Исповедь монаха - Питерс Эллис - Страница 28
- Предыдущая
- 28/46
- Следующая
Кадфаэль прибавил шагу и поравнялся с Сенредом, шедшим в середине их небольшого отряда. Тот скользнул по нему взглядом и, узнав, кивнул в знак приветствия и даже как будто не удивился, увидев его здесь.
— Вам не стоило утруждать себя, святой брат, — только и сказал Сенред. — Мы бы и сами управились.
— Одним помощником больше — вреда не будет! — сказал Кадфаэль.
Вреда-то, может, и не будет, но и приглашения тоже не было. В таких делах всегда лучше обходиться без посторонних глаз и ушей. Но Сенред, похоже, не сильно обеспокоился нечаянным присутствием в отряде этого забредшего к нему в дом бенедиктинца. Сейчас он думал только о том, как бы поскорее найти Эдгиту — хорошо бы перехватить ее прежде, чем она доберется до Элфорда, а если для этого время уже упущено, то хотя бы предотвратить печальные последствия ее поступка. Вероятно, он был готов к тому, что в любую минуту может повстречать на дороге сына, скачущего во весь опор в Вайверс, чтобы помешать свадьбе, которая лишила бы его последних безумных надежд. Но они прошли уже больше мили, а вокруг по-прежнему была только глухая ночь.
Теперь дорога шла через редкий, чахлый перелесок. Приходилось ступать по небольшим, поросшим травой кочкам — корка снега была слишком тонкой, чтобы примять траву. Справа у тропы в одном месте возвышался небольшой холмик, почти неприметный и выделявшийся только более темным цветом, чем окружавшая его поверхность белесо-бурого, прихваченного морозцем торфяника. Сенред уже миновал его и шел дальше, но стоило Кадфаэлю замедлить шаг, как он тут же оказался возле него, чтобы посмотреть, что привлекло внимание монаха.
— Дайте сюда факел, быстро!
Желтый свет огня выхватил из темноты очертания лежащего навзничь тела — голова была отвернута в сторону от тропы, лицо припорошено снегом. Кадфаэль нагнулся и отер тончайшую ледяную вуаль с запрокинутого лица, глядящего вверх открытыми невидящими глазами с выражением испуга и удивления. Когда она падала, капюшон свалился с ее головы, и седые волосы еще больше побелели от снега. Она лежала на спине, слегка отклонившись вправо. Руки были подняты вверх и широко раскинуты, словно в отчаянной попытке отвести удар. На черный плащ легла нарядная снежная кисея, и только небольшое темное пятно на груди портило этот наряд — там, где снежинки, опускаясь на проступившую кровь, тут же таяли. По ее позе трудно было судить, когда настиг ее злодейский удар — на пути из дому или к дому, но Кадфаэль подумал, что, возможно, в последний момент она услышала, как кто-то подкрался к ней сзади и резко обернулась, вскинув руки, чтобы прикрыть голову. И потому нож, который уже был готов воткнуться сзади ей под ребра, вонзился в грудь. В такой мороз нельзя было даже приблизительно определить, когда наступила смерть.
— Господи помилуй! — ахнул Сенред. — Вот уж не думал, что мне доведется увидеть такое! За что?.. Да что бы она ни задумала, неужто не было другого способа помешать ей?
— Волкам и мороз не помеха, — мрачно заметил его управляющий. — Не пойму только, каким ветром их сюда занесло — богатой добычей у нас здесь вроде не пахнет. А гляньте-ка, ведь ничего и не взяли, даже плаща. Бездомные бродяги сняли бы все до последней нитки, это как пить дать!
— Да в наших краях таких и не водится, — покачал головой Сенред, — в чем — в чем, а в этом я уверен. Нет, тут все не так просто. Я бы много дал, чтобы узнать, в какую сторону она шла, когда ее настигла смерть.
— Возможно, мы найдем ответ, когда поднимем ее, — сказал Кадфаэль. — Что делать? Ей уже ничем не поможешь. Кто бы ни занес на нее руку, в своем черном деле он явно не новичок — второго удара не потребовалось. А следы на такой мерзлой земле искать бесполезно, хотя бы и снегом их не засыпало.
— Нужно отнести ее домой, — сурово сказал Сенред. — То-то горе будет для моей жены и сестрицы! Они ее любили, верили, как самим себе. Старая, преданная служанка, столько лет в доме! Ее ведь еще моя молодая мачеха с собой привела. Нет, такое не должно оставаться безнаказанным! Пошлем людей вперед, пусть проверят, была ли она в Элфорде, да поспрашивают — может, там о ней что знают. А может, там слыхали про разбойников, уж не наведались ли к нам часом из соседних мест. Хотя это вряд ли. Одемар на своих землях шалить не позволяет.
— Послать за носилками, господин? — спросил управляющий. — Вообще-то ноша не тяжела, можно по очереди нести ее на плаще.
— Да, ни к чему делать лишний путь. Но ты, Эдред, возьми с собой Иэна и ступай в Элфорд — разузнай там все как следует, может, кто ее видел или говорил с ней. Нет, постой, возьми-ка лучше двоих. Так-то оно надежнее, а то, чего доброго, и впрямь на дорогах шалят.
Управляющий почтительно выслушал распоряжения хозяина и, взяв один из факелов, тут же тронулся в путь. По тропе в сторону Элфорда запрыгал огонек, постепенно уменьшаясь, пока вовсе не исчез в ночи. Те же, кто остался, склонились над телом: нужно было повернуть его на бок, чтобы высвободить плащ и расстелить его на тропе. Несчастную подняли с земли и тут кое-что прояснилось.
— Э, да под ней снег! — вмиг заметил Кадфаэль. На снегу темнело мокрое, неправильной формы пятно — там, где остывающее тело плотнее всего соприкасалось с землей и растопило тонкий слой снега, но по краям его, под складками одежды, остался только чуть примятый снежный покров. — Она упала, когда землю уже припорошило. Значит, это случилось с ней на обратном пути.
Они подняли ее, легкую и покорную, холодную — но просто от мороза, а не от окоченения — и осторожно обвязали двумя-тремя ремнями и еще Кадфаэлевым веревочным поясом от рясы, чтобы сподручнее было ее нести. Так ее и доставили в Вайверс, вновь пройдя то расстояние, милю с небольшим, на какое они успели удалиться.
Дом не спал, никто не находил себе места, в волнении ожидая, чем закончатся поиски. Но вот одна из служанок увидела, как к воротам приближается небольшая скорбная процессия, и, заголосив, кинулась к Эмме. Когда тело Эдгиты внесли в дом, вся всполошенная голубятня была уже в сборе. Как и раньше, женщины испуганно сбились в тесную беспокойную кучку. Зная Эмму, всегда такую мягкую, добрую, покладистую, трудно было представить, что в подобной ситуации она способна проявить собранность и силу духа: ее быстрые, четкие команды сразу отбили у служанок охоту ударяться в слезы и заставили их заняться необходимыми траурными приготовлениями — убрать подобающим образом стол в одной из комнат, превратив его в импровизированный помост для покойницы, уложить ее так, чтобы она выглядела благопристойно, нагреть воды, достать из сундуков душистые льняные полотнища, в которые надлежало завернуть тело. Похоронные хлопоты придуманы неспроста — живым они нужны не меньше, чем мертвым: в тяжелый момент они помогают занять руки и голову, отвлечься от тягостных, терзающих душу раздумий и угрызений о том, что ты сделал что-то не так или не совсем так по отношению к усопшему, пока тот был еще жив. В нестройном гуле голосов, доносившихся из покойницкой, скоро почти исчезли надрывные, трагические нотки, и на смену им пришли печально-смиренные, почти успокаивающие интонации.
Наконец Эмма вышла в холл, где ее муж и все, кто был с ним, отогревали у огня замерзшие ноги и растирали онемевшие кисти рук.
— Сенред, да что же это делается? Кто мог решиться на такое?
Никто ей не ответил, да она и не ждала никакого ответа.
— Где вы нашли ее?
На этот вопрос ее муж, конечно, ответил, устало потирая изборожденный морщинами лоб:
— На полпути к Элфорду, по ближней дороге. Она лежала прямо возле тропы. И похоже, лежала недолго, под ней был снег. На нее напали, когда она уже возвращалась обратно.
— Думаешь, — сказала Эмма, понизив голос, — она была в Элфорде?
— Где же еще? Этой-то дорогой! Я послал туда Эдреда с людьми, он точно узнает, была она там или нет, и если была, то с кем говорила. Они, должно быть, через час вернутся, но с новостями или нет, бог весть!
Они оба старательно обходили суть дела и избегали упоминать Росселина или вслух высказывать причины, которые могли заставить Эдгиту мчаться куда-то среди ночи. И неспроста: слух о происшедшем переполошил весь Вайверс и достиг даже тех, кто работал в псарнях и на конюшнях и обычно узнавал обо всем в последнюю очередь; и теперь все без исключения обитатели манора, охваченные общей тревогой, собрались в доме. Домашние слуги сбивались в беспорядочные кучки в каждом углу просторного холла, а из-за их плеч робко выглядывали дворовые — им было не заставить себя вернуться к своим прямым обязанностям или, в конце-то концов, мирно отдыхать от дневных трудов, пока тут, в доме, не произойдет нечто такое, что расставило бы все по своим местам и позволило им разойтись со спокойной душой. Среди всей этой толпы по пальцам можно было пересчитать тех, кто пользовался безраздельным доверием своего господина и был посвящен в тайну запретной любви его сына Росселина, тем не менее многие наверняка уже смекнули, откуда ветер дует и почему Элисенду так поспешно выдают замуж. Так что в присутствии всей этой компании не следовало слишком распускать язык.
- Предыдущая
- 28/46
- Следующая
