Таящийся ужас 3 - Берк Джон - Страница 34

Содрогаясь от истерического смеха, я побрел в кухню и направился к двери черного хода. Справа от него находилось большое окно, через которое комнату проникал белесый лунный свет. Я попробовал запор. Святая Дева, он двигается! Внезапно смех застрял у меня в горле. Дверь не сдвинулась ни на миллиметр! Я толкал ее, пинал, колотил. Наконец, додумавшись обследовать дверную панель, я обнаружил, в чем заключалась ее загадка. Мои пальцы нащупали расположенные с ровными интервалами друг от друга чуть выступавшие шляпки гвоздей: кто-то отрезал мне путь к бегству!

Но зачем?

Погруженный в эти мысли, я расслышал звук колокольчика, доносившегося откуда-то с улицы. Я выглянул в окно. Надо же, каким странным кажется Лондон при лунном свете!

Я понял, что смотрю на один из районов Сити, о существовании которого никогда раньше даже не подозревал. Стоявшие напротив дома, казалось, вот-вот ворвутся в то помещение, где я находился, — настолько узкий проход был между строениями. Да и выглядели они впечатляюще: черные, местами украшенные диковинными узорами балки, нависавший у меня над головой угрожающего вида фронтон, из-за которого можно было разглядеть лишь узкую полоску неба.

Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!

Снова тот же звон — на сей раз уже ближе, и на фоне его мне показалось, что я слышу скрежет и удары тяжелых колес о булыжную мостовую. Человеческий голос словно призывал кого-то — временами до меня доносились хриплые, монотонные звуки, хотя слов различить было невозможно.

Кому в Холборне вздумалось устраивать в такой час торговлю? Впрочем, он мог бы оказать мне помощь, только бы как-то привлечь к себе его внимание. Я вскарабкался на стоявший рядом с окном стол и выглянул наружу. В этом месте улица проходила ниже, чем перед фасадом здания, — прыгать неудобно, даже опасно.

Перед окном показалась телега, которую медленно тащила большая черная лошадь. Управлял ею мужчина, время от времени позванивавший в колокольчик и монотонно что-то выкрикивавший. Позади него на телеге сидел еще один человек, поза которого свидетельствовала о безграничном отчаянии.

Рядом со мной на столе стояла лампа, и, найдя еще одну спичку, я зажег ее и стал медленно водить перед окном из стороны в сторону. Вскоре они заметят меня, остановят телегу под окном и позволят мне спрыгнуть вниз, на чистую и вольную улицу. Все что угодно, только бы ни на секунду не оставаться в дьявольской тишине этого жуткого дома.

Ага! Он заметил меня и смотрел сейчас на окно. Что он кричит? Жестами я показал ему, чтобы он подъехал поближе.

Наконец слова его можно было расслышать. Я что, сошел с ума? Я ничего не знал про лежавшего в комнате мертвеца, так почему же он выкрикивает эти ужасные слова: «Выносите своего мертвеца! Выносите своего мертвеца!»

Он указал рукой на свою тяжелую телегу. Она была чем-то нагружена. Нагружена с верхом. Чем же? Я разглядел какую-то сплетенную, перепутавшуюся массу и в свете выглянувшей на мгновение луны с содроганием узнал в ней человеческие тела, причем некоторые из них были живы — пока!

Все еще с трудом соображая, что все это значит, я посмотрел в сторону черневших дверей дома напротив и судорожно сглотнул. Каждая дверь была помечена большим крестом — крестом отчаяния, крестом гуманности, крестом чумы!

Телега прогрохотала мимо, и я проводил ее взглядом. Осознание увиденного поразило меня. Неужели я ступил на триста лет назад, когда вломился в этот дом? Неужели я умер там, на улице, лежа под аркой и скрываясь от дождя? Неужели это мой ад? Но даже когда я обхватил руками свою истерзанную голову, до меня продолжало доноситься это омерзительное гудение.

Я опасливо подошел на цыпочках к кухонной двери и поднял лампу над головой. Доносившееся из мертвой комнаты жужжание стало громче. Мухи явно были разгневаны тем, что их лишили живой добычи, найти которую гораздо труднее, нежели мертвую!

Дышать было нечем, и мне захотелось пить. Я вспомнил про вино и еду на столе, но, взглянув на него, резко отпрянул. Неужели я действительно ел эту шевелящуюся массу белых червей? Или еда испортилась за те несколько минут, что меня не было в комнате?

Что-то с триумфом прогудело у меня над головой. Я повернулся и оцепенел от омерзения.

На разлагающемся куске лежавшего на столе мяса сидела громадная мясная муха и смотрела на меня. В ней явно было что-то зловещее. Потом к ней присоединилась еще одна, потом еще, еще… Я услышал знакомый гул, появившийся уже в гостиной.

Я повернул голову, уставился на дверь спальни и тут же завопил от ужаса. Из-под двери через небольшую щель в комнату буквально вливался бесконечный, извивающийся поток жирных, черных тел, каждое из которых своими размерами напоминало мускатный орех. Одна за другой мухи расправляли крылья и с жужжанием подлетали к столу, где садились и вонзали в меня свои взоры — неподвижная черная масса, возглавляемая тремя лидерами.

Жужжание заполнило тяжелую атмосферу комнаты; вскоре в нем появились новые нотки — почти ликующие, злорадно радующиеся тому, что им удалось перехитрить меня. Они собрались группами, явно ожидая сигнала к атаке, тогда как мне оставалось лишь ошеломленно наблюдать их жуткую дисциплину.

Когда последняя тварь наконец присоединилась к остальным, в комнате на мгновение воцарилась полная тишина, а затем вся масса разом поднялась в воздух, и по комнате заметалось эхо от резких, яростных движений их крыльев.

С диким воплем я уронил лампу и бросился на кухню, а надо мной и вокруг меня уже гудело и извивалось скопище пораженных болезнью паразитов, старавшихся сесть мне на лицо, шею и уши. Слепо отбиваясь от них, я вскочил на стол рядом с окном. До улицы было около пяти метров, но я уже не колебался. В доме была чума, и мухи разносили ее. Поглощенная мною пища была заражена — я даже ощутил появившуюся под мышкой опухоль и в тот же момент почувствовал приступ тошноты.

Я вышиб стекло и стал отчаянно, как маньяк, выламывать, выдавливать, выбивать из рамы его острые осколки. И все же мне удалось перехитрить эту проклятую напасть. Что ж, они смогут попировать на моем теле — но лишь после того, как я испущу дух.

— Выносите своего мертвеца! — закричал я. — Выносите своего мертвеца!

И очертя голову бросился из окна наружу.

На этом закончился рассказ бродяги, а доктор, которого я встретил у дверей больничной палаты, добавил кое-что от себя:

— Его подобрали на одной из улиц Холборна. Попал под грузовик, переломал ноги. Чуть не умер с голода, бедняга, ну и, конечно, умственное расстройство. Вбил себе в голову всю ту чушь, которую только что рассказал вам, и никак не хочет с ней расстаться.

Придя в тот вечер домой, я почему-то задумался над этой «чушью». В той части Холборна, которую указывал подобравший бродягу водитель «скорой помощи», нет и в помине того дома, который он описал, но один хорошо информированный человек сообщил мне, что дорога там пересекает то место, где находилась одна из многих — общих могил, в которые закапывали умерших от Великой Чумы.

Я сидел в маленькой гостиной и терпеливо дожидался того момента, когда жена наконец уляжется в постель. Наконец до меня донесся ее храп, показавшийся мне ровным и преисполненным какого-то блаженства. Я про себя досчитал до десяти — я всегда так делаю, чтобы успокоить бешеное биение сердца. Потом встал и прошел на кухню.

Из жилетного кармашка я извлек четыре маленьких пакетика с белым порошком, одновременно напевая себе под нос веселенький мотивчик. О тишине теперь можно было не беспокоиться. Раз уж моя жена отправилась в Страну снов, никакая сила на свете не способна была пробудить ее, разве что звонок на обед. Я выложил пакетики на кухонный стол, а из другого кармана извлек клочок бумаги, на который аккуратно переписал необходимые инструкции.