Предела нет - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/47
• Следующая

Бельчке переменил положение ног. Тут Колесников заметил, что у собеседника все время подрагивает колено. О! Значит, он очень волнуется!

Нагнувшись, Бельчке пытливо заглянул Колесникову в глаза.

— Вы думаете, предложу вашему командованию купить мой лютеол? Нет. Хотя американцы, бесспорно, с охотой бы его купили и заплатили бы хорошие деньги. Почему же я не обращаюсь к американцам? Почему вместо этого пригласил к себе вас в качестве посредника между мною и командованием русских войск? Русские, но не американцы! Я сделал свой выбор. Скажу вам откровенно, вынужден сделать его. И для того чтобы вы смогли меня понять и поверить мне, нужно только взглянуть на карту Австрии.

Почудилось Колесникову или на самом деле после слова «карту» Бельчке начал говорить громче, чем раньше?

— Многое в моем поведении, которое, я вижу, еще кажется вам подозрительным, сразу прояснится, едва лишь взглянете на карту. Вы увидите на ней населенный пункт Терезиендорф вблизи Амштеттена, немного в стороне от магистрального шоссе. Мы с вами — в Терезиендорфе! Каждый день Банг пунктуально наносит на карту обстановку. В двадцать часов седьмого мая американские войска отстояли от Терезиендорфа на двести с чем-то километров. А ваши войска отстояли от нас на расстоянии всего ста километров, даже, по-моему, чуть ближе. Как видите, арифметика предельно проста. Двести и сто! Вдобавок американцы не спешат. Ваши двигаются намного быстрее. И они опередят американцев, будут в Терезиендорфе намного раньше. Поэтому, господин русский моряк, я и прошу вас принять мою капитуляцию!

Он снова с какой-то шутовской аффектацией воздел к потолку свои коротенькие волосатые ручки.

— Но вы мне по-прежнему не верите? Ваши последние сомнения рассеются, едва лишь бросите беглый взгляд на карту… Банг! Грюнер! Кто там!

В комнату шагнул Банг. Видно, и впрямь он все время не отходил от двери.

— Принесите-ка сюда карту, Банг! Я желаю, чтобы господин русский моряк собственными глазами увидел, на каком расстоянии от Терезиендорфа находятся русские и американцы.

И — в который уже раз — что-то непонятное в поведении немцев почудилось Колесникову. Будто на мгновение открыли и закрыли окно в ярко освещенную комнату — от оконных стекол упали отсветы, и какие-то зловещие блики пробежали по лицам Банга и Бельчке. Определенно они перемигнулись, причем с какой-то торжествующей многозначительностью!

Захлопнулась дверь за Бангом. Бельчке стремительно повернулся к Колесникову:

— А пока я хочу обсудить с вами условия капитуляции.

— Итак, — продолжал он, беспокойно вертясь на стуле и все чаще посматривая на часы, — вы радируете своему командованию о том, что я прекращаю борьбу. Более того, готов отказаться от лютеола. Не продаю, но консервирую. Запираю в сейф. Видимо, время его еще не пришло. Но оно придет, уверяю вас! Какова цена моей капитуляции? Двести тысяч! — Он поспешно добавил: — В долларах! Поверьте, я не запрашиваю с вас лишку. Именно столько дали бы мне американцы. Так что не будем торговаться… Быть может, вас интересует, как я использую эти двести тысяч долларов? Я растранжирю их. Я буду тратить их по Лютеру. Покойный отец посоветовал бы мне разводить на склоне лет цветочки. Он был известным цветоводом у нас в Тюрингии. Но я не последовал бы этому совету. Цветочки, всю жизнь цветочки! Нет, это не для меня… Теперь второе мое условие. Оно связано с моим будущим местопребыванием. Не Сибирь! Только не Сибирь. Эта страна, конечно, отпадает. Что делать с двумястами тысячами долларов в Сибири? Я предпочитаю Буэнос-Айрес. Дорога, разумеется, за ваш счет.

Прищурясь, Бельчке поставил пистолет на рукоять, некоторое время подержал в таком положении, потом положил.

— И последнее условие, второстепенное, — небрежно сказал он. — Я, видите ли, не очень уверен в этом Банге. Он исполнителен и глуп — опасное сочетание. Бог его знает, что втемяшится ему в башку. Он может вдруг арестовать меня или даже расстрелять. Поэтому нужны некоторые предосторожности против Банга. Пусть этой же ночью ваши высадятся с самолетов в Терезиендорфе. Запомнили название? Так и передайте в своей радиограмме: известный химик, можете назвать мою фамилию, начальник сверхсекретного объекта в Терезиендорфе, капитулировал и просит помощи… А! Вот и Банг с картой! — оживленно воскликнул он.

Карта с лихорадочной быстротой расстелена на столе.

— Терезиендорф, Терезиендорф! — Бельчке ткнул карандашом в кружок, обведенный тройной красной линией, вдобавок жирно подчеркнутый. — Наглядно, не правда ли? Вот вы, а вот американцы! Ваши аванпосты в Санкт-Пельтене. По прямой до нас около ста километров, даже менее ста, не так ли, Банг? От магистрального шоссе Санкт-Пельтен — Амштеттен в сторону километров шесть, я полагаю.

— Четыре, — угрюмо поправил Банг.

Колесников нагнулся над картой.

— Убедились, убедились? — Бельчке суетливо топтался подле него, чуть ли не пританцовывая от нетерпения. — Ориентир прост… Это шоссе Санкт-Пельтен — Амштеттен! Самолетам идти, держась все время за магистральное шоссе. Строго вдоль шоссе! Долетев до Амштеттена, свернуть вправо, вот здесь, миновав мост и эти пакгаузы. Важно, понимаете ли, не перепутать населенные пункты.

Он не утерпел, поправил карандашом из-за спины Колесникова прерывистую линию, опоясавшую Терезиендорф.

Разведчик продолжал молча изучать карту, запоминая названия.

Интересно, как ведут себя Банг и Бельчке за его спиной? Кивают, улыбаются с торжеством, подмигивают друг другу?

Что-то мухлюют они, чего-то определенно не договаривают — и самого важного! Но чего?

Пискливый голос не дал додумать до конца. Банг что-то негромко сказал. Бельчке ответил ему.

— Верно. Не очень вежливо с вашей стороны, но верно. Я не закончил свои испытания, и я капитулирую перед русскими…

Он рухнул на стул, оперся локтями о колени, закрыл лицо руками и застыл так — в позе отчаяния.

Колесников недоверчиво покосился на него.

Малость переигрывает, разве не так? Пережимает. Чересчур старается. Сами игрывали когда-то в клубном драмкружке, понимаем, что к чему.

Наверное, раздвинув чуточку пальцы, Бельчке с беспокойством наблюдает сейчас за ним, Колесниковым: поверил ли?

«Ну, думай же, черт! — мысленно прикрикнул на себя Колесников. — В твоем распоряжении секунды. Думай побыстрей!

Вспомни с самого начала все. Вспомни лица Банга и Бельчке, склонившиеся над принесенной картой. Блики и тени перебегали по ним! Зловещая непонятная мимика!

Ну а жесты? Вспомни жесты Банга и Бельчке!

Зачем, спрашивается, Бельчке высунулся из-за его, Колесникова, спины и что-то торопливо подправил карандашом на карте? Что он там подправил?

Дорисовал кружочек, которым обведен на карте Терезиендорф. Почему? Красная линия была прерывистой в одном месте. Почему она была прерывистой?..»

И вдруг Колесников понял!

Терезиендорф! Название на карте! Подвох в этом названии!

Бельчке, педант и аккуратист, машинально дорисовал прерывистую линию. А прерывистой она была потому, что все на карте пришлось исправлять второпях. Название Терезиендорф было обведено кружочком всего несколько минут назад — специально для него, Колесникова.

Это был ложный выпад, применяющийся в фехтовании. Бельчке отводил глаза. Он дал неверный адрес.

Зачем?

Эсэсовцы, помогая Колесникову одеваться, толковали что-то о том, что путь на Амштеттен забит. По магистральному шоссе сплошным потоком двигаются отходящие колонны войск и тыловые службы. Но при этом соблюдается строгая очередность. Вероятно, колонне машин Бельчке назначено выйти на магистральное шоссе проселками не раньше утра. Бельчке боится бомбежки. Отводя удар от себя, точнее, перенацеливая его, он, кроме того, выигрывает несколько часов на сборы.

В его положении это имеет значение.

Как возникла у него эта мысль? Экспромтом? Едва лишь увидел Колесникова в своем кабинете? Возможно. Хотя в тетради, в последней записи, есть, кажется, несколько слов о том, что подопытный девятьсот тринадцатый — разведчик, и это очень важно.

• Предыдущая
• 34/47
• Следующая