Под знаком Близнецов - Серова Марина Сергеевна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/46
• Следующая

– О будущем? – Катерина горько усмехнулась. – Нет у нас никакого будущего, Женя. Сейчас они еще немного поищут сокровища. Не найдут и очень сильно рассердятся. Тогда они придут сюда и всех вас убьют, а за меня возьмутся всерьез. И я все им расскажу…

Да, следует признать, что Гольцова права. Рано или поздно любого человека можно заставить говорить. Катерина и так держалась долго.

– Слушайте, а давайте отдадим им эти алмазы! Пусть подавятся! – подал голос Вася. – А в обмен пусть пообещают не убивать нас.

Отличная идея! И этот человек – учитель! Я уже хотела сказать педагогу все, что по этому поводу думаю, но меня опередила Катерина:

– Василий, ты спятил? Мы живы до тех пор, пока они ищут! Как только эти люди получат алмазы, мы трупы!

– А я видела, – встряла в разговор Маша. – У них уже бензин приготовлен – дом поджигать!

Жутко хотелось пить. Поэтому я подползла к собачьей поилке и жадно напилась оттуда. Кайф какой! Когда я подняла голову, то обнаружила, что все со странным выражением смотрят на меня.

– Ну и что? – сказала я. – Слюна собак – природный антисептик. Это всем известно.

Антисептик! Эврика!

Я судорожно захлопала по карманам моего залитого кровью камуфляжа. И наконец нашла то, о чем мечтала. Аптечка! Когда меня обыскивали, то отобрали нож, но никому не пришло в голову забрать у меня аптечку.

Открываем драгоценную коробочку. Так, пакет для перевязок, антидоты отложим в сторону, все еще не настолько плохо… Антибиотик… Есть! Обезболивающее в шприце-тюбике. Одна доза. Я обвела глазами свою команду. Альберт был бледен и едва держался на ногах. Василий выглядел ужасно – парню понадобятся услуги хорошего дантиста. Маша цела, на девушке ни царапины – вот что значит правильное поведение! Не надо провоцировать террористов… Гольцова пострадала больше всех.

Я оценивающе посмотрела на Катю… и вколола обезболивающее себе в бедро прямо через камуфляжные штаны. Никто не понял, что я сделала. А я мысленно извинилась перед Катей. Только я могу вытащить нас отсюда. И для этого я должна быть в хорошей форме. А остальным придется потерпеть…

Перевязочный материал я разделила на всех. Маша, как могла, перевязала нашу инвалидную команду. Я попросила девушку туго перевязать мне плечо. По-хорошему следовало обездвижить левую руку – при каждом движении простреленное плечо и сломанная ключица посылали волны обжигающей боли. И пусть обезболивающее скоро подействует, каждое движение левой руки будет стоить мне лишнего дня на больничной койке… но ведь на нее еще надо попасть! А с одной рукой мои шансы на это вдвое меньше. Так что придется потерпеть.

Я обошла комнату по периметру. Подергала дверь – заперто. Другого я и не ждала. Куда выходит эта стена? Может, пробить ее и выбраться наружу? Нет, слишком сложно. Никому из нас это сейчас не под силу…

Ну, попробуем тупо через окно. Надеюсь, у стариков хватает своих проблем, чтобы ставить кого-то охранять кучку полумертвых людей…

Я дернула раму, она открылась. Едва я взялась за подоконник, как тут же получила удар по пальцам дулом автомата. Да, недооценила я Давида. Однорукий Кабошон сторожил единственный выход. И пусть мы с ним теперь равноценная парочка, у него-то есть автомат, а у меня нет.

Я села на пол и задумалась. В голове моей крутились разные планы, но ни один из них не годился. Заманить Кабошона поближе к окну и прикончить? Тогда у нас будет оружие и выход на волю. Но ведь не пойдет наемник к окну, он же знает, чего от меня ждать…

– Женя, я бы пожал вашу руку, если бы мог! – неожиданно произнес Альберт.

– В другой раз, – ответила я, продумывая очередную комбинацию. – А за что именно?

И тут Альберт меня удивил:

– За то, что вы так быстро убили этого негодяя, Глеба.

Я отвлеклась от своих невеселых мыслей и присмотрелась к садовнику повнимательнее.

– Он собирался выдать Анечку и Антошу этим мерзавцам! Он почти это сделал. И если бы не вы…

Голос Альберта прервался судорожным рыданием. Катерина протянула здоровую руку и погладила садовника по седым волосам.

Я чего-то не понимаю?!

– У меня тоже есть тайна, Женя. Как и у всех в этом доме…

Ну-ка, ну-ка… Я уселась поудобнее.

– Именно я, а не покойный Макар Светозарович отец Антоши и Анечки.

Ничего себе… Такого я точно не ожидала!

– Катя, это правда? – спросила я. Василий и Маша тоже смотрели на эту сцену во все глаза. Подходящее время для подобных признаний! Хотя, если честно, у нас может и не быть другого…

Катерина кивнула, не поднимая головы.

– А зачем я, по-вашему, оставил блестящую карьеру в симфоническом оркестре областной филармонии? Ради того, чтобы быть со своими детьми! – гордо заявил Альберт.

– Но почему же вы столько лет морочили всем голову? Вы что – бомж или алкоголик? Почему вы не могли жить вместе?!

– Потому что мне не было восемнадцати, – ответила за него Катерина. – Папа никогда бы не простил человека, который обидел его девочку. Он был очень старомодных понятий…

Да уж! Мы заметили. Человек, который предал своих друзей, отправил их на мучительную смерть в руки мозамбикских повстанцев, был трогательно старомоден там, где дело касалось его собственной дочери…

– Мы познакомились на концерте, – светло улыбаясь воспоминаниям, проговорил Альберт. – Катя подарила мне цветы…

– Мне было шестнадцать. Мы встречались около года. А потом я поняла, что беременна, – Гольцова подняла голову. Судя по всему, для нее эти воспоминания не были такими светлыми… – Папа долго допытывался, кто виновник… Но я ему так и не сказала. Он бы попросту убил Альберта. Папа мог быть очень суровым.

– Я мечтал быть рядом с Катей, но не хотел для нее неприятностей, – продолжал Альберт. – Поэтому я нанялся садовником к Ивану Константиновичу. Попросил своих друзей по консерватории сделать мне фальшивые рекомендации… И с тех пор я здесь.

– Слушайте, а вам не обидно было, когда ваша любимая на ваших глазах вышла замуж за другого? Макар воспитывал ваших детей, а вы копали грядки?

Губы Альберта задрожали:

– Я надеялся, что Катенька будет счастлива с молодым мужчиной, своим ровесником. Кто я такой? Старый неудачник! А Макар был одаренный режиссер. Он только начинал блестящую карьеру… правда, он так ее и не сделал… Кстати, Макар совершенно не занимался воспитанием детей. Он их, по-моему, побаивался…

– Прекрасно его понимаю, – покачала головой я. Василий Светозарович кивнул, соглашаясь со мной.

– Они в безопасности, да? – спросила меня Катя.

– Они в бункере. Думаю, им там ничего не грозит.

– А… Ильич? Где собака?

Я подивилась, что в такую минуту Гольцова беспокоится о старом бульдоге, но ответила:

– Ильич с ними.

Катерина вздохнула с облегчением:

– Слава богу! Я так волновалась!

Я смотрела на Гольцову во все глаза.

– Мама! – завизжала вдруг Маша. На лице Гольцовой появилось выражение крайнего изумления. Я обернулась к окну. Что там еще такое?

– Господи… Дети говорили правду: негр в саду!

Из окна на нас смотрела физиономия чернокожего мужчины.

Окно распахнулось. Чернокожий незнакомец ловко взобрался на подоконник, таща за собой труп Кабошона. На шее наемника была затянута удавка, лицо посинело, язык вывалился изо рта. Маша громко взвизгнула. Незнакомец присел, выжидая. Но все было тихо, даже грохот наверху смолк.

– Не шумите! Я пришел вам помочь! – на чистейшем русском сообщил нам мужчина.

– Кто вы такой? – властно проговорила Катерина.

Чернокожий тип покосился на Гольцову и мягко произнес:

– Вообще-то я ваш брат, Катя.

За этим последовала немая сцена. Когда стало ясно, что она затягивается, я спросила:

– Как вас зовут?

– Калаш, – бесхитростно ответил незнакомец. – Если по-русски, то Калаш Владимирович Береговой.

Ничего удивительного! После советского присутствия в странах Африки это имя было удивительно модным в семидесятые… «АК-47» до сих пор красуется на флаге Мозамбика, и не только его…

• Предыдущая
• 39/46
• Следующая