Молчание леди - Куксон Кэтрин - Страница 20
- Предыдущая
- 20/77
- Следующая
Он жил по своеобразному расписанию. В пять прилавок убирался. Он никогда не делал это сам, во всяком случае, пока я жила там. К шести он уже был умыт и одет для выхода. Бывали дни, когда он возвращался около девяти. В противном случае он обычно предупреждал: «Не жди меня. Мне ничего не понадобится». Не думаю, что он когда-нибудь за свою жизнь сказал «пожалуйста» или «спасибо». И он всегда давал мне почувствовать, что я незначительное существо, просто кто-то для уборки дома, стирки и готовки. Иногда, насколько я знала, он не возвращался до двенадцати часов, и мне всегда было интересно, что же он делал. Но все те годы я ни разу не видела его пьяным, хотя я, конечно, не знала, каким он возвращался в позднее время. Случилось так, что его осмотрел врач, и это врач сказал мне, что у него какая-то смертельная болезнь. Потом я узнала, что эту болезнь называют лейкемией. Что-то там с кровью. Что было очень странным, он не разрешал мне обмывать его. Я только протирала фланелью его лицо в те дни, когда ему было совсем плохо. Вскоре после того, как он слег… — Она замолчала, а потом спросила: — Тебе интересно, девочка? — А когда Рини утвердительно кивнула, она продолжила: — Ну и хорошо. Как я говорила, он уже некоторое время был прикован к постели, когда позвал человека, управлявшегося в лавке, и велел ему продолжать работу. Но сначала он передал ему письмо, которое тот должен был отнести на склад некоему мистеру Уэйру. В тот же вечер он сказал мне: «Я хочу, чтобы ты ушла в свою комнату и не выходила оттуда. У меня будет гость. Он сможет сам попасть в дом — у него есть ключ». Я просто смотрела на него и молчала, а он прокаркал:
«Ты слышишь, что я говорю? Я говорю, что ты не должна показываться. Сиди в своей комнате до его ухода. Навостри уши, и ты услышишь, как он уйдет. Теперь поняла?»
Не сказав ни слова, я вышла. Более чем через час я услышала, как кто-то поднимается вверх по лестнице. Прошло более двух часов, и я услышала шаги человека, спускавшегося по лестнице. В окно я не увидела ни такси, ни другой машины. На следующий день он послал за своим стряпчим, который привел с собой двух клерков. Ну, поскольку они сидели у него довольно долго, я пошла и постучала в дверь, потом открыла ее и уже собиралась спросить, не хотят ли они чаю, когда с кровати раздался рев: «Убирайся!»
Я, бросив лишь один взгляд, увидела, что по кровати разбросаны листы бумаги и что-то наподобие пергаментных свитков, а стряпчий сидел в кресле у кровати и рядом с ним стояли клерки.
Я не очень тихо закрыла дверь. Иногда я считала его свиньей, и это был как раз такой случай. Я забыла о том, что он был так добр, что приютил меня. Однако он никогда особо не спешил оплачивать мою работу. А на следующий день, когда я вошла в его комнату, он передал мне запечатанный конверт, на котором стояло только имя — «Мистер Уэйр», и сказал: «Отнеси это на склад как можно быстрее». Я спустилась вниз и уже собиралась взять накидку и набросить ее на себя, когда позвонили в дверь. Это был врач — приятный и вежливый человек, среднего возраста и очень добрый. Я проводила его наверх, открыла перед ним дверь и отошла в сторону, пропуская его вперед. Потом мы оба удивленно вскрикнули. На кровати никого не было, а, насколько я знала, мистер Макинтайр уже несколько недель не мог встать с нее. Но потом мы увидели его. Он скрючился на половике у кровати и — подумать только! — в руке он держал открытый складной нож. Это был один из тех ножей, ну, знаешь, какие бывают у скаутов, у них помимо лезвия есть еще отвертка и пилка. Но в данном случае было видно только лезвие. Хозяин крепко сжимал этот нож, а доктор, когда перевернул его, воскликнул: «Боже мой, с ним случился удар! Что же заставило его встать с постели?»
Я помогла перенести его скрюченное тело на кровать, а ноша не была легкой, и доктор сказал: «Это уж точно его доконает».
Осмотр показал, что у мистера Макинтайра действительно случился удар, и у него была парализована вся левая сторона тела. Его лицо было перекошено, и он не мог говорить.
«Одна вы с ним больше не справитесь, — сказал доктор. — Ему потребуется сиделка. Я займусь этим с утра. Пусть лежит так до утра, он не причинит себе вреда. Только не надо его волновать, пытаясь заставить его заговорить. А сама вы продержитесь эту ночь? Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто посидел бы здесь с вами?»
«Нет, мне не понадобится ничья помощь, — ответила я. — Я справлюсь, доктор. Я же присматривала за ним до сих пор».
«Это действительно так, — сказал он, — и это было бы тяжело для любого, не говоря уж о вас, с вашим-то ростом».
Должна сказать тебе, Рини, что это была самая беспокойная и страшная ночь в моей жизни из всех, и до того, как я покинула Ливерпуль, и после. Следует отметить, что у меня было несколько страшных ночей. Когда-то на дороге я много раз пугалась до смерти, но не было ничего страшнее той ночи, когда он умирал на моих глазах. А именно это и происходило той ночью, а я тогда еще этого не понимала. Он все время приоткрывал правый глаз и смотрел на меня, будто хотел, чтобы я что-то сделала. А я вспомнила, что в последние два-три дня, когда тот задыхался, то время от времени указывал на металлические прутья спинки в изножье кровати и дважды произносил слово «линолеум»; один раз мне показалось, что он сказал: «Подними линолеум». Поэтому после того, как он уснул, я подняла половик у изножья кровати. Я не увидела никакой щели в линолеуме. Потом я осмотрела его по краю, но он всюду был аккуратно подоткнут под плинтусы, которые слегка усохли и отошли от стены приблизительно на сантиметр. Но линолеум был абсолютно целый. Однако мне было совершенно ясно, что он хотел добраться с ножом до этого линолеума. Но зачем? Потом я подумала о том, как он лежал: возможно, он указывал на окно. Что-то было под подоконником? Тогда я обследовала там все и увидела небольшой зазор между кирпичами и деревянным подоконником. Я засунула туда палец, но там ничего не было. Как бы то ни было, я, похоже, задремала, а когда проснулась, то уже не было необходимости задавать вопросы: его голова была неестественно вывернута, и я поняла, что он мертв. Четырьмя днями позже его похоронили. И в течение всего этого времени я, покрываясь испариной, с ужасом думала о том, что теперь будет, хотя и скопила несколько шиллингов. Думала, что опять окажусь на улице, потому что и представить себе не могла, что он что-то отпишет мне, упомянет меня в своем завещании.
Он был нехорошим человеком, и именно эти слова, Рини, сказал мне стряпчий в день похорон. Он сказал: «Ваш хозяин, мисс Морган, был не очень хорошим человеком, к сожалению».
«О, я знаю это», — отозвалась я.
«Хорошо, подойдите сюда и сядьте, моя дорогая, — сказал он, и я помню, как этот добрый человек подвел меня к кухонному столу и мы оба сели. — Он не оставил вас без ничего, — добавил он. — Я не знаю, обрадуетесь вы или нет, но он завещал вам этот дом».
Я затаила дыхание, а потом переспросила:
«Что? Он оставил мне дом?»
«Да, он оставил вам дом, но ни пенни на его содержание. Он считал, что это небольшое дельце — продажа овощей и фруктов — позволит вам зарабатывать достаточно, чтобы содержать дом. Я даже рискнул предложить ему оставить вам хоть небольшую сумму, но он чуть не укусил меня и сказал, что вы не будете знать, что делать с деньгами».
Полагаю, что этот добрый человек не все сказал, утаил кое-что, потому что мистер Макинтайр наверняка добавил: «Потому что она тупица». Но дело в том, что я просто не находила слов. Я не могла сказать ему, что я в этот момент думала или что поняла из бумаг. Он не дал мне на это времени. Потом стряпчий еще больше удивил меня. Он сказал:
«Вы можете не поверить, но мистер Макинтайр умер очень богатым человеком».
«Богатым?» — повторила я.
«Да, — подтвердил он, — очень богатым. Боюсь, у вашего хозяина была и другая жизнь».
— Я помню, — туг она рассмеялась, — как наивно спросила: «Ну а что он делал во второй?»
А стряпчий рассмеялся и сказал:
- Предыдущая
- 20/77
- Следующая
