Таящийся ужас 3 - Берк Джон - Страница 91

— Я так рада, что мы вернулись, — сказала она. — Отпуск для меня был чем-то нереальным.

Дом, в котором им предстояло жить, стоял особняком подобно другим домам, выстроившимся вдоль этой уединенной улицы. Прямо к входным дверям вела покрытая гравием дорожка для подъезда автомобилей. Таксисту наконец удалось довезти их до цели, и Силия возбужденно выскочила из машины.

— Наконец-то… — едва слышно пробормотала она.

— Устала, дорогая? — заботливо поинтересовался Арнольд.

Они прошли внутрь. Силия бродила по дому (супруг следовал за ней), и ее взору представала одна комната за другой. Арнольд любовался ее зрелой фигурой, всем своим существом также впитывая атмосферу нового жилья! Для него это было просторное и роскошное любовное гнездышко.

Так они дошли до спальни с овальной кроватью.

Силии пришла мысль о том, что именно сейчас, пока они еще молоды, ей следует забеременеть. Ведь семья сама по себе представляет целый мир, и этот дом, этот мир, заключенный в четырех его стенах, станет законченным и совершенным творением лишь тогда, когда из ее чрева появится на свет дитя.

В ту ночь супруги, лежа на овальной кровати, занимались любовью, а в последующие дни и недели Силия бродила по дому в ожидании того момента, когда станет ясно, что ей суждено стать матерью.

Арнольд занимался торговлей недвижимостью и каждое утро отправлялся в свой офис в Вест-Энде. Силия частенько стояла в дверях, укрытая падавшей с навеса над крыльцом тенью, и наблюдала, как он уезжает. В сад она спускалась редко и уж тем более почти никогда не выходила на улицу. Вот и сейчас она, провожая мужа, поднесла ладонь к животу, предвкушая тот момент, когда внутри него зашевелится новая жизнь. Даже возникни у нее такое желание, она и тогда не вышла бы из дома, опасаясь за благополучие будущего ребенка. Безопасность дитя значила для нее гораздо больше, чем собственное удовольствие. Она вернулась в дом и закрыла за собой дверь.

Вечером они с Арнольдом сидели перед телевизором.

— Слушай, давай куда-нибудь сходим, — предложил муж. Силия приложила ладонь ко лбу.

— Знаешь, дорогой, у меня что-то голова побаливает, — ответила она. — Давай лучше на следующей неделе, хорошо?

— Конечно, конечно, — поспешно проговорил, он, преисполненный заботой о жене. Когда же он в следующий раз выступил с аналогичным предложением, Силия ответила:

— Ну разумеется, скоро мы обязательно куда-нибудь выберемся. Но у нас такой чудесный дом — всякий раз так жалко его покидать, даже совсем ненадолго.

Арнольд окинул взглядом комнату. В свете телевизионного экрана она показалась ему загадочной, полной темных пустот.

— У тебя прекрасный вкус, — заметил он. — Никто бы не мог пожелать лучшего дома.

— Иногда я весь день напролет думаю о тебе, — сказала Силия, — как ты, словно раб, трудишься у себя в офисе. Как бы тебе, наверное, хотелось поскорее вернуться домой!

Они сомкнули руки и продолжали вместе смотреть телевизор. Дни шли своей чередой, и теперь Силия точно знала, что беременна.

— Теперь нам надо особо тщательно заботиться о тебе, — сказал Арнольд. Потом ненадолго умолк, погруженный в какие-то серьезные мысли. — И все же, — словно очнулся он, — мне кажется ненормальным, что мы все время сидим вот так взаперти. Надо хоть изредка выезжать, чтобы немного проветриться.

— Подумай о нашем младенце, — проговорила Силия.

— Тебе же самой пойдет на пользу, если мы время от времени станем выбираться из дома. Я не говорю, чтобы каждый вечер. Но ведь другие женщины ходят в театр, в кино, причем даже тогда, когда они беременны.

— Я не знаю, что делают другие женщины.

— И все же это неестественно, — повторил он.

— Неестественно? — переспросила Силия. — Да что может быть неестественнее нынешней жизни? Само существование здесь, в предместье Хэмпстеда, абсолютно противоестественно, и я благодарю Господа за это. Естественной жизнь может быть только в джунглях, и если тебе нравится жить в них, то значит ты и сам ничуть не лучше самого обыкновенного дикаря, и я совершила ужасную ошибку, выйдя за тебя замуж и позволив тебе стать отцом моего ребенка.

После этих слов Силия заплакала. Впрочем, она была незлопамятна и вскоре организовала для мужа партию в бридж. Для компании она пригласила еще одну молодую пару, но в середине игры неожиданно упала в обморок. Арнольд отнес ее на руках в постель и сам сел рядом, поглаживая ее по руке. Она не подавала признаков жизни и зашевелилась лишь тогда, когда он высказал намерение вызвать врача. Молодая пара, естественно, вскоре уехала, и в наступившей тишине Силия снова ожила.

— Я сделала все от меня зависящее, — сказала она. — Мне так хотелось доставить тебе радость. И вот, на тебе — подвела. Мне так стыдно.

— Я просто эгоистичный варвар, — с чувством сказал Арнольд.

— Видишь, как много для меня значит наше дитя. Нам нельзя относиться к этому спустя рукава. Просто мы не такие как все.

— Да, — согласился супруг.

Когда Арнольд в следующий раз выразил неудовольствие по поводу телевизора, Силия вынула колоду карт, и они сели играть в кункен.

— Если бы я заранее об этом подумала, — сказала она, — то пригласила бы твоих родителей.

— Мама не играет в бридж — она предпочитает раскладывать пасьянсы. Но они бы в любом случае не пришли. Папа очень плох. С каждым днем ему все хуже. Надо будет как-нибудь собраться и навестить их.

Вместо ответа Силия положила ладонь себе на живот; затем перетасовала и стала раздавать карты.

— А ты выигрываешь, — заметила она. — Как хорошо у тебя получается. Насколько здесь спокойнее, когда сидишь вот так вдвоем. Не люблю вечеринки. Это вульгарно. Мне хорошо и так, с тобой одним. И никто больше не нужен.

Ребенок в чреве Силии рос, зато здоровье старшего мистера Ландауэра продолжало ухудшаться.

За месяц до родов Силия заявила, что не может на целый день лишаться общества Арнольда. Он согласился на время до рождения ребенка переделать одну из комнат в восточном крыле дома под рабочий кабинет и заниматься в нем своими служебными делами. Комната по соседству была отведена под его спальню: там он и отдыхал, предоставив овальную кровать исключительно в распоряжение Силии.

Когда до родов оставались считанные дни, миссис Ландауэр переехала жить к ним — для нее подготовили комнату в западном крыле дома. Рождение внука прошло в ее присутствии. Час спустя ее попросили к телефону: сообщение о кончине мужа она восприняла одновременно с пронзительно звеневшим в ушах криком новорожденного.

— Нам надо поберечь бедную Силию, — сказала миссис Ландауэр. — Пусть пока ничего не знает. Она так слаба.

Со слезами на глазах она стала прощаться с невесткой.

— Что случилось? — встревоженно спросила та.

— Мне не хотелось бы огорчать тебя, — сказала миссис Ландауэр, — но, наверное, я не смогу скрыть этого. Мой дорогой муж — да сохранит Господь его душу — только что скончался.

Миссис Ландауэр залилась слезами, а Силия посмотрела на новорожденного.

— Вы не должны уезжать, — наконец проговорила она. — Сейчас мы все здесь, под одной крышей: вся семья находится в этих стенах. Теперь вы должны постоянно жить с нами.

Так миссис Ландауэр осталась жить в западном крыле их особняка, куда было доставлено заблаговременно уложенное в гроб тело покойного.

— На кладбище поедем отсюда, — уведомила Силия миссис Ландауэр. — За гробом пойдет Арнольд. А вы останетесь со мной. Здесь же отслужим молебен, прочитаем каддиш по усопшему — наш дом станет домом скорби по нему.

Пока Силия наверху кормила младенца, миссис Ландауэр и Арнольд, сидя на жестких табуретах, принимали посетителей. На седьмой день, когда последний из них покинул особняк, Силия с ребенком на руках спустилась в холл.

— Ну вот, мы снова в своем доме, — произнесла она.

Арнольд огляделся. Это действительно был его дом, и он являлся его главой. В комнате, где стоял телевизор, в кресле сидела его мать, оплакивавшая постигшее ее горе, а соседнее крыло занимала жена с младенцем. Это была их семья, их мир. Его населяли две женщины, и каждая из них нуждалась в нем. В подобных условиях он, естественно, не мог позволить себе каждый день покидать дом и уезжать в свой офис в Вест-Энде, а потому продолжал заниматься делами в своем импровизированном кабинете в восточном, крыле здания.