Хрустальная ловушка - Платова Виктория - Страница 42
- Предыдущая
- 42/92
- Следующая
— Я не оптик, — честно признался Звягинцев, — так что ничем помочь не могу.
— И это весь ваш ответ?!
— Ну, если вы мне объясните подробнее, что произошло…
— Вы позволите войти?
— Да, конечно.
Он впустил Запесоцкую в комнату.
— Включите свет! — потребовала она все таким же склочным, не терпящим возражений голосом.
Только этого не хватало! Врываются посреди ночи, да еще требуют, чтобы такой поздний визит был хорошо освещен.
Звягинцев с тоской подумал о том, что если сейчас он включит свет, то полностью дискредитирует себя как представитель службы безопасности: пустые пивные банки у кровати, живописная группа водочных бутылок под столом, пальто и шляпа, сброшенные прямо на пол. А если еще учесть ночные тараканьи рейды…
— Свет включить не могу, — мелко соврал Пал Палыч. — Лампочка перегорела.
— Впрочем, мне все равно, — неожиданно легко согласилась Запесоцкая, — я и так ничего не вижу… Хотя бы сесть предложите.
Звягинцев пододвинул ей стул, а сам устроился на кровати.
— Ну. Слушаю вас.
— У меня разбили очки… Мало того, что у меня астигматизм и что заказать такие очки — довольно хлопотное дело…
— У вас сколько?
— В смысле?
— У меня минус три… Мои не подойдут? — Звягинцев умел быть великодушным. — Правда, они не очень презентабельные, но на первое время бы сошли, я думаю.
— Да дело даже не в очках. А в том, что ваши богатые постояльцы позволяют себе черт знает что! Просто ужас какой-то! И вы, как представитель закона, не должны это поощрять…
— Да вы расскажите все с самого начала.
— Ну хорошо… Сегодня я была в «Ричарде Бахе».
«Ничего удивительного, ты каждый день там околачиваешься, сосешь спиртное и жалуешься на свою неудавшуюся жизнь. Кстати, о спиртном…»
— Хотите пива, Наталья Владиленовна? Это сразу поднимет тонус и успокоит. Вы, как я посмотрю, изрядно перенервничали…
— Валяйте ваше пиво…
Звягинцев ловко открыл две банки. Одну из них он протянул Запесоцкой, а вторую оставил себе.
— Итак, сегодня вы были в «Ричарде Бахе», — поощрил он рассказчицу.
— Ну, это совершенно неважно… Я вернулась в номер что-то около половины второго… Ну, примерно… Я не смотрела на часы. Ах, боже мой, это тоже не имеет отношения к делу…
Вы знаете, я живу на втором этаже, но не возле центральной лестницы, а в левом крыле — крайний номер по коридору, возле запасной лестницы… Вы же знаете, она всегда открыта.
Я уже собиралась ложиться, когда увидела весь этот вандализм…
— Не понял?
— Вандализм, — с нажимом повторила Запесоцкая и залпом выпила пиво.
— Повторить? — Звягинцев уже держал наготове очередную банку.
— Не стоит. Мне достаточно…
— Как хотите.
— Так вот… Я уже сказала, что живу на втором этаже, и окна мои выходят на этот милый городок ледяных скульптур.
Вы его знаете, да?
— Конечно.
— Мне он всегда нравился. Я специально попросила номер с видом на этот городок… Вот и сегодня, перед тем как лечь, я подошла к окну… Я всегда это делаю. Там есть такая симпатичная скульптура. Копия роденовской «Вечной весны»…
Звягинцев вздохнул: все экзальтированные дамочки, особенно если климакс дышит им в затылок, обожают эту скульптуру. Он нечасто встречался с такими интеллектуалками, только один раз в жизни ему повезло — по делу о банальной квартирной краже в его отделении проходила дипломница искусствоведческого факультета Академии художеств Nadine (Haдин) Jukoff (Жукова). Богемная Nadine, покуривая сигареты «Астра», которые упорно называла «пахитосками», и рассказала валенку Звягинцеву об некой полумистической эротической связи, которая существует между женщинами и скульптурами. Сама Nadine два раза в неделю шастала в Эрмитаж, чтобы приобщиться к высокохудожественной мастурбации в роденовском закоулке. И скульптура «Вечная весна» была не последней в этом списке конских возбудителей.
— Ну знаю. «Вечная весна». Что дальше?
— Я подошла к окну и увидела, что кто-то планомерно уничтожает скульптуры.
— Кто-то?
— Я знаю, кто это был… Так вот, этот человек… Эта женщина. Она разбивала скульптуры. С такой ненавистью, с таким остервенением!
— Зачем? — задал самый неуместный вопрос Звягинцев.
— Ну откуда же я могу знать? Я была просто потрясена.
Когда на ваших глазах рушится это чудо…
— И никто не остановил.., эту женщину?
— Кто? Во-первых, было почти два часа ночи. Во-вторых, на эту сторону выходят только мои окна… Ну, еще и…
Запесоцкая надолго замолчала. Но Звягинцев знал, что она хотела сказать.
«Розу ветров» строили по какому-то очень модному финскому проекту, который предполагал асимметрию и максимальную встроенность в окружающий ландшафт. Окна всех номеров расположенной полукаре гостиницы были обращены к горам. А во внутренний дворик с ледяными скульптурами выходили окна только двух номеров — Запесоцкой на втором этаже и пропавшего Кирилла Позднякова на третьем.
— И что вы сделали, когда увидели, что скульптуры разбивают? — мягко спросил Звягинцев, стараясь вывести Запесоцкую из сентиментальной комы воспоминаний.
— Что? — Она очнулась. — Я… Я попыталась открыть окно, но у меня не хватило сил. У меня очень слабые руки. Тогда я позвонила портье. Но телефон был занят.
«Интересно, почему телефон у Ивана занят в два часа ночи, — подумал Звягинцев, — развели бардак!»
— И тогда вы…
— Тогда я решила спуститься вниз, остановить это варварство. Я выбежала через запасную лестницу, прямо во дворик, когда она уже уничтожала «Вечную весну»
Я закричала, принялась взывать к ее разуму, даже попыталась пристыдить…
— А она?
— Она не успокоилась, пока не разбила ее. И только потом обратила на меня внимание, — сказав это, Запесоцкая поежилась.
— И?
— Это чудовищно. Она ударила меня по лицу. Просто бред какой-то… Ударила и сказала: «Пошла вон, старая сука!»
— Так и сказала? — «Не такая ты и старая, во всяком случае, без очков, бабенка о-го-го, больше чем на тридцать пять не тянешь…»
— Именно. — И Запесоцкая с наслаждением повторила чье-то нелицеприятное высказывание:
— «Пошла вон, старая сука!» А мне, между прочим, только сорок три…
Да, дорогой Пал Палыч, ты слишком стар и слишком толст, если в твоем присутствии женщины не стесняются говорить о своем возрасте. Ты — пустое место, кипятильник на посту, платяной шкаф при исполнении…
— Я была в очках. Это естественно… Я почти их не снимаю, у меня астигматизм. Так вот, когда она меня ударила, я не успела их защитить. Они упали, и эта.., эта . Наступила на них ботинком. Вы видите, в каком они плачевном состоянии.
— Да уж… Что было дальше?
— А что было дальше? Она еще сказала, что никто не помешает ей сделать это… Что она должна уничтожить зло.
— Уничтожить зло? Занятно. Кто это был, вы, естественно, не знаете.
— Почему же? Я хорошо се рассмотрела.
Звягинцев с сомнением взглянул в близорукие глаза Запесоцкой.
— Ее зовут Ольга. Они приехали совсем недавно, с мужем.
Мы с ней даже успели познакомиться — с ней, с ее мужем и с подругой. Они показались мне чрезвычайно симпатичными, интеллигентными людьми… Особенно Ольга. — У Запесоцкой даже перехватило дыхание от возмущения, она как будто заново пережила дикую сцену в ледяном городке.
Нельзя сказать, что это известие поразило Звягинцева в самое сердце. Скорее он испытал разочарование: вся тяжелая умственная работа, все прозрения и откровения вчерашнего вечера пошли насмарку. Он, старый битый мент, выстроил несколько рабочих версий на основании показаний сумасшедшей! Только этого не хватало! Ничего не скажешь, эта чертова полукровка обвела его вокруг пальца. Звягинцев даже сплюнул с досады на пол и тотчас же растер плевок пяткой.
— Вы должны принять меры.
— Обязательно. — Звягинцев даже не слушал Запесоцкую.
Как же он не сообразил сразу, что все, рассказанное Ольгой Красинской, — филькина грамота, бред воспаленного сознания. Да и сам муж, милейший Марк Красинский, говорил ему о наследственной душевной болезни Ольги. Лучшим местом для нее была бы не «Роза ветров», а психиатрическая клиника имени Скворцова-Степанова, революционера и переводчика «Капитала». При случае Звягинцев мог бы даже устроить протекцию всем желающим — там у него работала знакомая санитарка, двоюродная сестра бывшей жены.
- Предыдущая
- 42/92
- Следующая
