Окно в природу - Песков Василий Михайлович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/40
- Следующая
— Мы слыхали, у вас тут русалки и ведьмы водятся…
Мальчишки переглянулись и прыснули.
Записывая в блокнот имена ребятишек, я спросил, а знают ли они местных ребят: Федю, Павла, Костю, Илюшу…
— Это кто же? — насторожился старший. И тут же сообразил: — А-а, знаю! «Бежин луг», да?
И все остальные догадались, в чем дело.
Мальчишки попросили автомобильный насос: получше накачать шину. Они деловито по очереди сопели, пинали шину босыми пятками. И потом мы с бугра наблюдали, как мелькали в кустах белые головы и слышались звонкие шлепки ладоней по шине.
Я подумал: тургеневские мальчишки стали ведь взрослыми, у них были дети и внуки. Этим нынешним ребятишкам они приходятся прадедами… А луг все тот же. Большой предвечерний луг дымился в долине. По-прежнему кричали два коростеля, лениво наклонялись к траве телята. Вечно молодой луг…
Первый раз я был на Бежином лугу ровно пятьдесят лет назад и написал эту заметку для нашей газеты. Позже четыре раза заглядывал на это прославленное Тургеневым место, известное теперь каждому школьнику.
В эту осень мы с другом, редактором журнала «Муравейник» Николаем Старченко, поехали в Тульскую область по делу, получив известие: «на речке Снежеди, текущей по знаменитому лугу, можно восстановить водяную мельницу», и просили о поддержке. Мы сразу позвонили в Саранск мастерам, которые могут взяться за это непростое по нынешним временам дело. Через два дня мы с Николаем уже ехали в тульские земли, из Саранска ехал на машине главный мастер-реставратор Анатолий Митронькин. Утром мы встретились еще с двумя энтузиастами строительства водяной мельницы — руководителем отдела культуры в администрации Чернского района Тульской области Владимиром Зайцевым и главой частного сельского предприятия «Тургенево» Ольгой Орловской, которая решила пожертвовать личные средства на строительство мельницы.
Вместе мы осмотрели место, где раньше стояла мельница, нашли засыпанный землею старый жёрнов, кто-то из местных жителей привел девяностотрехлетнюю Лидию Кузьминичну Чаадаеву, хорошо помнившую последнюю из мельниц, стоявшую на Снежеди, текущей через Бежин луг.
За деревенским столом с грибами, помидорами, яблоками, гусятиной и квасом, которыми угощала приехавших Ольга Николаевна, говорили о мельнице, о ее облике и назначении. Главою проекта будет Владимир Зайцев; финансовое обеспечение — Ольги Орловской; строительство будет вестись под руководством Анатолия Митронькина (реставрационные мастерские в Саранске); информационное обеспечение поручается Василию Пескову («Комсомольская правда») и Николаю Старченко (журнал «Муравейник»).
«Будем стараться, чтобы мельница была готова к юбилею Тургенева».
Все, конечно, понимали, что дело решает участие в проекте Ольги Николаевны Орловской. Сама она сказала: «Тургенев любил прославленные им места, и мы должны их беречь как очень важные в жизни ценности».
Я знал Егора Иваныча…
— Да-а… — протяжно философствует Егор Иваныч, заводя в оглоблю Чалого — меринка. — Езжу теперь на телеге. А ведь было время — летав. Был я стрелком-радистом. Но с чего-то стал заикаться. Який же радист с заики — списалы!
Сделался я шофёром. Дюже много поездил. С геологами. Воны на месте не посидять. Ну и я с ними усю Азию сколесив. Геологи много всякой руды нашукали. А я — радикулит. Вот теперь на телегу переключился. Для мягкости со старой машины сиденье приспособил. И ничего — жизнь идее…
Все это Егор Иваныч говорит неторопливо, подтягивая ремешки сбруи. Знакомство с лошадью началось у него с происшествия. Кобылка по имени Майка имела привычку лягаться. И достала сидевшего на телеге Егора Иваныча копытом.
— Ума не приложу, ну як це случилось, как раз по нижней губе. Ну прямо как боевое ранение.
— Но-но!.. Я тебя научу, я тебя воспитаю, — любимой присказкой погоняет Егор Иваныч неторопливо идущего Чалого.
Дорога тянется вдоль опушки. Слева — лес, справа — степь.
Прокалённая, залитая светом равнина желтеет щетиной жнивья, цветами подсолнухов; по полю, где убран горох, ходят семь журавлей. Попозже в эти места соберутся, готовясь к отлету, более сотни старых и молодых птиц. Теперь же из леса на поле летают кормиться несколько здешних семей. На закате журавли неторопливо, невысоко перелетают в болотные крепи, чтобы утром вернуться снова на поле. Журавли нас заметили, но, не тревожась, продолжают кормиться.
— Подывитесь… — показал кнутовищем Егор Иваныч на просяное поле. По нему в сторону журавлей крался лисёнок.
В бинокль было видно, как он старается и какие страсти охотника бурлят в молодом неопытном тельце. Осторожно подняв мордочку с высунутым языком, лисёнок разглядывал журавлей и потом опять крался по невысокому, подпаленному жаром просу. Опасность журавлям не грозила. На открытом пространстве они вовремя увидели незадачливого охотника и лишь чуть отлетели. Лисёнок с азартом подростка метнулся в их сторону, но тут же почувствовал, что сам-то он виден со всех сторон. Обнаружив сзади повозку, он кинулся к лесу, и лес мгновенно сделал его невидимым…
Степная жизнь тоже льнёт к древостою. На суках засохших дубов видим горлинок. Канюкам удобно с деревьев высматривать в поле мышей. Спугнули с одиноко стоящей сосны в засаде сидевшего ястреба…
Чёткой границы у лета и осени нет. Зной летний, но в гриве опушки уже появились намёки на близкие перемены — по крутой зелени кое-где выступает багряный румянец вязов и диких груш.
Всё созрело в лесу. Прямо возле дороги, остановившись, собираем сизую ежевику. И то и дело проезжаем места с острым запахом диких яблок. Даже Чалого этого запах волнует, он замедляет вдруг ход и тянет ноздрями воздух.
Ругнув радикулит, Егор Иваныч слезает с возка, и мы идём на опушку. Земля под густой приземистой яблонькой похожа на солнечный круг. Недавняя буря стряхнула созревшие белые яблочки, и пока что это лесное богатство не потревожено ни оленями, ни кабанами.
Яблочки нестерпимо кислые, твёрдые. Егор Иваныч морщится так, что конец его чумацкого уса попадает между губами. Он снимает фуражку, наполняет её яблоками и несёт Чалому.
— Я тебя научу… Ну-ка, попробуй…
Лошадь жадно ест яблоки. Я предлагаю её распрячь и сводить прямо к яблоням.
— Ну что ж, давайте поекспериментируем, — соглашается Егор Иваныч.
Коротаем дорожное время за разговором. Егор Иваныч обладает редкостным даром весёлого, неунывающего человека. Даже несмешные вроде бы стороны бытия он преподносит так, что друзья его, лесники, собираясь время от времени с одиноких своих кордонов в усадьбе, просят:
«Повеселил бы душу, Егор…»
— Я как Тёркин, вспоминаю что-нибудь вроде бы несмешное, а воны за животы держатся.
— А лягушачья история… Правда ль, до «самой области» дело дошло? Говорят, прямо на лестницу в исполкоме лягушек повыпускал?
Егор Иваныч останавливает Чалого.
— Да не, Василий Михайлович, то всё брехня. Не областное то дело, районное. Воно как было… До работы тут у заповеднике промышлял я в соседнем районе лягушек. На експорт. Вы про то знаете. Ну, наловив я как-то две фляги…
Да, в яких молоко возють. Наловив, значить, а тут Франция чевой-то перестала их брать. Перебой який-то там вышел.
Ну шо робить? Я туды-сюды — не беруть! Я до председателя потребсоюза: «Товару, — говорю, — рублей на сто…» А вин, председатель, гадюка хитрючий, прижмурився, внимательно на меня смотрить: «А можа, они, Егор Иваныч, у тебя дохлые?..» Ну я сразу у кабинет флягу. «Ну якие же, — говорю, — воны дохлые — живые!» Открыл флягу, наклонил трохи, ну лягушки-то, волю почуяв, по кабинету прыг, прыг…
А председатель, оказалось, лягушек не любить, боится…
Матерь божия, якие кадры можно было бы снять для вашего «Мира животных»! Сам я смеюся редко. А уже там посмеялся. Плюнув на сто рублей, собрал живой свой товар и прямо к пруду».
- Предыдущая
- 29/40
- Следующая
