Исповедь монаха - Питерс Эллис - Страница 19

• Предыдущая
• 19/46
• Следующая

— Никто, — лаконично ответил Росселин, а затем, смягчившись, пояснил: — Сам пришел — из любопытства.

— Вполне естественное побуждение, — согласился Кадфаэль. Ему ли не знать, сколь часто он сам впадал в тот же соблазн.

— Видишь ли, утром у меня никакой срочной работы не было, а Одемар сейчас занят с управляющим. Послушай, надо поскорее доставить этого брата в дом, там, по крайней мере, тепло. А не сходить ли за лошадью? Вот только сможем ли мы взгромоздить его на лошадь?

Хэлвин, вернувшись на землю из заоблачных далей, вдруг понял, что его обсуждают, словно он какой-то бесчувственный тюк, и счел себя оскорбленным.

— Благодарю, но я прекрасно могу идти сам, — сухо произнес он. — Не смею больше злоупотреблять вашей добротой.

Хэлвин перехватил костыли поудобнее и сделал первый неуверенный шаг. Кадфаэль и Росселин встали по обе стороны, готовясь подхватить его, если он оступится. Когда они добрались до ступенек у выхода из храма, Росселин зашел спереди, а Кадфаэль подстраховывал Хэлвина сзади. Однако тот, воодушевленный исполнением своего заветного желания, не хотел, чтобы ему помогали, и твердо решил проделать весь путь самостоятельно. Так они и брели потихоньку, благо спешить теперь было некуда, и Хэлвин три раза останавливался по дороге, чтобы передохнуть. Следовало отдать должное деликатности и душевной чуткости Росселина: всякий раз, когда Хэлвин стоял, тяжело навалившись на костыли, и собирался с силами, юноша не выказывал ни малейшего нетерпения и не лез с непрошеной помощью. Итак, Хэлвин вошел в кипящий утренней суетой двор на своих собственных ногах и уже из последних сил дотащился до домика. Едва оказавшись внутри, он буквально рухнул на тюфяк, в предвкушении заслуженного столь тяжким трудом блаженного отдыха.

Росселин не торопился покинуть их и вернуться к своим обязанностям.

— Стало быть, вам здесь больше нечего делать? — спросил он, наблюдая за Хэлвином, который пытался поудобнее устроить свои усталые искалеченные ноги. — А куда вы теперь пойдете? И когда? Надеюсь, не сегодня?

— Мы пойдем в Шрусбери, — отозвался Кадфаэль, — но сегодня… Нет, сегодня вряд ли. Ему следует денек отдохнуть. — Он посмотрел на полумертвое от усталости, но умиротворенное лицо Хэлвина, на его затуманенные глаза, и подумал, что тот уже почти спит. Пожалуй, это будет его самый спокойный сон за долгое-долгое время. Кадфаэль снова повернулся к Росселину. — Я видел тебя вчера с лордом Одемаром, а госпожа де Клари упоминала твое имя. Ты их родственник?

— Нет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был женат. Мой отец — его вассал, ну и, кроме того, они всегда дружили. Я здесь по приказу отца.

— Но против своей воли, — договорил за него Кадфаэль, руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша произнес последнюю фразу.

— Вот именно что против воли! — И Росселин сердито воззрился на свои сапоги.

— Все же мне кажется, — мягко заметил Кадфаэль, — тебе грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот лорд не в пример лучше многих.

— Да я и не спорю с этим, — великодушно согласился Росселин. — На него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно, что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и отослать из дома.

— И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого сына? — сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль, который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными вопросами.

И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын, которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый, приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:

— У него были причины. И ты правильно думаешь, что это были веские причины. Но не такой уж я непокорный сын, чтобы не повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут торчать, постараюсь провести время с пользой.

Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в грустную сторону. Некоторое время он сидел, молча раздумывая о чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном облачении и тонзуре Кадфаэля.

— Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской жизни, — со свойственной ему искренностью заговорил Росселин. — Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Не могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для таких людей. Скажи, я прав?

— Да, ты абсолютно прав, — основываясь на своем опыте ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.

— Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, — решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина почти двадцатилетней давности.

— Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно служение господу и является твоим истинным призванием, — с безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин, лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл глаза.

Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от неожиданности, когда она внезапно распахнулась. На пороге стоял Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.

— Чего это ты тут расселся? — с грубоватой простотой старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к Росселину. — Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит завтракать. Давай-ка, поторапливайся.

Нельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой. Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его. Тем не менее, он сразу поднялся и, вежливо поклонившись Кадфаэлю, не спеша вышел. Лотэр, стоя в открытых дверях, следил за ним, пока Росселин не начал подниматься по ступенькам хозяйского дома. «Наш цепной пес как всегда на страже, — подумал Кадфаэль, — только видать Лотэру и в голову не приходит, что следовало бы опасаться любознательности Росселина и особо за ним присматривать. Совершенно непонятно, почему Лотэр так разозлился и вроде бы даже чего-то испугался при виде этого мальчишки? Кто бы мог подумать, что потомок норманнов способен распалиться гневом?..»

• Предыдущая
• 19/46
• Следующая