Из-за девчонки (сборник) - Туинов Евгений - Страница 38

• Предыдущая
• 38/64
• Следующая

– На холостяцких хлебах, – сухо заметила мама.

Лицо ее соскучилось: возможно, ей не понравилось слово „исхудал“, а может быть, она почувствовала, что бурная сцена эта нехороша уже тем, что происходит на людях, как бы напоказ. Не исключено также (впрочем, Игорь этого не видел), что Костя показал ей из-за спины кулак.

Год назад, перед Костиным отъездом, дело совсем уже шло к свадьбе, но, хорошенько разузнав о Шитанге, Ирочка решила повременить. Все ничего бы, но, бывая у них в гостях, она настойчиво повторяла (в шутку, конечно), что вот ее бросают, сдают в камеру хранения, с собой не берут, а Костя слушал и мрачнел. Наверное, в глубине души Ирочка испытывала неловкость, что тропики ее пугали, и пыталась переложить эту тяжесть на Костю, а Костя не возражал. „Если бы она тогда не струсила, – думал Игорь, – все было бы наверняка по-другому и с Костей бы ничего не случилось. Возможно, он и лез во все дебри очертя голову оттого лишь, что ему было на себя наплевать“.

Наконец Ирочка отпустила Костю, отступила на шаг, медленно села в кресло, как будто бы ноги отказывались ее держать. Костя стоял без движения, галстук его сбился набок, руки висели как плети.

– Негодник, не писал целый год! – с ласковой укоризной сказала ему Ирочка. – Чем я перед тобой провинилась? Вела себя как паинька, вот можешь у Нины спросить.

Ирочка работала в деканате того самого факультета, на котором училась Нина-маленькая.

– А что касается „холостяцких хлебов“, – блеснув своими тщательно подрисованными черными глазами, Ирочка повернулась к маме, – то, Нина Ивановна, Косте прекрасно известно, что мои кулинарные способности имеют свои пределы. Я не могу приготовить ни змеиное филе, ни салат из красных муравьев. Правда же, Костя?

– Да, ты права, – ответил Костя. – Тут андаманки дадут тебе сто очков вперед.

– Знаешь, что я придумала? – весело глядя на него снизу вверх, сказала Ирочка. – Ты весь горячий. Надо тебе за отпуск хорошенько остынуть. Хочешь, поедем с тобой в Карелию? В мае будет такая возможность.

– Прекрасная идея! – в тон ей ответил Костя. – Надо ее хорошо обсудить. Пойдем, я помогу тебе раздеться.

Он протянул Ирочке руку, она легко поднялась, с намерением еще раз его обнять, но он отстранился.

– А что сегодня будет? – посмотрев на Игоря, который прилаживал „экран“, спросила она. – Я, кажется, вовремя поспела?

– Удивительно вовремя, – ответил Костя и вывел ее в прихожую.

Стоя на стуле, Игорь посмотрел им вслед. „Из-за нее, из-за нее все случилось!“ – подумал он.

– Хорошая девушка, самостоятельная, – неуверенно проговорила мама, подойдя ближе к Игорю, чтобы ему помочь.

– Эх, мама, мама! – тихо сказал Игорь. – Я же тебя предупреждал.

– А что? Что такое? – с вызовом спросила мама. – Опять я что-нибудь не так сделала?

Минут через двадцать все было уже почти готово. Отец и Костя возились на кухне, обе Нины, большая и маленькая, носили блюда с закусками и ставили на обеденный стол. Он был придвинут к дивану, стоявшему у задней стены, чтобы никто не сидел спиной к „экрану“. В центре комнаты стояла бельевая тумба, на ней полуавтоматический проектор – единственная покупка Кости, которая напоминала о валютных заработках. К музыке Костя был решительно глух, и купить на каба-эйском рынке хоть завалященький японский магнитофон ему не пришло в голову. А все остальные его приобретения были – как бы это получше сказать?… – естественного происхождения. Меч рыбы-пилы висел на стене над телевизором. Стручок на шелковом шнуре – в прихожей у телефонного столика, на том самом месте, с которого была снята журнальная фотография. Бамбуковый пулемет грозно топорщился на шкафу. Коралловые ветки, раковины и прочие редкости рассредоточились по комнатам и сразу же привыкли к своим местам. Одни лишь кокосы, до которых у Кости не доходили руки, валялись, перекатываясь по полу, и то и дело оказывались у дверей, где кто-нибудь о них спотыкался.

Игорь слонялся по квартире без дела. На душе у него было пасмурно. Желтая тень висела под белым потолком квартиры, и эта тень была – Костина болезнь. „Нет, этого не может быть! – успокаивая себя, думал Игорь. – Все слишком хорошо, так не бывает, когда хорошо“.

Костя подавал ему знаки, чтобы он отправлялся за Соней, но Игорь не решался: интуиция подсказывала ему, что все кончится „кипежем“, а Ирочкин приход только усугубил обстановку.

Ирочка настроилась было помогать мужчинам на кухне, но Костя без церемоний выставил ее вон. Тогда она принялась за Игоря:

– Что с тобой, Игорек? Ты сегодня какой-то подавленный. Неприятности в школе?

Игорь пристально посмотрел на нее. На Ирочке было платье столь совершенное, что казалось явлением природы, – черное, с яркими красными цветами, напоминавшими разом и о горестях разлуки, и о неистребимом жизнелюбии. Ожерелье из крупных гранатов, явно фамильного происхождения, очень шло Ирочке и подчеркивало ее кастильскую красоту. Впервые Игорь со смутным беспокойством подумал, что Соня одевается не так уж безукоризненно, и было бы много лучше, если бы свои платья шила она сама. Наталья Витальевна была слишком щедра на „беечки“: самое слово это Игорь впервые услыхал в доме Мартышкиных. „А можно без беечки?“ – спрашивала Соня, примеряя новое платье. „Нельзя“, – категорически отвечала Сонина мама, как будто речь шла о нарушении этических норм.

– Так что с тобой, Игорек? – допытывалась Ирочка.

– А-а, голова что-то болит, – пробормотал он, краснея.

– Да, да, конечно, столько впечатлений, – поддакнула Ирочка и, чем-то озабоченная, стала ходить за ним из комнаты в комнату по пятам. – Вы что, кого-нибудь ждете?

– Нет, никого, – ответил Игорь и снова покраснел.

Ирочка испытующе на него посмотрела, катнула ногой, обутой в вечернюю туфельку, желтый кокос.

– О боже мой! – сморщив нос, сказала она. – Повсюду эти жуткие печати. Зачем это, а?

– Вывоз семян запрещен, – коротко объяснил Игорь.

– Ну так что же?

– А Косте разрешили. Это печать департамента ирригации.

Он поднял кокос и перенес его на другое место, подальше от ее нарядных туфель.

Ирочка опять пошла за ним. Божок, стоявший на маленьком столике в углу, ее заинтересовал.

– Ой, что это?! – воскликнула она. – Какой этруск прелестный!

Игорь едва успел перехватить ее пухлую руку, протянувшуюся к божку. При этом он с удивлением отметил: слово „этруск“ поразительно точное, насколько он смог судить, – такого же, с оплывшим животом, толстяка он видел на фотографии этрусского надгробья, – и не мог не позавидовать Ирочкиной зоркости. Вообще… вообще они были в чем-то близки, он и Ирочка, это витало в воздухе, хотя никем никогда не формулировалось. В лучшие времена Ирочка с ним часто беседовала, ей сразу удалось найти верный тон старшей сестры. У Нины-маленькой это получалось намного хуже.

Как бы то ни было, он поспешно и не совсем вежливо схватил свое сокровище и сунул в нагрудный карман рубашки: божка он берег для Сони, как Костя берег для него самого.

Ирочка с удивлением на него посмотрела, но ничего не сказала.

– Не понимаю этих дурацких предрассудков, – с неожиданной злостью заговорила она после паузы. – Отчего, когда люди собираются вместе, они тут же начинают готовить еду?

Это был риторический вопрос, и Игорь смолчал.

– Ну, добро бы в старые времена, – говорила Ирочка, расхаживая по комнате, как чайка. Да, она была похожа на чайку в своем цыганском платье и дорогих гранатовых бусах: и профиль у нее был чаячий, и озабоченные движения головы, и походка, и выражение круглых глаз. Должно быть, она любила и умела злиться, а веселенькой становилась только напоказ. – Добро бы в старые времена, когда обильная еда сама по себе была праздником, когда даже вид накрытого стола вызывал оживление. Теперь же каждый у себя дома может покушать не хуже, притом по собственному вкусу, ничью стряпню не расхваливая. Не понимаю, не понимаю! Вместо того чтобы смотреть друг на друга, кто-то нас заставляет с неестественным азартом поедать чужие винегреты, пачкаться в жиру, любоваться коллективным ковырянием в зубах. Да еще пить вино – и тоже в принудительном порядке. Я не права, Игорек? Или ты любитель застолий?

• Предыдущая
• 38/64
• Следующая