, после того как она ушла и вернулась, может быть, пошла проблеваться, с кем не бывает; да, потом почти сразу же пришел солидный мэн; да, они снова начали склочничать, первую скрипку играл мэн, а потом инициатива перешла к девушке; да, она что-то такое ему ляпнула и получила по физии; да, она обиделась и убежала; да, муж вышел было за ней, но через минуту вернулся, — может быть, не догнал, с кем не бывает; да, они просидели еще хренову тучу времени вдвоем с солидным мэном, а потом такую же хренову тучу муж просидел один, до самого закрытия; да, да, да…

После Дюхи наступила очередь не таких масштабных свидетелей, которые в общих чертах и в мелких частностях подтвердили показания молодых работников стойки. Даже с Неrr und Frau Нойкирлих удалось объясниться на пальцах: «О, это отшень бедный девушка, отшень страдаль… Я не видель, чтоби так страдаль… Ich verspreche es Ihnen <Даю вам слово (нем.).>… Es ist schreckliches Wetter <Какая отвратительная погода (нем.).>. Ви думает, она коньшится, этот Es ist Sturm <Буря (нем.).>?»

Кончится, куда же денется, успокоил старикашку Звягинцев, все на свете кончается. А к этой буре тоже можно привыкнуть. С другой стороны, я понимаю ваши маленькие неудобства: то, что русскому здорово, то немцу карачун…

…А теперь Звягинцев сидел в своем закутке — в комнате номер тринадцать административного крыла отеля, как паук в центре паутины.

Толстый паук, ожидающий появления своих жертв.

Около часа появился Артем Львович, принесший толково составленную бумажку, которую вполне можно было подколоть к делу. Он потратил некоторое время на детальный осмотр трупа, и теперь полная клиническая картина характера ранений была ясна.

Шмаринову нанесли тринадцать ножевых ранений: одно проникающее (и ставшее в конце концов причиной смерти) — в область сердца. Восемь — менее тяжких — в грудную клетку. Три — в плечевой пояс. И одно — в правую ключицу.

Удар в ключицу тоже был достаточно силен: ключица оказалась сломанной. Сам характер ранений ясно говорил о том, что нападавший действовал в состоянии аффекта: ничем другим нельзя было объяснить беспорядочность нанесения ударов.

Бритый доктор предположил, что первым был нанесен удар в сердце (это замечание Звягинцев оставил на совести самого Артема Львовича) и только затем последовали все остальные.

Между первым ударом и последующими (или, скажем, между одним и двенадцатью другими) была колоссальная разница, как будто удары были нанесены двумя разными людьми.

Впрочем, на этом своем тезисе доктор не настаивал.

Звягинцев ознакомился с заключением Артема Львовича и отложил бумагу в сторону.

— Артем, а теперь не для протокола…

— Весь внимание, — доктор улыбнулся.

— Хочу поговорить с тобой о свидетельнице.

— О свидетельнице? — настороженно спросил доктор.

— Об Инессе Шмариновой. Ты что о ней думаешь?

— В смысле?

— Ничего бабенка, а?

— Просто фантастика… Такой все пойдет — серебро, золото, джип «Чероки», лошадь, чулки со швом, колготки со стрелками, французский насморк, французский поцелуй…

— Да ты поэт!

— Бабник. А теперь на вас тренируюсь. Оттачиваю мастерство публичных выступлений.

— Ловко у тебя получается. Жаль, что я не женщина… Не могу оценить.

— Счастье, что вы не женщина. Ну, кому бы вы были нужны с таким животом и бакенбардами?

— Может, ты и прав, — вздохнул Звягинцев.

— На будущее: я бы не употреблял таких выражений, как «бабенка»… Вы об этом меня хотите спросить? О бабенке, как вы выразились?

— Ты к ней клинья не подбивал?

— Ну, я ко всем клинья подбиваю, — уклонился от прямого ответа доктор. — В профилактических целях.

— А к ней?

— Было дело, — вздохнул доктор. — Явку с повинной оформите? А то, если я вам сам не признаюсь, вы же собаку подошлете, чтобы след взяла… Восточноевропейскую овчарку.

— Ну и как? Удачно?

— Увы. Похоже, что она с удовольствием носит пояс верности, простите за плоскую шутку… Или мой бритый череп не вызывает у нее никаких эмоций.

— Ладно, я не об этом хотел поговорить. А о ее падении.

— О грехопадении? — Смерть мужа Шмариновой и осмотр его тела привели несколько извращенного доктора в игривое расположение духа.

— Остряк! — осудил его Звягинцев. — Ты сначала волосенки отрасти, а потом шути по поводу грехопадения. Я говорю о том, как она упала. Что за травмы?

— Не знаю.

— А может такое быть… — Звягинцев помялся, — что и не было никаких травм… Просто лежит человек и изображает неподвижность.

— Смысл?

— Ну, может быть, у нее свой интерес. Бубновый.

Артем прошелся по комнатке, закинув руки за голову.

— Исключено.

— Ты думаешь? — Звягинцев сразу сник: уж очень ему нравилась версия Марка, способная вывести стриженую кошку на чистую воду.

— Я врач. Может быть, не очень хороший, но в каких-то вещах я разбираюсь. Невозможно сымитировать полную неподвижность и все время помнить об этой имитации. На уровне подсознания.

— Так уж и невозможно — Ну, если, конечно, она не индийский йог. Или не таскалась по раскаленным углям где-нибудь в окрестностях Козолупа. Народная Республика Болгария… Маленький эксперимент.

• Предыдущая
• 75/92
• Следующая